Рамиз Абуталыбов: картинки из прошлого

Первым человеком, который говорил со мной о прошлом, стала бабушка с маминой стороны. Она родилась в Ичери шехер в 1870 году и вспоминала, как ходила с соседками стирать белье на море, которое тогда плескалось у подножия Девичьей башни. С тех пор история для меня – не слова из учебника, а яркие картинки, оживающие в памяти.

Иллюстрация: Катя Толстая

Рамиз Абуталыбов - советский и азербайджанский дипломат. Дважды был командирован от СССР в штаб-квартиру ЮНЕСКО, где проработал в общей сложности больше 15 лет. Внес огромный вклад в изучение азербайджанской и русской эмиграции. Участвовал в подготовительных работах по включению во Всемирный список наследия ЮНЕСКО памятников культуры Азербайджана – Ичери шехер и мугама.

В конце XIX века бабушка стала свидетельницей того, как Баку из провинциального городка превратился в мегаполис. Предыстория такова: в 1859 году в столице губернии Шемахе произошло землетрясение, разрушившее город. Центр губернии перенесли в Баку, соответственно, и губерния стала называться Бакинской. Вскоре после этого в Баку начался нефтяной бум, и город стал расти еще быстрее. Сюда поехали жить и работать тысячи людей.

Среди них был и мой дед, родившийся в поселке Мехеммеди рядом с «горящей горой» Янардаг. Как многим коренным бакинцам, бабушке был не чужд снобизм, и она чувствовала некоторое превосходство над своим «деревенским» мужем. Хотя расстояние от Мехеммеди до Баку меньше 20 км.

Но гораздо больше, чем «деревенских», было приезжих из разных концов Российской империи и из-за рубежа. Именно тогда Баку, в котором еще недавно жили исключительно азербайджанцы, стал интернациональным городом.

Местные очень тепло приняли приезжих, несмотря на разницу в обычаях, культуре, языке – да во всем. Конечно, не обходилось без стычек и разочарований. Ведь кроме нефтяников, инженеров, врачей и учителей в Баку приехали и представители менее почтенных профессий. Так что если раньше, по словам бабушки, дома и даже магазины закрывались лишь на хлипкие дверные крючки, то теперь пришлось обзавестись амбарными замками. Но в целом отношения между обитателями резко выросшего города сложились хорошие. Взаимоуважение и доброжелательность стали неписаным законом.

***

Вновь прибывшие переселенцы искали жилье рядом со своими земляками – так в Баку появились национальные кварталы. Верхняя часть города осталась азербайджанской. Чуть ниже поселились евреи – ими было большинство бакинских докторов, так что в одном районе компактно проживали врачи самых разных специальностей. Улицу Бондарную (сегодня – проспект Физули) заняли горские евреи. Русские обосновались рядом с предприятиями по переработке нефти, как и иранские азербайджанцы.

Земляки моего деда из поселка Мехеммеди осели возле угольного рынка на бывшей улице Папанина. У нашей семьи, одну половину которой составляли купцы, а вторую – священнослужители, был большой дом. Но в 1937 году дядю с маминой стороны и деда по отцовской линии арестовали, а дом конфисковали.

Дядя и дед, к счастью, выжили. Более того, после реабилитации они выглядели лучше многих своих ровесников, оставшихся на воле. Дело в том, что дедушка, который окончил всего три класса, обладал прекрасным почерком. В лагере он был освобожден от тяжелой работы, потому что целыми днями писал за зеков письма. А дядя, который сел за увлечение генетикой, «продажной девкой империализма», и в Красноярском крае, куда его сослали, работал по своей специальности – агрономом. Он жил почти как свободный человек. Разумеется, обоим моим родственникам сказочно повезло.

Кстати, когда дядя вернулся в Баку после Сибири и нескольких лет, проведенных на азербайджанских «выселках», то защитил кандидатскую диссертацию – именно по той теме, за которую его посадили.

***

В том самом 1937-м, когда наша семья переживала вышеописанные потрясения, мои молодые родители поехали в Гянджу преподавать в сельхозинституте. Вскоре родился я. Через год мама с папой нашли работу в Баку и вернулись.

Поскольку дома у нас уже не было, они сняли квартиру на углу Советской и Второй Параллельной. Теперь на месте этого дома разбит Зимний парк. Здесь мы пережили войну, а в 1945-м переехали в другую съемную квартиру, на улицу Азизбекова, рядом с баней «Фантазия».

Мы жили в типичном бакинском дворе вместе с еще двумя семьями – русской и еврейской. Евреи, конечно, были врачами. Поскольку время было послевоенное, люди иногда уже могли позволить себе дорогую еду. И в нашем дворе была традиция: если в какой-то семье готовили вкусное, угощать следовало всех соседей. В любом случае скрыть, что у тебя на обед плов или шашлык, было невозможно – аромат стоял умопомрачительный.

***

Дочь врачей училась в консерватории, и в нашем дворе постоянно звучало фортепиано. Вообще, во времена моего детства и молодости редкого бакинского ребенка не учили музыке. Пианино стояло почти в каждом доме. Меня тоже отдали было в музыкальную школу, но слух у меня оказался неважным.

Культурная жизнь Баку 1950-х годов била ключом: постоянно шли интереснейшие спектакли и концерты. Дело в том, что Баку входил в пятерку советских городов, куда в первую очередь отправляли на гастроли лучших артистов: это Москва, Ленинград, Киев, мы и почему-то Кисловодск.

Молодежь (я в том числе) увлекалась джазом: это было модно и стильно. Многие чуть ли не каждую неделю ходили в филармонию и оперу. А моя мама обожала драмтеатр и постоянно таскала меня туда. Я к театру был, мягко говоря, равнодушен, но послушно шел: дисциплина у нас дома была железной.

Поскольку родители были строги со мной, иногда приходилось хитрить, чтобы добиться своего. Например, я любил читать, но меня заставляли делать уроки. Тогда я клал на стол учебник, а на колени – роман Фенимора Купера и читал его. Взрослые были уверены, что я усердно учусь. Купера сменил Дюма, затем настала очередь Мопассана и «Декамерона». Чтобы купить книги, надо было отстоять гигантскую очередь в магазин подписных изданий. Очередь начиналась от Парапета (сегодня – площадь Фонтанов) и жила своей жизнью даже по ночам, когда приходили дежурные сторожить свое место в ней.

***

«Все бакинцы были киноманами. Люди по 20 раз ходили на «Большой вальс», «Серенаду солнечной долины» и другие трофейные фильмы»

Иллюстрация: Катя Толстая

Все бакинцы были киноманами. Люди по 20 раз ходили на «Большой вальс», «Серенаду солнечной долины» и другие трофейные фильмы в Клуб моряков или в клуб «Заготзерно». При этом они зорко подмечали самые удачные детали в одежде героев, а потом использовали их. В 1955 году на экраны вышел бельгийский нуар под названием «Чайки умирают в гавани». Мы с друзьями с ума сходили по нему – так стильно там был одет герой! Все бакинцы подражали ему.

Да, почти все в Баку в те времена одевались хорошо, но некоторые – просто бесподобно. Это был, например, художник Мехти Гюмриев или пианист Владимир Владимиров по прозвищу Штатник: он был похож на персонажей американских фильмов. Еще одна признанная икона стиля – доктор наук, военный историк Хаджи-Мурат Ибрагимбейли, красавец, щеголь и сердцеед. По долгу службы он всегда носил военную форму, которая сидела на нем безупречно. Во-первых, Хаджи-Мурат шил ее на заказ, точно по фигуре. Во-вторых, уделял внимание деталям: приподнимал козырек фуражки, делал галифе особой формы. В сочетании с его харизмой получался блестящий результат.

Я помню фамилии многих выдающихся бакинских портных того времени: Черенков, Лозгачев, Садыхов. Рассказывали про мастера, который мог сшить костюм на глаз, без примерок. Он просто смотрел на человека пару минут, а через неделю отдавал ему готовый заказ. И костюм сидел идеально.

Но в послевоенное время подростки стеснялись носить новую одежду: не хотелось дразнить тех, кто таковой не имел. Помню, в конце 1940-х годов родители купили мне костюм фабрики «Большевичка». И я сначала носил новые костюмные брюки со старым пиджаком. Потом – новый пиджак со старыми брюками. И только через пару-тройку месяцев показался приятелям в условно новом костюме.

***

Целых 15 лет я каждый день ходил от улицы Азизбекова по одному и тому же маршруту – сначала в школу, а потом в университет, который располагался чуть дальше.

Своих школьных учителей я помню прекрасно: и Софью Моисеевну Фейгину, которая встретила меня в первом классе, и преподавателя русского языка и литературы Бориса Михайловича Айнемера. Когда мы принимались шуметь на уроках, он внезапно начинал читать наизусть стихи. Обычно это было что-то запрещенное (например, Есенин) либо любовная лирика (часто Маяковский). Конечно, мы тут же затихали.

Больше всего в школе мне нравилась история. Наша учительница Александра Кузьминична сумела привить классу интерес к предмету. Мы же были детьми войны, поэтому все связанное с боями и подвигами страшно нас интересовало. А Александра Кузьминична, давая материал, всегда рассказывала героические истории про участников событий.

Словом, на выпускных экзаменах я мечтал об историческим факультете. Однако родители были против: их не устраивало, что после истфака я пойду работать преподавателем. Тут уместно рассказать популярный бакинский анекдот тех лет: он объясняет, в каком положении находились тогда учителя.

Итак, в подворотне стоят грабители, выбирают жертву. Идет первый прохожий. «Ты кем работаешь?» – спрашивают его грабители.

– Я врач.

– Тогда вытаскивай все из карманов.

Следующий прохожий – инженер. Грабят и его. Спрашивают третьего прохожего, кто он по профессии.

– Учитель.

– Ах ты, бедняга! На, забирай все наши деньги.

После долгих препирательств мы с родителями пришли к компромиссу: было решено, что я поступлю на геологический факультет.

Еще на вступительных экзаменах я познакомился со своей будущей женой Тамилой Таировой. На третьем курсе мы стали встречаться (тогда говорили «дружить»). После занятий гуляли по Торговой улице и бульвару. Провожая Тамилу, я прощался за два квартала до ее дома: в те времена нельзя было дружить с девушками из чужого района – месть шпаны была грозной.

Перед окончанием университета мы с Тамилой сообщили о нашей дружбе родителям и с того момента могли не только гулять, но и ходить друг к другу в гости – под надзором взрослых, конечно.

Наша свадьба прошла в знаменитом на весь Баку ресторане «Старая Европа» недалеко от кинотеатра «Азербайджан». Рядом стояла гостиница «Новая Европа», где в 1920-е годы останавливался Есенин. Сегодня этих заведений нет. Свадьба была совместной: гости жениха и невесты собрались в один день. Для 1960 года это было весьма необычно. Но это что! Мы, наверное, единственная на весь Баку пара, у которой нет ни единой фотографии со свадьбы: в разгар торжества выяснилось, что я забыл пригласить фотографа.

***

А на следующий день после бракосочетания я пошел на работу, строить метро – станции «Баксовет» (сегодня «Ичери шехер») и «Сахил». Но сначала надо пояснить, как я туда попал.

Когда я получил диплом горного инженера, мне страшно захотелось романтики: уехать с Тамилой на край земли, где все по-другому – суровая зима, полярные ночи... И я написал письмо на Норильский горно-обогатительный комбинат с просьбой взять меня на работу. Когда родные узнали об этом, поднялся страшный переполох. Веселился только мой репрессированный дядя: «Нас в такие места бесплатно отправляли в товарных вагонах, а ты собираешься ехать за свой счет!»

Так или иначе, ответ из Норильска не пришел, зато мне предложили устроиться в Метрострой, где искали специалистов для возобновления работ по строительству метро. Начали-то его строить еще до войны.

Работа была тяжелой. Инженеры и руководители орудовали отбойными молотками наравне с рабочими, потому что рук не хватало. Оказалось, что маршрут подземки перекрывают бункеры военного штаба Бакинского округа, и мы ломали эти толстые бетонные стены. Впрочем, работа хорошо оплачивалась. Я получал 160 рублей – больше, чем все мои друзья, и мог содержать семью.

Вскоре я узнал, что при правительстве создается Комитет по науке и технике и туда ищут молодых специалистов. Так я стал чиновником. Затем работал в Совете министров АзССР, выучился в московской Академии внешней торговли, прошел конкурс в 27 человек и стал первым азербайджанцем, работавшим в штаб-квартире ЮНЕСКО в Париже.

За годы, проведенные в Париже, я познакомился со многими выдающимися людьми: азербайджанскими и русскими эмигрантами, советскими режиссерами и художниками, которые приезжали во Францию по работе. И каждая из этих встреч связана с потрясающей историей. Но это уже совсем другая тема.

А Баку всегда оставался со мной и во мне.

«Провожая Тамилу, я прощался за два квартала до ее дома: в те времена нельзя было дружить с девушками из чужого района»

Иллюстрация: Катя Толстая
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»