Кукольный дом Тарлана Горчу

В самом центре Баку, недалеко от восточных ворот Ичери шехер открылся бакинский Театр марионеток. Его создатель и главный режиссер – замечательный художник Тарлан Горчу.

Фото: Андрей Ковалев

У входа зрителей встречает пара влюбленных, которые так увлечены друг другом, что мимо них легко проскользнуть незамеченным (все настенные образы исполнил бакинский художник Алтай Садыхзаде). Древние стены первого этажа сохранили исконные арочные перекрытия, а в центре можно увидеть свое отражение в водах старого колодца, который для безопасности публики перекрыт стеклом. На втором этаже – зрительный зал: на сцене скачут деревянные лошадки, гибкие девушки в черных одеждах размахивают красными флагами – идет репетиция сцены боя. С Тарланом Горчу мы встретились в напряженный момент: полным ходом идет работа над постановкой кукольной оперы «Лейли и Меджнун».

Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев

«Сам проход по театру – аттракцион, путешествие в машине времени, от старого мира к новому»

БАКУ: Расскажите, какой концепции театра вы придерживались, когда реконструировали старинный особняк, приспосабливая его под новые нужды?

ТАРЛАН ГОРЧУ: Это здание XIX века – объект культурного наследия. Но полностью свой исторический облик сохранил только первый этаж. Две вещи были очень важны. Во-первых, сберечь старые камни, арки – даже колодец мы оставили, чтобы человек понимал, что находится в старинном бакинском доме. И по мере того как поднимаешься, обнаруживается переход от старого мира к новому – к открытому пространству четвертого этажа, откуда потрясающий вид на древний город. Сам проход по театру – своего рода аттракцион, путешествие в машине времени. И второй ключевой момент – современный театр не должен казаться замкнутым миром. Я хотел, чтобы все здание выглядело единым пространством.

БАКУ: Чтобы не было ощущения кулуарной жизни, а зритель чувствовал себя сопричастным происходящему?

Т.Г.: Зритель должен ощущать, что он может всюду заглянуть, везде посидеть, все потрогать – в офисе, в мастерской, в бутафорском цеху. Он должен чувствовать себя сопричастным театральной кухне. Когда ты предварительно смог поиграть с куклами, поработать за компьютером, выпить чай, это рождает совершенно иной тип переживания происходящего на сцене.

БАКУ: Вашим первым спектаклем был «Аршин мал алан», адаптация популярной оперетты Узеира Гаджибейли. Театр вы открываете кукольной оперой «Лейли и Меджнун», снова возвращаясь к творчеству композитора. Почему такое постоянство?

Т.Г.: Третий спектакль, работу над которым я планирую начать в следующем году, будет поставлен по оперетте того же Гаджибейли «Не та, так эта». Он будет завершением трилогии (смеется). На самом деле подобные нашему марионеточные театры – визитная карточка города. А Гаджибейли – часть национальной культуры, которую мы представляем. «Лейли и Меджнун» – «Ромео и Джульетта» Ближнего Востока. Я давно мечтал ее поставить: трагедия – фигура высшего пилотажа для режиссера. «Аршин мал алан» – спектакль легкий и даже немного бытовой, в нем очень много юмора. «Лейли и Меджнун» – это вызов, очень сложная задача. Я год корпел над эскизами. Хотел, чтобы в декорациях присутствовал синтез многих изобразительных культур: использовал ковровый орнамент, каллиграфию, архитектурные элементы, много деталей, передающих настроение Востока. Я не строю конкретные декорации – скорее создаю ассоциативный ряд. И впервые выпустил на сцену актеров, которые в этом спектакле играют в открытую: пластика их тел – важнейший драматургический материал, они с куклами создают единую композицию каждой сцены.

Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев

«Восточный орнамент так ослепителен, потому что внутренняя духовная работа скрыта от глаз»

БАКУ: В самом начале работы над постановкой вы планировали сделать кукол на манер каджарских портретов, которые сейчас очень популярны в мире. Что вышло в итоге?

Т.Г.: Да, я разработал эскизы в стиле живописи каджарского периода, где есть разные персонажи – от придворных танцовщиц до Фетх Али-шаха и его свиты. Но в процессе создания подумал, что полностью копировать их не совсем правильно, иначе получится слишком сувенирно. Я решил, что, опираясь на каджарскую эстетику, нужно сделать что-то свое, чтобы куклы жили новой жизнью. То, как одеваешь куклы, совсем не похоже на то, как одеваешь театральных актеров: пропорции иные, ткань диктует свои правила. Ткань в этом спектакле – особенный компонент. Чтобы выбрать ее, мне пришлось отправиться в Париж на знаменитый рынок Porte de Clignancourt. Если узор на ткани соответствует росту нормального человека, на куклах полметра высотой он будет смотреться странно. Я хотел, чтобы костюмы напоминали каджарские, и в итоге это получилось. А лица вышли несколько иными. Есть очень клевая фотография Гусейнгули Сарабского, который первым исполнил роль Меджнуна в 1909 году. Это фотография для меня знаковая, и я хотел, чтобы мой Меджнун был похож на Сарабского.

БАКУ: Спектакль получился очень эстетским – в нем зашифровано много символов и кодов. Не боитесь, что зрителю будет сложно все это воспринять?

Т.Г.: Если насытить «Лейли и Меджнуна» бытовыми элементами, это будет выглядеть странно. Спектакль не должен ассоциироваться с конкретным регионом. Грани должны быть стерты, нельзя допускать локальных намеков. Всегда меня коробило в оперной постановке, что «Лейли и Меджнун» привязана к арабской пустыне. Это прямо раздражало: открывается занавес, а на сцене люди в белых шатрах сидят, как будто лагерь военный. Я очень старался, чтобы в моих декорациях не было никакой конкретики.

БАКУ: Вы хотели сделать абстрактную визуальную историю, которая была бы решена через орнамент и каллиграфические элементы. В первой сцене легко прочитывается, что на сцене сад, но это некий условный Эдем.

Т.Г.: Нет силуэта сада, есть его орнаментальный фрагмент. А вот птички и феи, которые потом появляются, конкретны. Мне интересна восточная эстетика и ее философия: в своей визуальности она отображает лишь внешнюю красоту мира, его оболочку. Насыщенная орнаментальная красота так ослепительна, потому что внутренняя духовная работа скрыта от глаз – это отличает Восток от Запада. Поэтому я так долго работал над эскизами декораций, а литовские мастерицы несколько лет выделывали их вручную. Зритель это может не увидеть, но когда на декорации падает правильный свет, они искрятся, живут и дышат.

БАКУ: Симметрия, которой вы придерживаетесь не только в сценографии, но даже в движениях актеров и кукол, вас не сковывает?

Т.Г.: Симметрия тут логична: она заложена в драматургии, потому что главные герои – два человека, судьбы которых переплетены и зависимы друг от друга, они – две половины одного яблока. Это композиция, которая не может существовать без своего отражения. Симметрия во всем, начиная от движения актеров и заканчивая декорациями. И если появляются колесницы, их тоже обязательно две.

БАКУ: Помимо кукол и актеров в спектакле есть так называемые игрушки: игрушечными сделаны птицы, лошади, колесницы… Расскажите подробнее, какой смысл в их появлении на сцене?

Т.Г.: Мне хотелось максимально очеловечить кукол в этом спектакле. Когда рядом с ними появляются игрушки, куклы становятся более человекообразными и живыми. И еще было важно как-то разрядить пафос трагедии, немного разбавить предельную серьезность «Лейли и Меджнуна». С появлением игрушек в спектакле появляется улыбочка, и одновременно это линк, по которому ты уходишь в детство. Должно возникнуть ощущение, что на сцене живые персонажи – актеры и марионетки – играют в эти игрушки.

БАКУ: В спектакле заняты актеры, никогда прежде не работавшие в театре марионеток. Какие установки вы им даете, прежде чем они начинают учиться водить куклу?

Т.Г.: Первым делом попробуй понять, как сделана, выточена и расписана хотя бы одна рука этой куклы. Когда видишь, какой это адский и тонкий труд, начинаешь относиться к ней как к чему-то драгоценному. А позже обнаруживаешь, какие возможности сокрыты в кукольном теле, и волей-неволей воспринимаешь его как живой организм: сперва учишься управлять рукой, потом ногой, потом головой – и так постепенно оживает все тело.

БАКУ: А бывает, что у человека не получается освоить управление куклой – не живет в руках, и все?

Т.Г.: Конечно. Очень важно, чтобы актер был хорошо скоординирован и умел владеть своим телом – без этого никуда. Особенно это важно в «Лейли и Меджнуне», потому что актеры здесь живут на сцене в открытую, а не прячутся за ширмой. Поэтому я отдавал предпочтение тем, кто прежде занимался танцами и чувствует свою внутреннюю пластику, чтобы перенести ее на куклу.

БАКУ: По сути, кукловод должен добиться того, чтобы кукла стала продолжением его тела?

Т.Г.: Это подразумевается. Но еще вот что важно: если мы вспомним актеров, которые озвучивали мультфильмы, – очень часто они были похожи на своих героев. В «Лейли и Меджнуне» я начал по привычке работать с мужчинами-кукловодами, и ничего не получилось. Потому что это более тонкая пластическая история, чем предыдущий спектакль «Аршин мал алан», у девушек выходило лучше. Хотя Меджнуна мы долго искали – было бы неправильно, если бы его водила женщина, – и нашли: актер Али Аллахвердиев очень точно попал в роль. Выяснилось, что персонажи, которые внешне напоминают героев, проще справляются с куклой.

Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев
Фото: Андрей Ковалев

«Попробуйте понять, как выточена и расписана хотя бы одна рука этой куклы»

БАКУ: А драматические актеры в ваши спектакли попадают?

Т.Г.: Если честно, я вообще не работаю с профессиональными театральными актерами: у них есть желание демонстрировать себя, а не куклу. А мне важно, чтобы человек себя органично чувствовал с куклой в руках, а не стеснялся этого.

БАКУ: Саундтрек к спектаклю «Лейли и Меджнун» сильно отличается от канонической оперной музыки. Как он создавался?

Т.Г.: Когда исполняют оперу Гаджибейли, ее обычно поют два состава: один – мугамную часть, другой – композиторские партии, бельканто. Мы сделали адаптацию, потому что наш спектакль значительно короче оперы, он длится 55 минут. Во-первых, мы создали полностью новую оркестровку, автором которой стал известный джазовый пианист и композитор Салман Гамбаров. Он прежде никогда не выполнял такую задачу, и ему было очень интересно. Некоторые партии претерпели серьезные изменения. Эту новую оркестровку спели мугаматисты, и мы ее записали. Пришлось сильно изменить ритм оперы, чтобы попасть в темп будущего спектакля. Это самое сложное в работе с марионетками – нужно держать в голове все мизансцены с точностью до секунды. Если нет музыки, не можешь начать репетировать. Два дня назад была такая история: поворот декорации задержался на долю секунды, и наш Меджнун оказался зажат. Постановка марионеточного спектакля – тонкое инженерное дело.

БАКУ: Свет и его метаморфозы играют в спектакле важную роль. Как продумывалась световая драматургия?

Т.Г.: У нас в театре установлено совершенно новое поколение световой аппаратуры. Во-первых, приборы не греются – актерам теперь проще работать. А во-вторых, трансформации света записаны в программу, все детали до мелочей продуманы заранее. Я вообще из тех режиссеров, которых называют диктаторами: с удовольствием выслушиваю всех, а потом делаю как хочу. Мне было важно не использовать много цвета, потому что декорации и так очень яркие, а куклы сделаны в такой благородно приглушенной манере, что их не стоит расцвечивать. Только в первой сцене я использовал насыщенный голубой свет, потому что важно было передать особую синеву утреннего неба. И еще в сцене боя позволил себе добавить красного. А в целом картинка должна напоминать мягко освещенные рембрандтовские полотна. Я вижу сейчас, что свет можно еще приглушить.

БАКУ: Вы упомянули Рембрандта – а мне показалось, что в спектакле много общеевропейских образов, которые связаны не только с восточной темой.

Т.Г.: Там есть даже отсылка к иконографии «Возвращения блудного сына», когда мать и отец обнимают героя. И прослеживается тема Христа, когда Меджнун своим телом останавливает войну, а потом преображается и возносится. Я хотел создать на сцене общее символическое поле, смешать сюжеты, пришедшие из разных религий. Современный театр должен быть открытым, чтобы спектакль прочитывался зрителями всех культурных традиций.

«Выяснилось, что персонажи, которые внешне напоминают героев, проще справляются с куклой»

Фото: Андрей Ковалев
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»