Рок и джаз пианиста и композитора Салмана Гамбарова

Каждая улица, каждая площадь, каждый парк в моем городе звучат особой мелодией. Каждое место навевает воспоминания, и если бы я взялся когда-нибудь их озвучить, получился бы удивительный концерт. Джазовый концерт в моем джазовом Баку.

Иллюстрация: Виктория Семыкина

Салман Гамбаров – пианист, композитор, аранжировщик. Народный артист Азербайджанской Республики, художественный руководитель Азербайджанского государственного театра песни имени Рашида Бейбутова.

На доме возле оперного театра на улице Низами висит мемориальная табличка: «Здесь жил народный артист Азербайджана Гусейн Ага Султан оглы Гаджибабабеков». Это мой дед. Он обладал редким высоким голосом мягкого тембра – альтино. В молодости благодаря этому дару Гусейн Аге даже доставались женские партии в первых азербайджанских операх. Став солистом оперного театра, дед выступал как в национальных мугам-операх («Лейли и Меджнун», «Ашик-Гариб»), так и исполнял партии графа Альмавивы в «Севильском цирюльнике», Ленского в «Евгении Онегине».

Деда на сцене я не застал – он уже был на пенсии, но его страсть к музыке передалась дочери – моей маме, а от нее мне и старшим сестрам. Мы часто ходили к деду в гости. Он был большой любитель игрушек и привозил с зарубежных гастролей совершенно потрясающие, вроде пистолета, стреляющего шариками. К моему огромному сожалению, выносить сокровища из дома не разрешалось, игрушками можно было наслаждаться только у деда. Часто моя сестра Наиля играла для деда его любимые народные мелодии. Он слушал, прикрыв глаза, иногда подпевая. Мой европейско-американский репертуар ему не нравился:

– Наиля, доченька, лучше ты сыграй!

***

В детстве музыка окружала меня со всех сторон. Отец был ученым-нефтяником, но очень любил мугам, немного играл на таре. Мама, хоть и домохозяйка, прекрасно играла на фортепиано и помогала всем желающим готовиться к поступлению в музыкальную школу, потому что учиться музыке в те времена было модно и престижно. Некоторые ученики даже приходили к нам делать домашние задания. Обе мои старшие сестры тоже учились музыке, так что наше пианино «Ростов-Дон» не простаивало. В редкие минуты, когда его тяжелая черная крышка закрывалась, сестренки включали радиолу – и в ранние годы мой вкус формировался их подборками: Муслим Магомаев, Майя Кристалинская, эстрада социалистических стран...

Вскоре музыка захватила и меня. Сперва занимался с мамой, но перед поступлением в музыкальную 11-летку год ходил к репетитору. Мне чрезвычайно повезло с наставницей: Розанна Марковна Горкер была замечательным педагогом и добрейшей женщиной. Она жила на площади Физули, в самой первой бакинской пятиэтажке, которую так и прозвали – «Бешмертебе». Так расширялась моя городская география.

В 1966 году я поступил в школу имени Бюльбюля – тогда она размещалась в здании консерватории. Сегодня перед альма-матер азербайджанского искусства трудно представить линейку из малышей, некоторые меньше собственных футляров. Я поступил на фортепианное отделение, поэтому у меня был только ранец, но тоже немаленький и жесткий, словно ящик.

Школа Бюльбюля была очень престижной: сюда отдавали своих отпрысков секретари райкомов, министры, профессора, писатели, артисты. Но это отнюдь не предполагало особого отношения к «высокопоставленным» ученикам. Они вполне могли остаться на второй год, если лоботрясничали. Да и не все выдерживали «двойное образование» – полдня обычная школа, полдня музыкальная. Наш класс сперва состоял из 30 человек, но через несколько лет треть отсеялась. Впрочем, и те, кто проучился все 11 классов, не всегда становились профессиональными музыкантами. Некоторые поступали на филфак, востфак; однокашник стал врачом. Удивительно, но наши педагоги заранее знали, кто станет музыкантом, а кто это дело бросит, и не ошибались.

***

Три класса, пока школа не переехала в дом возле Дворца счастья, мы проучились в здании консерватории. Уроки проходили в подвальных аудиториях и на первом этаже, поэтому со студентами, учившимися выше, мы почти не пересекались. Только в обед старались попасть в буфет на второй этаж. Юркие карапузы протискивались под ногами у студентов и протягивали буфетчице 15 копеек: «Тетя, мне сосиски с огурчиком!» Студенты вздыхали, но ничего не говорили.

У нас был потрясающий директор – композитор Назим Агаларович Аливердибеков, родственник Узеира Гаджибейли. Выдержанный, интеллигентный, с учениками он был очень вежлив. Если кто-то шалил или пытался сбежать с уроков, Назим Агаларович строго говорил: «Так больше не делай!» На этом «репрессии» заканчивались.

Особого озорства у нас и не водилось, не до этого было. Конечно, некоторые ребята, следуя последнему писку моды, отращивали длинные волосы, надевали узкие потертые джинсы, приталенную рубашку и оформляли открытую грудь цепью. Для педагогов, особенно за шестьдесят, такое было неприемлемо, и после цикла предупреждений «длинноволосиков» заставляли стричься.

На переменах, чтобы отвлечься от академических упражнений, мы играли рок-классику и джаз. По средам передавали телепрограмму Вагифа Мустафазаде с ансамблем «Севиль», а в четверг особые слухачи на переменах подбирали запомнившиеся мелодии. Из одного класса слышался джаз-рок Blood, Sweat & Tears, а из другого – музыка Вагифа...

***

«НАШИ ПЕДАГОГИ ЗАРАНЕЕ ЗНАЛИ, КТО СТАНЕТ МУЗЫКАНТОМ, А КТО ЭТО ДЕЛО БРОСИТ, И НЕ ОШИБАЛИСЬ»

Иллюстрация: Виктория Семыкина

1970-е годы стали расцветом джаза и рока в Баку. Дело в том, что месткомы институтов, заводов, фабрик, у которых имелись клубы, были обязаны потратить определенный бюджет на музыкальные инструменты: электроорган, гитары, ударную установку… Самым знаменитым был Дом культуры имени Ильича на Баилове. Там располагалась фактически штаб-квартира художественной самодеятельности республики. В ДК репетировала знаменитая группа «Абшерон», солист которой Фируз Исмайлов «снимал» Стиви Уандера один к одному. Там же работала известнейшая девичья вокальная группа «Гамма» под руководством Тофика Бабаева. Весь город знал и группу «Ашуги», выделявшуюся самобытностью, – с трубами, саксофонами, тромбонами.

Баку был полон самодеятельных ансамблей. Собрать свой не представляло труда: музыкантов было очень много – и гитаристов, и барабанщиков, и пианистов, и духовиков. Главным местом встречи служила чайхана «Сахиль» на бульваре. Приходили туда после работы: кто-то играл в шахматы, кто-то просто пил чай. Обсуждая музыкальные новости и свежие пластинки, засиживались до трех часов ночи.

Рок тогда еще не стал протестным, как в 1980–1990-е, а был чисто музыкальным явлением. Самодеятельность давала богатую практику, предполагая знание мировой классики – рока, джаза, да и диско вроде Демиса Руссоса и Bee Gees. Слушали Eagles, Jackson 5, Rolling Stones и, разумеется, Beatles. На вечеринках танцевали даже под Emerson, Lake & Palmer, которые, исполняя прогрессивный рок, могли включать в композиции, например, «Картинки с выставки» Мусоргского. Те, кто прошел ту самодеятельность, позже попадали в профессиональные коллективы: кого-то приглашал Вагиф Мустафазаде, кого-то – Рафик Бабаев, кого-то – Рашид Бейбутов.

В девятом классе мы с друзьями тоже организовали ансамбль «Зумруд». Конечно, денег на аппаратуру не было, и мы познакомились с директором ближайшего к школе клуба «Азернешр» при Доме печати. Клуб располагался в знаменитом конструктивистском здании работы архитектора Семена Пэна. Директор клуба дядя Яша, похожий на Карлсона, разрешил нам пользоваться по вечерам их техникой – за это пару раз в год мы давали печатникам концерты, а также играли на выпускных вечерах и встречах выпускников. Концертных костюмов у нас не было, выступали кто в чем. Мне сестра привезла из Будапешта маечку с какой-то венгерской рок-группой, в которой я и играл. Другой гордостью были заношенные, все в латках, джинсы, которые я за десять рублей купил у товарища. На этих штанах живого места не было – одно неосторожное движение, и они могли лопнуть. Я носил их ровно год, а потом… продал за десять рублей – нашлись желающие!

Западную музыку руководители, конечно, не жаловали, поэтому мы включали в репертуар народные азербайджанские песни – с добротной аранжировкой... и вставками из Deep Purple, Uriah Heep, Chicago. Вскоре концерты начали приносить ощутимый доход – примерно по 30 рублей на каждого, для школьника очень солидные деньги. На первый гонорар я заказал пиджак у портного на Кубинке.

***

«МЫ ВКЛЮЧАЛИ В РЕПЕРТУАР НАРОДНЫЕ АЗЕРБАЙДЖАНСКИЕ ПЕСНИ – С ДОБРОТНОЙ АРАНЖИРОВКОЙ... И ВСТАВКАМИ ИЗ DEEP PURPLE, URIAH HEEP, CHICAGO»

Вступительные экзамены в консерваторию были одними из самых трудных. В обычные вузы сдавали три-четыре предмета, а в консерваторию – аж 11: три общеобразовательных и восемь музыкальных, и все в течение трех недель. В первый год до желанных 54 баллов мне не хватило каких-то полбалла. Вторая попытка тоже чуть не провалилась, но благодаря тому что Госплан добавил два места, я все-таки оказался на музыковедческом факультете. Сперва учиться было невероятно сложно: в зачетке недоставало места для всех зачетов и экзаменов. Порой задерживались в альма-матер до поздней ночи: репетировали, устраивали джем-сейшены на двух роялях, заодно готовили наши музыкальные вечера.

Студентки консерватории считались самыми красивыми в Баку, с ними конкурировали лишь девушки из мединститута. Это признавали и другие парни, которые всеми правдами-неправдами пытались прорваться на наши праздники. Мы шли навстречу приятелям, проводя их мимо строгой вахтерши:

– Это наш звукорежиссер, мы аппаратуру настраиваем!

– Третий звукорежиссер за два часа?!

– Так первые два не справились!

На втором курсе появилось свободное время, но мы и его проводили за музыкой. Обладая богатством в размере десяти рублей, можно было пойти в ресторан старого «Интуриста» или нового «Интуриста», взять бутылочку шампанского, к нему кофе или мороженое и насладиться прекрасной живой игрой – ведь в ресторанах выступали наши знакомые. Как-то раз мы с товарищем, которого взял в свою группу Вагиф Мустафазаде, договорились провести вечер в новом «Интуристе», с нами согласились пойти две симпатичные девушки. Ради такого случая товарищ даже пропустил репетицию у Вагифа. Слушаем музыку, заедаем «Жемчужину Азербайджана» пломбиром, танцуем... и тут в зал входит сам Мустафазаде. Ох и перепугался же мой друг! Стал оправдываться, изворачиваться – у одной из девушек даже срочно случился день рождения... Вагиф нахмурился, но ничего не сказал. Впрочем, он и сам пришел в ресторан послушать хорошую музыку, так что наверняка все понял.

В нашей консерватории проходили потрясающие концерты современной музыки, где среди прочих блистала Франгиз Ализаде, познакомившая нас с опусами Джона Кейджа, Джорджа Крамба и других авангардистов. Играл симфонический оркестр при оперной студии, которым дирижировал наш любимый маэстро Рауф Абдуллаев; иногда его заменял Олег Ефимович Фельзер. Исполняли музыку Фараджа Караева, других современных азербайджанских композиторов. Это были незабываемые вечера! В Москве и Ленинграде подобное было категорическим табу, но на «периферии» на нас, скажем так, закрывали глаза.

***

В новом «Интуристе» мы решили и свадьбу сыграть с моей невестой и однокурсницей Афет Мустафаевой. Но кого пригласить петь для гостей? В то время был очень популярен Гасан Ага Хадыев – прекрасный мастер и настоящая звезда. Шутили, что у Гасан Аги 32 свадьбы в месяц. Так вполне могло быть, потому что в Азербайджане «маленькими свадьбами» называют торжества по случаю обрезания мальчика. Их часто проводят и днем, поэтому певец легко поспевает на вечернюю настоящую свадьбу.

В итоге позвали прославленного Акифа Исламзаде. Его репертуар отличался от обычных свадебных программ того времени. С одной стороны, Акиф тяготел к свежим идеям, не боялся экспериментировать, композиторы специально для него писали песни. А с другой – он начал возвращать на сцену подзабытые народные песни, такие как сейчас всем известная «Сары Гялин». Акифа муаллима приглашал в свой театр песни Рашид Бейбутов, он сотрудничал с нашим джазовым корифеем Рафиком Бабаевым.

Защитив диплом по творчеству Арифа Меликова, я отслужил в армии, полтора года отработал по распределению и в 1986 году… снова поступил в консерваторию. Теперь на композиторский факультет.

– Да что же это такое?! – с отчаянием сказали соседи. – Пока Салман пять лет учился, мы терпели. А теперь все снова!..

У меня был тогда невероятный график: я преподавал в хореографическом училище и в училище Асафа Зейналлы, играл перед сеансами в кинотеатре «Низами» и еще успевал посещать занятия в консерватории. Возвращался домой к полуночи и, накрыв пеленкой струны (уже родился малыш), сочинял музыку.

Свое первое значительное произведение «Вариации для фортепиано» я послал в Москву на конкурс под председательством Тихона Хренникова, главы Союза композиторов СССР. И получил первое место. Близкие были очень горды, меня впервые пригласили на телевидение, но главное, я понял, что стою на правильном пути.

***

Мой Баку полон музыкальных воспоминаний. Зеленый театр, где на фестивале патриотической песни победили «Ашуги», созданные Эльханом Шихалиевым и Поладом Бюльбюльоглу. Ресторан «Дружба» в Нагорном парке, где играли знаменитые пианист Вова Владимиров, контрабасист Ильяс Гусейнов и саксофонист Рафик Сеидзаде. Филармония, на концерте Вагифа Мустафазаде чуть не рухнувшая от наплыва поклонников. Студия звукозаписи на улице Фиолетова (сейчас Абдулкерима Ализаде), где я записывал свои «Вариации» для московского конкурса. Элегантный театр Uns, к открытию которого я сделал аранжировки песен Тофика Кулиева. Театр марионеток, для которого адаптировал оперу Узеира Гаджибейли «Лейли и Меджнун». Джаз-центр на улице Бейбутова, где мы много раз выступали с трио Bakustic Jazz (Эмиль Гасанов, бас-гитара, и Вагиф Алиев, ударные)...

4 октября 1997 года произошло историческое событие: в Баку на улице Азиза Алиева мои товарищи открыли первый в Азербайджане джаз-клуб «Караван». В нем собрались те, для кого джаз стал большой частью души, помог пережить трудные времена, те, кто не может помыслить жизнь без этой музыки. Пришли профессиональные музыканты, страстные дилетанты, просто поклонники. Я увидел среди гостей тех, кто несколько десятилетий назад играл в самодеятельности, кто сочинял свои песни и перепевал заграничных исполнителей, кто, по сути, и составлял бакинское джазовое движение, прославившееся на всю страну. Они состригли длинные волосы, надели костюмы, стали учеными, врачами, чиновниками, офицерами полиции, но в глазах по-прежнему ярко горел джазовый огонек. Некоторые отважились выйти на сцену, взять инструмент и тряхнуть стариной – руки-то помнили!

С тех пор было много всего: концерты, гастроли в Азии, Америке и Европе, совместные проекты с музыкантами разных стран, джазовые фестивали в Баку и за рубежом. «Караван» закрылся, ему на смену пришли другие заведения. Но открытие первого джаз-клуба в Баку стало, пожалуй, самым счастливым музыкальным событием в моей жизни.

Иллюстрация: Виктория Семыкина
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»