Шахрияр Гариби: что остается после нас

Вот уже 35 лет Шахрияр Гариби, иранский ресторатор в швейцарском Монтрё, встречает гостей у входа в неизменном костюме и белоснежной рубашке с золотыми запонками. Проводит внутрь, привычно улыбается их восхищению рукотворной восточной сказкой. В Palais Oriental c еды начинается путешествие в край, о котором в Швейцарии знают только понаслышке. 

В Монтрё столько всего нужно охватить взглядом! Облака сегодня плывут низко над озером – еще чуть-чуть, и прилягут на воду. На одной из альпийских вершин, укутанной серой пуховой шалью, происходит невидимая буря, а здесь, внизу, спокойно. Мчится поезд, поднимает волну кораблик (поравнявшись, они обмениваются густыми протяжными гудками), тянутся наверх кабинки фуникулера; по дорожке вдоль озера бегут и едут на велосипедах. Откуда-то с неба спускаются, скользя по воздушным потокам, параглайдеры; лебеди покачиваются на воде. Всё это мироустройство хочется долго рассматривать, открывая для себя все новые детали.

На набережной среди палас-отелей и аристократических вилл обращает на себя внимание чудное маленькое здание с башенками, михрабами, светящимися за решетками-шебеке окнами. Среди своих статных соседей оно похоже на экзотическую игрушку. Это и есть ресторан Palais Oriental – оазис другого мира и восточного гостеприимства на берегу Женевского озера. То, что за 35 лет создал здесь его владелец Шахрияр Гариби, тоже невозможно сразу охватить взглядом.

Фото: Le Palais Oriental

Дорога к дому

Он родился в Иране, на берегу Каспийского моря, в семье, которая занималась добычей черной икры. У Шахрияра было 11 братьев и сестер – понятно, почему об учебе в университете можно было только мечтать. Юноша отправился в Тегеран и нашел работу в гостинице.

– В 1970-е Иран переживал настоящий расцвет, – вспоминает Шахрияр. – В стране с 35-миллионным населением жило четыре миллиона иностранцев; отелей и ресторанов не хватало. И государство отправило меня учиться гостиничному бизнесу в Лондон. Вернувшись, я начал собственный бизнес. Вообразите, мне не было и 22 лет! Я открыл ресторан в Тегеране, потом государство предложило мне взять в управление ресторан на горнолыжном курорте в 60 километрах от города. Всё складывалось потрясающе удачно: за очень короткое время я стал владельцем трех бизнесов…

– Это потому что вы были таким талантливым?

– Просто я трудяга. Всю жизнь был трудягой. В этом смысле мы со швейцарцами очень совпали.

Когда Шахрияру было 25, на горнолыжном курорте он познакомился с Терезой – швейцарской немкой, работавшей в посольстве в Тегеране. Этой любви было суждено прорасти на иранской революции 1979 года. Жизнь изменилась, министерство перевело Терезу во Францию, и Шахрияр, оставив всё, последовал за ней. В Париже, к счастью, он быстро нашел себе новое применение.

– Это было самое великолепное здание на Елисейских Полях напротив Galerie du Claridge. Оно называлось Maison de l’Iran – «Иранский дом». Когда люди перешагивали порог, у них разбегались глаза: роскошные интерьеры, произведения искусства, ковры… Парижане приходили туда есть икру. Два года я отвечал в ресторане за еду и икру, и это был бесценный опыт.

Дальше служба потребовала от Терезы вернуться в Швейцарию, и пара опять поменяла страну.

– Сначала я думал, что Швейцария не для меня, – я мечтал открыть ресторан в Париже. Но все же приехал посмотреть, что тут и как. И по многим причинам мы остались.

Спустя несколько лет, за которые Шахрияр окончил университет и выучил французский и немецкий языки, случилась еще одна встреча, определившая жизнь. Они с Терезой приехали отдохнуть в Монтрё, шли по набережной Ансерме и заметили это странное здание. Конечно, тогда оно выглядело не так, как сейчас. Построенное в конце XIX века для экстравагантного графа де Луже, в 1986 году оно пришло в глубокое запустение и в очередной раз продавалось. Зайдя внутрь, Шахрияр увидел остатки роскошных магрибских интерьеров (последними владельцами была французско-алжирская пара). Сердце подсказало ему, что это то самое место.

Фото: Le Palais Oriental

Беседа как плетение ковра

Мсье Гариби́, как его называют здесь все от мала до велика, от официантов до самых именитых посетителей, все время с гостями – в этом, вероятно, и состоит самое очевидное отличие восточного гостеприимства от западного. Он не присаживается за их столики, как бы те ни настаивали, а проводит весь вечер на ногах – и в разговорах. В Palais Oriental возвращаются не только ради табуле и долмы, лабне с фатушем, и пловов, и кебабов, и баклавы с шафрановым мороженым, но и ради того, чтобы снова встретиться с мсье Гариби.

– На 80 % моя профессия состоит из общения, – говорит он. – Я люблю беседовать с людьми. Каждый день я здесь допоздна, встречаю по 300–400 человек разных национальностей.

– Но как вы находите темы для общения с каждым?

– Просто я очень любопытный. Мне всё интересно. Вот, например, в случае с тем молодым человеком, – Шахрияр показывает глазами на столик неподалеку, – мне показалось, что он иранец, и я сказал ему на фарси «здравствуйте». Он ответил «здравствуйте», но добавил, что это всё, что он знает на фарси. И рассказал, что его отец иранец, но сам он жил в Лондоне, а недавно перевез свою компанию из Англии в Швейцарию. Или вон та леди – она из Невшателя, работает в компании, которая составляет ежегодный отчет по швейцарской статистике. Когда она бывает в Монтрё, всегда привозит его мне – знает, что я интересуюсь. Вот вы знаете, что больше всего экспортирует Швейцария?

– Сыры? Шоколад?

– Они даже не входят в десятку. В первой тройке – лекарства, микросхемы и огнеупорная ткань: из нее шьют одежду для пожарных.

«На 80 % моя профессия состоит из общения, а я очень любопытный и люблю беседовать с людьми»

Фото: Le Palais Oriental

И он начинает перечислять цифры и проценты. К слову о статистике: согласно ей, здание Palais Oriental – вторая по популярности среди фотографов достопримечательность Монтрё после средневекового Шильонского замка (забавное свидетельство тому – спонтанная фотосессия 1964 года группы Rolling Stones на фоне будущего Palais Oriental).

Если гость проявляет искренний интерес к восточной культуре, глаза Шахрияра загораются. Однажды он спросил Леди Гагу, знает ли она Омара Хайяма. Звезда ответила: «Знаю ли я Омара Хайяма? Еще спросите, знаю ли я Умм Кульсум (арабская певица середины ХХ века, исполнявшая, в частности, музыкальные произведения на рубаи Хайяма. – БАКУ). С такими гостями хозяин беседует подолгу, рассказывает про Иран, цитирует любимые строфы из Саади, Хафиза, Руми, иногда достает сет для каллиграфии и выводит пером точеную стихотворную вязь. А после приглашает на второй этаж своего дворца – в сокровищницу, где хранятся шелковые ковры.

Шахрияра Гариби навсегда очаровал Maison de l’Iran на Елисейских Полях, и в собственном ресторане он решил создать похожую атмосферу. Здесь есть комната для дегустации белужьей, осетровой и севрюжьей икры (пригодились с детства полученные знания); за каспийским «черным золотом» к нему приезжают мишленовские шефы со всей Швейцарии и Франции. Рядом – галерея работ иранских художников: каждого из них Шахрияр знает лично, каждую работу выбрал сам (хотя за искусствоведческую экспертизу отвечает коллега Анн-Мари, много лет прослужившая культурным атташе Швейцарии в Лондоне, Нью-Йорке и Париже).

– Художник создает произведение, и многие люди смотрят на него. Может быть, он не умеет говорить, не знает маркетинга, но он создатель, он тонко чувствует мир, и мы должны ценить это.

Мы останавливаемся возле серии картин, на которых в сложную абстрактную композицию вплетены фразы на фарси. Шахрияр переводит: «Любовь – это не то, что мы знаем, и не то, что мы думаем. Состояние любви – как объятие бога. Я еще не родился, но ты уже была в моем сердце. Что остается после нас? Любовь и доброта».

Кажется, что подобное пространство, напоенное духом далекой родины, может появиться прежде всего из ностальгии. Но Шахрияр качает головой – он не про ностальгию, а про созидание.

– Хорошо там, где твое сердце в покое. Природа, небо над головой, еда – если всё это есть, ты должен быть счастлив. Каждое утро я иду сюда вдоль берега, иногда купаюсь – разве это не прекрасно? Когда живешь у воды, будь то Каспийское море или Женевское озеро, сердце пребывает в покое.

Фото: Le Palais Oriental

Вода и время

За 35 лет Шахрияр Гариби и сам стал в Монтрё известным персонажем, свидетелем истории города и ее участником – а история эта, поверьте, не из скромных. Всего в паре кварталов от Palais Oriental в отеле Montreux Palace 16 лет жил Владимир Набоков – приехал сюда после оглушительного успеха «Лолиты», обрел покой озера и альпийские луга, полные бабочек. Шахрияр Набокова не застал, а вот с его вдовой был знаком, как и с сыном Дмитрием, прожившим здесь всю жизнь. В Монтрё провел свои последние годы и другой великий писатель, англичанин Грэм Грин.

– И Фредди Меркьюри! – вспоминаю я об еще одном знаменитом жителе городка.

– Конечно, я знал Фредди, он же тоже был иранец. Даже бывал у него дома, но из-за его образа жизни мы никогда не были близки.

Шахрияр замолкает и смотрит на воду Женевского озера, которая на глазах меняет цвет с голубого на сине-стальной, – с Альп спускается непогода. В ресторане зажигают магрибские светильники, и их разноцветные отблески раскрашивают хмурый день.

– Раньше Монтрё был очень элегантным, – говорит Шахрияр.

– Он и сейчас элегантный, разве нет?

– О, далеко не так, как раньше. Но я стараюсь держать планку.

В этот момент на террасе появляются люди. Шахрияр Гариби поднимается, поправляет и без того безупречный воротничок и идет встречать новых гостей.

Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»