На карте Азербайджана Гейчай находится в самом центре. И если Гейчай можно назвать сердцем Азербайджана, то сердце Гейчая – безусловно, гранат.

Гранат – единственный из всех фруктов, растений на планете вообще, чьи зерна напоминают драгоценные камни.

В детстве гранат – это всегда фонтан брызг, принесенная в жертву восторгу рубашка, особенная терпкость кожицы, маслянистый вкус косточек, разжеванных вместе с упоительным соком.

Когда-то я жил в Сан-Франциско в начале 25-й авеню. Мои окна выходили под лестницу, спускавшуюся в густо заросший шиповником и дроком двор. Весь квартал, соединяясь в каре задними дворами, образовывал своеобразный парк. В нем обитали еноты и скунсы, гнездились птицы. Иногда по утрам над расцветшим гранатом я видел зависших колибри, и тогда мне казалось, что время – не что-то линейное, а… озеро, в которое стекаются со всех сторон ручьи линий судьбы. Крохотные волшебные птички размером с бабочку пили из цветочных рюмочек волшебного дерева нектар времени моего детства, прошедшего на Абшероне.

Однажды я оказался в гостях у егеря Ширванского заповедника Аббаса Аббасова. Передвигаясь на его мотоцикле «Урал», мы осмотрели берега залива Кызыл-Агач, заросшие тростником в два человеческих роста, с сизыми бакланами, нырявшими метров на десять-пятнадцать, охотясь на рыбу, и белоснежными, с ярким желтым клювом, египетскими цаплями на ветках топляков, торчащих из воды; с зимородками, раскачивающимися на метелках тростника, высматривая внизу блестку малька, чтобы спикировать за ужином.

– А вон там – остатки реликтового гранатового леса, – махнул Аббас в сторону небольшой рощи. – Ты видел когда-нибудь дикий гранат, которому три века в корне?

Мы едем в лес смотреть тяжелые узловатые стволы гранатовых деревьев. Вечером во дворе Аббаса у костра я вижу внучку егеря – ребенка с огромными глазами. Она принесла нам куски поджаренной баранины, переложенные скрипучими четвертинками граната, полного драгоценных зерен под сотами желтых пленчатых век.

Финикийцы распространили гранат по всему Ближнему Востоку, благодаря чему его стали называть «яблоко из Карфагена». Вслед за «народом моря» его стали почитать символом солнца и жизни.

Замечали, что держава в музеях и на старых картинах напоминает гранат? Держава – императорская, царская и королевская регалия – символизирует власть монарха над подданными и страной. А отцветший цветок на макушке созревшего плода определил зубчатую форму царских корон.

В Древней Греции плод граната почитался в качестве божественной пищи, надежды на бессмертие, а также был символом плодородия и изобилия, возрождения и бессмертия, любви и брака.

Плод граната полон семян; по этой причине он воспринимался как сосуд, содержащий новую жизнь, новые творения, которые оплодотворят землю после запустения Всемирного потопа.

В античной традиции гранат – растение, напоенное кровью Диониса. В Древнем Риме гранатовое яблоко в руках Юноны, покровительницы замужних женщин, символизирует таинство брака, а гранатовое дерево, цветущее душистыми, огненно-красными цветами, олицетворяет любовь и плодовитое супружество. Невесты несли венки из цветущих гранатовых ветвей. Гранат высаживали на могилах героев, чтобы обеспечить обильную преемственность.

Внутренняя структура граната – единство разнообразного множества: зерна, сплоченные, подобно сотам в улье, в единое тело плода, символизируют единую в своем многообразии Вселенную.

Изображения граната вплетали в кайму на одеянии первосвященников и вырезали на храмовых колоннах.

По-настоящему спелый гранат – тот, который взрывается на ветке.

У меня осталась фотография Аббаса: крупным планом треугольное твердое лицо егеря, крепкое темя, бархатистые ресницы, ханский взгляд, каменные скулы.

Аббас, добрый человек, на ходу машет рукой на очередной пролетающий мимо нашего мотоцикла забор:

– Вот тут мои друзья живут. Если что надо – их спрашивай, ночью приди – спасут.

Скоро Аббас снова оборачивается, кричит:

– Ладно, поедем, может, стрепетов увидим. Стрепет, когда на крыло с биджар поднимается, – вокруг метель от крыльев, белым-бело, дух уносит.

По дороге мы останавливаемся купить чурека у женщины, склоненной над вулканическим конусом тандыра. Фигура ее будто призрачна, затянута дымом, поднимающимся из жерла печи. Женщина только что распластала, прибила по периметру кулаком чурек к раскаленной глине, облизанной сполохами углей, поднялась и откинулась назад, схватилась за поясницу и щурится от дыма, хлынувшего вдруг из соседнего тандыра, где дрова только разгораются, потрескивают, показывая отсвет коротких шелковых языков пламени. Она заметила, что я снимаю, и улыбнулась, смущенно отвела взгляд, но поясница тут же перестала ее беспокоить, и она подбоченилась, что-то задорно крикнула своим подругам. Те ответили наперебой: «Теперь знаменитой станешь. Ты всегда мечтала!»