Черный хлеб Нонны Эфендиевой

Я коренная петербурженка, родилась до войны и всю блокаду провела в Ленинграде. Но позже моей второй родиной стал Баку, и большую часть жизни я прожила в Азербайджане. Поэтому также с уверенностью могу сказать, что я бакинка.

Иллюстрация: Катя Толстая

Я появилась на свет в июне 1932 года неподалеку от Ленинграда, в Гатчине. Когда-то двухэтажный дом, где мы жили, целиком принадлежал моему деду Николаю Копачу, занимавшемуся изготовлением обуви. Семья была такая большая, что даже после революционного уплотнения на моих родственников пришелся весь второй этаж: дяди с семьями, тетя и другие. Другой дед, Алексей Абрамович Волков, был краснодеревщиком. Припоминаю у нас в коридоре трюмо с невероятным зеркалом до потолка. Мне больше всего нравились ящички внизу, где я устраивала квартиры для своих кукол.

Отец мой, Анатолий Алексеевич Волков, работал на электростанции. Мама, Гертруда Николаевна, была домохозяйкой. Когда началась война, папа был призван в армию, а маме он велел переселяться с дочками в Ленинград. Так мама, я и моя старшая сестра Лариса переехали к тете на 11-ю Линию Васильевского острова, дом 24. Вовремя: 13 сентября 1941 года Гатчина была оккупирована фашистами. Защищая ее, погиб мой отец.

***

В сентябре 1941-го я успела пойти в первый класс, но учеба почти сразу прекратилась, потому что Ленинград взяли в кольцо блокады. Мама устроилась на Калининский завод, а за нами с Ларисой взялась приглядывать тетя Ираида. Сперва было не так страшно. Детишкам, оставшимся в городе, в Энергетическом техникуме каждый день выдавали по стакану соевого молока с лепешкой. Но с едой становилось все хуже. Маме, как работавшей, полагалось 250 граммов хлеба в день, а нам – по 130 граммов. Да и какой то был хлеб – наполовину из жмыха и опилок. Изредка дядя Петя, муж тети Ираиды, служивший капитаном военного корабля, присылал юнгу с чемоданчиком. В чемоданчике была рыбка корюшка, которую моряки глушили на Неве. Но это тоже продолжалось недолго...

В городе начался голод. Сперва пропал наш кот, вышедший погулять, стали исчезать с улиц собаки, а после, говорят, стали пропадать и дети. «Ух, я тебя на котлетки!» – «шутил» сосед, видя, как сестра Лариса ведет меня на прогулку. Постепенно прогулки прекратились – гулять стало просто опасно. Да и морозы подступали суровые. C подоконника, через стекла, заклеенные бумажными лентами, мы глядели во двор и видели, как из окна напротив, с третьего этажа, жильцы на веревках спускали покойника, завернутого в простыню. Нести по лестнице было, видимо, тяжело. Тащить мертвых до кладбища тоже было трудно, и потому трупы просто складывали в арке дома. Их окоченевшие ряды постепенно поднимались до самого верха.

Печку-буржуйку сперва топили дровами, но дрова быстро кончились. В ход пошла мебель.

Город постоянно бомбили. Никогда не забуду вой сирен и тяжелые, оглушающие взрывы. Однажды ночью мы проснулись от яркого света. Выглянули в окно, а двор весь горит, как и крыша дома напротив. С огнем сражались мечущиеся силуэты. Наша тетя Ираида была среди них. Во время авианалетов, когда фашисты засыпали Ленинград бомбами, она всегда дежурила на крыше: было очень важно успеть загасить зажигательную бомбу песком.

Маму мы почти не видели. Она день и ночь проводила на заводе, а между сменами еще и рыла окопы, строила бомбоубежища с другими работницами. Когда однажды мама выкроила минутку, чтобы проведать дочек, я поразилась, какой она стала некрасивой: в 1941-м ей было всего 35 лет, но она словно состарилась. Когда она разговаривала, было видно, что у нее от цинги шатаются зубы.

Стараясь отвлечься от бесконечного чувства голода, мы с Ларисой рисовали, читали, шили куклам платья, разглядывали карту мира, висевшую на стене, и воображали далекие страны...

Когда наступила весна, стали понемногу выходить из дома. Неподалеку на Васильевском острове было два кладбища – Смоленское и Немецкое. Туда мы ходили, чтобы нарвать молодой травки для супа. Однажды я увидела необычную могилу: «Здесь похоронена группа детского сада, во время прогулки попавшая под бомбежку». Наверное, это случилось осенью, когда детские сады еще работали...

***

«От радости мы почему-то кинулись обнимать нашу остывшую стенную печку. Ура! Ура! Мы выжили! И скоро сможем наесться вдоволь!..»

Иллюстрация: Катя Толстая

Я плохо запомнила День Победы. Но день снятия блокады – 27 января 1944 года – не забуду никогда. С каким счастьем мы вслушивались в голос, доносившийся из радиоприемника: «Войска Ленинградского фронта в итоге 12-дневных напряженных боев прорвали и преодолели на всем фронте под Ленинградом сильно укрепленную, глубоко эшелонированную оборону немцев, штурмом овладели важнейшими узлами сопротивления и опорными пунктами противника под Ленинградом... Успешно развивая наступление, освободили более 700 населенных пунктов и отбросили противника от Ленинграда по всему фронту на 65–100 километров... В итоге боев решена задача исторической важности: город Ленинград полностью освобожден».

Блокада закончилась! От радости мы почему-то кинулись обнимать нашу остывшую стенную печку. Ура! Ура! Мы выжили! И скоро сможем наесться вдоволь!.. В восемь вечера снова загрохотали пушки. Но это были уже праздничные залпы, это был салют!

Когда война закончилась, я снова пошла в школу. Сразу в третий класс. Мне было 13 лет. Окончив семилетку, поступила в Энергетический техникум. Однокурсники были совсем мальчишки, но некоторые из них успели повоевать, носили медали. Я получила специальность «техник-электрик по высокочастотной электро- и радиосвязи». Меня приняли на работу в НИИ без названия, но с номером почтового ящика.

***

Вскоре ко мне пришла первая и единственная любовь. Как-то на дне рождения мы фотографировались с друзьями. Одна фотокарточка досталась моей подруге Ангелине, снимок случайно увидел друг ее кавалера – и заинтересовался:

– Кто это за столом? Познакомь, а?

Так в моей жизни появился красавец азербайджанец Фикрат Эфендиев: умный, обаятельный, элегантный. Он учился в Ленинграде. Мы начали встречаться: ходили в кино, в театры, гуляли по набережным... И наконец случилось то, чего так опасалась мама: я сказала, что выхожу замуж за Фикрата и уезжаю в Баку.

– Ну вы посмотрите! – всплеснула руками Гертруда Николаевна. – Все стараются правдами-неправдами обосноваться в Ленинграде, а моя умная дочь навострила отсюда лыжи!

На самом деле мама очень любила Фикрата, они могли часами беседовать, обсуждая то да сё. Собирая нас в дорогу, специально для моего жениха мама вышила на полотенцах и пододеяльниках изящную букву «Ф».

Но сперва была свадьба! Нашу 24-метровую комнату перегородили по диагонали столом, вдоль которого расселись мои родственники и друзья Фикрата. На столе был даже винегрет по-бакински. Главное его отличие от нашего – отварная фасоль, которой в тогдашнем Ленинграде, разумеется, не было. Но однокурсник Фикрата, бакинец, прознал, что мы планируем винегрет, и сказал:

– Вай! Какой винегрет без лобио? Непорядок!

И отбил на родину телеграмму, чтобы срочно выслали два кило фасоли. Так что Баку для меня начался с винегрета по-бакински.

***

Отец Фикрата к моменту нашего приезда уже умер, остались мама и мачеха. И обе свекрови приняли меня как родную. Впрочем, мы не стали их стеснять, а обзавелись небольшой комнаткой неподалеку от набережной.

Конечно, ленинградку трудно было удивить коммунальной квартирой. Но в бакинских двориках все было иначе. Вместо коридоров – длинные балконы-галереи; двери никто не запирал – вход прикрывали только легкие занавески, полошащиеся на сквознячке. В жару спали прямо перед порогом, на раскладушках. Из окна было видно, как соседи готовят еду, гладят белье, играют в нарды, нарезают крупными ломтями арбузы и поедают их непременно с брынзой, угощая всех желающих.

Порой приходил мальчик, напоминавший мне юнгу дяди Пети. Мальчик тоже был с сумкой – приносил на продажу банки с черной и красной икрой. Икры в те времена было вдосталь, и она была недорогая; всяческая рыба была тоже в изобилии. Я привыкла ходить на рынок – покупать разную снедь. Если нужно было купить немного (курочку, пучок зелени), шла на рынок «Пассаж»; если требовалось что-то чрезвычайно свежее, ехала на Монтинский рынок – там колхозники сгружали свой товар прямо с электрички. В те годы я навсегда полюбила азербайджанскую зелень, начала учиться готовить местные блюда.

***

Удобства, как говорится, у нас были общие, а ванной не было вообще. Поэтому мыться мы ходили в Ичери шехер, где была хорошая баня. Я брала дочурок Анжелу и Аделю, сумку с чистым бельем, тазик, и мы отправлялись. Сперва мылась сама, затем наводила глянец на девочек. Укутанные, возвращались. А гулять мы с дочками выходили на Приморский бульвар. Он в те времена был еще не такой огромный, как сейчас. Даже в ширину был значительно меньше – Каспий еще только собирался отступить, и кафе «Жемчужина», похожее на красивую раковину, стояло у самой кромки моря. Сегодня от него до моря просторная нижняя терраса бульвара.

Бульвар бакинцы всегда обожали. Любимым аттракционом молодежи были лодочки в «Малой Венеции» и парашютная вышка, с которой радостно прыгали (точнее, спускались на тросе) многочисленные смельчаки.

А мы, молодые мамы, любили ходить в летний кинотеатр «Бахар» («Весна»). Днем покупали билеты, а вечером, когда темнело, кутали малышей потеплее и заезжали в открытый зал вместе с колясками. Чуть позже подросшие малышки уже бегали по рядам. Ох, сколько мы тогда фильмов посмотрели! Не поверите, но я до сих пор поддерживаю связь с теми «бульварными» подругами и их детьми.

Когда дул сильный ветер, мы шли гулять в Молоканский садик, который тогда официально назывался «9 Января», а сейчас – «Хагани». Как здорово, что там до сих пор остался знаменитый фонтан «Три грации»! А вот на месте нынешнего ресторана тогда был детский сад.

Моя младшая дочка родилась в здании, где сейчас находится Книжный центр, а раньше была больница. В 1959 году, когда пришло время рожать, я дошла туда пешком – дворами было совсем рядом.

Каждый день мы наблюдали, как меняется Баку. Когда получили квартиру на площади Победы, прямо из окон смотрели открытие бакинского метро: одна из первых станций – «Гянджлик» – была возле нашего двора. Собралось много людей, играла музыка. Выждав чуть-чуть, мы всей семьей отправились кататься на удивительной подземной электричке.

***

Наш дом всегда был открыт для хороших людей. Однажды случилось то, чего так долго ждал Фикрат: прибыла его любимая теща. Мама, надо сказать, очень не любила куда-либо выезжать, и мужу стоило неимоверных усилий уговорить ее приехать.

Маме все было непривычно. Чуть ли не первая прогулка по Баку обернулась ЧП: мама увидела пламя и дым на балконе жилого дома.

– Пожар! – воскликнула мама испуганно. – Где телефон? Нужно немедленно вызвать пожарную команду!

– Ну что ты! – рассмеялась я. – Это люди просто разожгли мангал и собираются жарить шашлык.

– На балконе? Костер?!

– Ага. У нас в Баку это обычное дело. Потом еще соседей угостят...

Мама с большим удовольствием играла с внучками, шила наряды для кукол, выводила Анжелу и Аделю на прогулки... Но когда через месяц настало время возвращаться в Ленинград, она сделала это не без облегчения.

Зато моя двоюродная сестра Лёля (Елена Александровна) была заядлая путешественница и приезжала к нам неоднократно. Лёля преподавала математику в университете, но была страстной поклонницей истории и памятников старины. Она досконально изучила старый Баку и как-то провела для меня и моей подруги Наны экскурсию по Ичери шехер. Нана была изумлена:

– Лёля, я словно впервые побывала в родном городе! Откуда ты все это знаешь – про наши мечети, овданы, крепостные стены?

Елена Александровна была еще той непоседой! Выучив Баку вдоль и поперек, она отправилась исследовать пригороды, где тоже полно всяческой манящей старины. Взяла с собой своего супруга и фотоаппарат. Не прошло и нескольких часов, как Фикрату на работу позвонили из милиции:

– Фикрат Исфендиярович, вам знакомы такие-то?

– Да, они мои родственники. А что случилось?

– Видите ли...

В принципе, Лёля с мужем не сделали ничего предосудительного: просто фотографировали какие-то развалины. Но рядом оказалась незаметная на первый взгляд электростанция. И диковинная парочка – высокая блондинка с косой вокруг головы и в белом брючном костюме, а с ней низенький прихрамывающий товарищ – вызвала подозрение у бдительных бакинцев. Стоит учесть еще одну причуду Лёли: они с мужем знали несколько языков и по определенным дням говорили только по-французски, по другим – по-английски, и так далее. Просто какие-то карикатурные шпионы!

Разумеется, «подозрительных туристов» сразу отпустили. И неунывающая Лёля с мужем поехали осваивать регионы Азербайджана.

***

Мы же летом обычно отдыхали на севере Абшеронского полуострова, в ведомственном пансионате у поселка Бильгя. Многие десятилетия этот дом отдыха был одним из лучших и самых престижных. Если бакинцы говорили «мы отдыхали в КГБ», понимающие слушатели не пугались, а завидовали. Это было действительно замечательное место, где собиралась замечательная публика. Помню приятнейшие вечера в большом зале, где за рояль иногда садилась Зарифа Азизовна Алиева – супруга Гейдара Алиевича...

А днем мы гуляли по парку с высокими соснами, кормили белочек и, конечно, спускались по крутой тропинке к морю. Тогда пляж был еще не так обустроен и песчаные дюны были аж по колено. Сперва я гуляла там с дочками, позже – с внучками.

Сейчас у меня уже четыре внучки и семь правнуков. Я живу одна, но у меня большой холодильник – ведь в любой момент могут нагрянуть родные. Они то и дело созваниваются:

– Ты что сегодня делаешь?

– А вот к Нонику собираюсь.

– Ну и я с тобой.

Так, слово за слово, и собирается компания. Восемнадцать человек? Да запросто! И это только самые близкие. Часто приходят не только дочки, но и их подруги. Порой среди ночи, если не спится, я готовлю обеды впрок, чтобы всегда быть готовой к гостям. Я вообще люблю стряпать: пити, кюфту-бозбаш, долму обычную и из баклажанов, баклажановую икру... Могу иногда пожарить люля на сковороде, сумах-то всегда есть. Сама квашу капусту по-молокански. Азербайджанские голубцы кялям долмасы люблю готовить с айвой или алычой. Когда варю варенье из инжира, непременно снимаю кожицу – ягоды получаются нежно-янтарными. Варю помногу – тазами!

Давно привыкла: в праздники дома непременно должно пахнуть пловом. А на Новруз Байрамы на столе обязательно должно быть семь видов сладостей!

Приезжая повидаться с петербуржской родней, всегда захватывала с собой чемодан наших продуктов: баклажанов, виноградных листьев, зелени, приправ, сладостей... И все знали: если едет Нонна, непременно будет замечательный обед по-азербайджански. Я всех выпроваживала из кухни и предупреждала: «Будет пахнуть гарью (а что поделать, если баклажаны нужно печь на открытом огне), но после вы пальчики оближете!» На десерт непременно гоз-пахлава – самая вкусная!

На питерском рынке меня обожали все торговцы-азербайджанцы, потому что я их спрашивала по-азербайджански: «Нечиядир?» Все лучшее мне отбирали, по лучшей цене.

Да, в Санкт-Петербург я приезжала уже как бакинка. Ведь что ни говори, а в Баку я прожила больше полувека.

***

Раньше в Баку нас, блокадников, было много. При Совете ветеранов была организована Ассоциация блокадников Ленинграда, куда вошли и участники обороны Ленинграда. Мы проводили различные мероприятия, постоянно созванивались, участвовали в юбилейных торжествах, нередко вместе отмечали праздники. Спасибо государству, у нас неплохая пенсия; не забывают нас и различные организации, например Русская община, Российский информационно-культурный центр... Но, увы, с каждым годом нас меньше и меньше. Защитников не осталось вовсе, а блокадников сегодня в Баку всего шесть человек.

…Помню, как-то раз мы всей ассоциацией поехали в дом отдыха. Был бархатный сезон, ранняя осень. Важную для всех нас дату 8 сентября – начало блокады Ленинграда – мы встретили на берегу теплого Каспийского моря. В этот день мы попросили на кухне подготовить для нас особенное угощение, которое не понять никому, кроме блокадников: на весь день – лишь кусочек черного хлеба весом 130 граммов. Кто-то съел сразу, кто-то отщипывал понемногу в течение дня. И вспоминали то тяжелейшее время, которое объединило нас, которое мы не забудем никогда и символом которого стал блокадный паёк.

«Давно привыкла: в праздники дома непременно должно пахнуть пловом. А на Новруз Байрамы на столе обязательно должно быть семь видов сладостей!»

Иллюстрация: Катя Толстая
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»