Не всякому артисту судьба даст возможность сыграть Георгия Гурджиева, Марка Антония и пылкого испанского дона. Эммануилу Виторгану это удалось. «Баку» встретился с Виторганом в его культурном центре, чтобы поговорить о бакинском детстве, театре прошлом и будущем и о том, как хочется подурачиться.

Фото: Фахрия Мамедова

БАКУ: Вы родились в Баку. Что для вас значит этот город?

ЭММАНУИЛ ВИТОРГАН: Ну, что я могу сказать про город, в котором я был произведен на свет, в котором впервые прикоснулся к молоку мамы… Я даже путаюсь, о каком городе говорить. Тот, в котором я родился, – я прожил в нем очень недолго, всего лишь три года. Мои ранние детские воспоминания связаны только с одним событием: стоит военный эшелон, и папа, уже в форме, отправляется на фронт. Я не уверен, что не придумываю сейчас… Но мне кажется, я точно помню, что мама держала меня на руках, а мой старший брат стоял рядом. И подошли какие-то военные, увели папу и сказали, что ни на какой фронт он не поедет. Что он останется и будет делать самое главное, что существует, – хлеб. Папа окончил Одесский мукомольный институт.

Тот город я, конечно, не помню. Но когда впоследствии я появлялся в Баку в связи с киношными и прочими делами, город на меня производил впечатление некоторой неухоженности – в Советском Союзе в те годы вообще было мрачновато. Тем не менее у меня всегда было к городу какое-то родственное чувство. Сначала я его почти не ощущал, а сегодня у меня ощущение, будто я всю жизнь прожил в Баку. И с каждым приездом мы с супругой получаем колоссальное удовольствие – от общения, от чистоты, от зданий и дорог. Я, поверьте, побывал, наверное, во всех городах бывшего СССР, но города, более насыщенного добротой, улыбчивостью и нежностью, не видел – хотя ко мне всюду относятся хорошо. В общем, сегодня для меня Баку – это родина. Простите за громкие слова. Я прилетаю в Баку и начинаю иначе дышать.

БАКУ: Часто приезжаете?

Э.В.: Стараюсь как можно чаще. Вообще, знаете, когда моя супруга впервые оказалась в Баку, она просто ахнула: город, люди произвели на нее колоссальное впечатление. Поверьте, я не преувеличиваю. И вообще не очень умею врать – когда пытаюсь соврать, сразу начинаю смеяться.

БАКУ: Удивительно в таком случае, что вы решили стать актером.

Э.В.: Да, действительно (смеется). Столько жизней довелось прожить… Но, знаете, с годами я стал ленивее. Больше того, в последнее время мне все больше хочется почитать или посмотреть, чем самому пребывать на сцене или на экране. У меня есть этому некоторое объяснение. Мне очень повезло в профессиональном смысле. Я поступил в Ленинградский театральный институт (ЛГИТМиК) после того, как меня не приняли ни в один из московских вузов. И, начиная с моих педагогов, мне посчастливилось встретиться в работе с уникальными людьми. Мой учитель Борис Вульфович Зон воспитал огромное количество великих: Алису Бруновну Фрейндлих, Сережу Юрского; Павел Кадочников тоже его ученик. В режиссуре мне тоже очень повезло: Товстоногов, Гончаров, Акимов и так далее. А сегодня… Это возраст, наверное, ворчливый я стал. В общем, я не вижу для себя возможности работы в театре, хотя многие приглашают.

БАКУ: Почему не видите?

Э.В.: Я не очень верю в сегодняшнюю режиссуру. Хожу, смотрю спектакли – что-то нравится, что-то нет. Я всегда захожу за кулисы и благодарю ребят, которые работали на сцене, – это труд в любом случае. Но мне кажется, что все стало значительно мельче. Такова моя личная точка зрения, с ней можно не соглашаться. Поэтому мне больше по душе полежать, почитать. На работу в кино иногда соглашаюсь: есть финансовая сторона, которая сегодня очень важна. С другой стороны, я никогда не знал, сколько у меня денег, – все отдавал супруге, и сегодня так же происходит. Конечно, запросы могут расти: сегодня тебя устраивает картошка, а завтра хочется кусок мяса. Но для меня, честно скажу, самой любимой едой с детства была именно картошка. Может быть, еще селедка. И, если выпивать, то водочка. И все, больше ничего не нужно.

БАКУ: Давайте все же вернемся к сцене. Вы же очень долго работали в театре. Что вас сейчас в нем не устраивает?

Э.В.: Когда я работал в Театре имени Станиславского, люди стояли в очереди до угла Садового кольца. Было очень много интересного, а сейчас…

БАКУ: Но сейчас тоже стоят очереди, театр вновь стал интересен людям. Люди ходят на Богомолова, на Серебренникова. Многие говорят, что появилось новое дыхание. Вам все это совсем не близко?

Э.В.: Да, те, кого вы назвали, хорошие, талантливые ребята. Но, понимаете, для меня содержание всегда было важнее формы. А сегодня, к огромному моему сожалению, формы стало больше, чем содержания. Аншлаги, людям нравится – слава богу, я только рад. Эти ребята – хотя им всем уже за 40 (смеется) – они встряхнули Москву, а может, и всю страну. До них был упадочный период в театре. Но в моей памяти великие старики: Черкасов, Толубеев, Симонов – и я ведь всех их знал! Лично был знаком! Представляете?

БАКУ: Не представляю.

Э.В.: Меня после института хотели взять в труппу Александринки, я много туда ходил – на спектакли, на репетиции. И вот на одном из спектаклей Николай Константинович Симонов – наш великий Петр I – вышел на сцену, и его повело. Он вообще любил закладывать за воротник, но из-за того, что здоровый, это обычно ему не мешало. А тут повело. Он взялся за кулису, и она метров с 70 рухнула. Занавес, зрительный зал гудит. И выходит на авансцену Леонид Сергеевич Вивьен – тогдашний руководитель театра, из бывших графьев. И говорит – никогда не забуду: «Уважаемые товарищи! Народный артист Союза Советских Социалистических Республик Николай Константинович Симонов пьян. Прошу получить билеты в кассах». (Смеется.) Симонова увольняют, но уже через несколько месяцев толпа вносит его в театр на руках.

БАКУ: Сейчас в театре ставят Владимира Сорокина, вновь часто обращаются к современным проблемам.

Э.В.: Да, очень часто. Но когда я сегодня смотрю «Женитьбу», мне странно, что один из актеров разрезает себе живот и вытаскивает оттуда сардельки. Я могу понять, что имеется в виду, но не понимаю зачем. Мне кажется, что слова Гоголя значительно важнее развлекательной формы. Еще раз скажу: не утверждаю, что прав. Чем разнообразнее форма, тем интереснее, но это совсем не мое. Кроме того, мне кажется, что мат сценическому действу противопоказан. Я совершенно убежден, что все необходимое можно сказать и без мата.

БАКУ: Так мат ведь запретили. И вообще театр пытаются регламентировать. Вот недавно Константин Райкин выступил по поводу нового витка цензуры…

Э.В.: Конечно, многое в театре надо сделать, но то, как набросились на Костю, – это, безусловно, недопустимо. Он человек, который родил театр, родил целый культурный институт. Он очень долго терпел, очень много сделал для страны. И даже если он в чем-то неправ, нельзя так обрушиваться на творческого человека. Я хочу сказать, что Костя гораздо умнее меня: я-то всегда был подчиненным, а он руководит целым театром.

БАКУ: Скажите, а в кино сегодня много предложений?

Э.В.: Слава богу, регулярно поступают. На что-то соглашаюсь, часто отказываюсь. И поражаюсь колоссальному количеству совершенно бездарных сценариев, принятых в производство. Но у меня и отношение сейчас другое, чем было раньше, более профессиональное. Уже нет былого желания прожить на экране какую-то конкретную жизнь, сыграть роль. И роли предлагают небольшие, соответственно возрасту. Оно и к лучшему, потому что с памятью стало хреново (улыбается). Я вообще поражаюсь условиям, в которых работают молодые артисты: репетиций в сериалах часто нет, получаешь текст почти прямо перед выходом на площадку. Я все жду, когда этот период в нашем кино закончится. С другой стороны, зарубежные сериалы сейчас просто потрясающие. Надеюсь, что и у нас наступит такое время.

БАКУ: Банальный вопрос, но все же: есть ли среди ваших полутораста киноработ любимая? Может быть, что-то не самое очевидное?

Э.В.: Знаете, для меня действительно ценны многие роли, которые не произвели сильного эффекта на зрителя, не остались в долгой памяти. Многие из таких работ делались большой кровью, нервотрепкой. В кино для меня очень ценна, наверное, роль в сериале «И это все о нем». Я там играл бывшего зека, это был для меня необычайно интересный материал. Я никогда не отказывался от отрицательных ролей. От положительных – часто, тем более что раньше положительные герои были вообще полными кретинами. А главное, с каждой отрицательной ролью мне хотелось, чтобы зрители поняли, что это не лучший способ проживания жизни. Что в тот короткий срок, который мы находимся здесь, нельзя делать гадостей.

БАКУ: Мы сейчас разговариваем в вашем культурном центре. Расскажите, что происходит в этом доме?

Э.В.: Здесь бывают люди самых разных профессий, и общение с ними для нас очень ценно. Мы хотим стать лучше, узнать то, чего не знали, и помочь тем, кто заслуживает помощи. Очень гордимся, что вытащили из тюрьмы пять человек, которые были несправедливо осуждены. Я звонил в Верховный суд, встретился с Верховным судьей Вячеславом Лебедевым, он очень тепло ко мне отнесся, очень помог – наверное, дело в моих фильмах… Но я должен сказать, что никогда не позволю себе ввязываться в подобные дела, если точно не уверен, что речь идет о несправедливости.

БАКУ: И все же вряд ли ваш центр занимается только правозащитной деятельностью.

Э.В.: Ну конечно! Здесь проходят спектакли, здесь мы поздравляем коллег с юбилеями… В этом доме сосредоточено такое количество доброты, вы не представляете. Мне даже неловко об этом говорить, но это правда. С другой стороны, я привык так жить. Все мои родственники всегда делились последним с нуждающимся. Видимо, это кровь, во мне это осталось.

БАКУ: У вас в культурном центре идет несколько спектаклей. Планируете что-то еще ставить?

Э.В.: Планирую, но никак не могу приступить. Хочется сделать двухактный спектакль по двум пьесам – никакой политики, очень дурашливый. Вообще мне сейчас почему-то хочется подурачиться.

Фото: Фахрия Мамедова