Ювелир Мануэль Каррера в Баку уже четвертый раз и потому не понаслышке знает, какие драгоценные камни любят бакинцы. Мы поговорили с доном Мануэлем о том, в чем бакинские вкусы совпадают с его собственными, о привязанности к старым бакинским камням и о его друге Мстиславе Ростроповиче.

«Если вы спросите меня как ребенка, какой мой любимый цвет, я отвечу: голубой. А камень – бирюза. Для меня цвет бирюзы, да и вообще вся палитра синих оттенков – чистая радость, – говорит дон Мануэль, когда мы выходим на прогулку по бульвару. – В этом мы похожи с бакинцами. Здесь любят «сладкие» цвета, теплые и нежные: светло-голубой, светло-зеленый. И вообще для меня поразительно, что в Баку пользуются наибольшим успехом те камни, формы и сюжеты, которые лично я считаю самыми сложными для понимания».

В этот приезд Мануэль Каррера сразу отправился в Старый город и в первые же полчаса купил две скульптуры в галереях неподалеку от Девичьей башни. Первая – бронзовая женская фигура с необычными искаженными пропорциями; другая – ню из белого мрамора. Эти свои приобретения он комментирует как будто со смущением: «Поверьте, я не тот человек, который приезжает в город и сразу же бросается оголтело скупать скульптуры. Я говорю это, чтобы пояснить: в Баку я чувствую себя в некотором смысле дома, мне близка здешняя атмосфера, она совпадает с моим настроением и вкусом. И эти две фигуры абсолютно точно найдут место в моем доме».

Скульптуры и драгоценные камни всегда были страстью дона Мануэля и стали – в удивительном симбиозе – делом его жизни. Сам Каррера принадлежит к тому поколению, которое начинало жить и работать рано. Ему было 14, когда он, мальчик из династии огранщиков камней, стал подмастерьем в одной мадридской мастерской. Дело было в трудные послевоенные времена, и о заре дома Carrera y Carrera его основатель рассказывает так: «Я любил листать книги и однажды открыл для себя стиль модерн и узнал о Фаберже. Его произведения потрясли меня и навсегда стали образцом красоты. Я искренне недоумевал: как мы можем создавать в нашей мастерской такие уродливые вещи, когда в мире существует подобная красота? И так в 18 лет я решил открыть свою маленькую мастерскую, где мы делали украшения, не похожие на другие. Они были в том же стиле, популярном в ту эпоху, но я придавал им больше грации, больше изящества, и постепенно меня начали узнавать. Когда мне исполнилось 22 – у меня даже сохранился документ, – в мастерской было уже 16 работников, и именно тогда я начал свою революцию. Я продолжал делать вещи, которые мне заказывали, чтобы заработать на кусок хлеба, а все сбережения вкладывал в собственную коллекцию. И, честно сказать, вынашивал мечту стать Фаберже или Лаликом своего времени».

Первый успех Каррере принесла его необычайная смелость – две коллекции: Eden с чувственными изображениями Адама и Евы и Bonadea, в которой жемчужины и драгоценные камни держали точеные женские руки, оттененные традиционными испанскими манжетами в духе Веласкеса. «Предлагать женщинам украшения с миниатюрными скульптурами было сумасшествием», – вспоминает Каррера. Впоследствии у основателя ювелирного дома, вошедшего в топ-30 ведущих ювелирных брендов мира, было много других источников вдохновения – от воды до пламени, от хищных зверей до рисунков традиционных манильских и кашмирских шалей, – но ювелирные изображения женского и мужского тела остаются наиболее узнаваемым образом Carrera y Carrera.

В те времена мало кто знал, что «для души» Мануэль Каррера делает уникальные ювелирные скульптуры – из хрусталя, малахита, мрамора, лазурита, необработанных кристаллов рубина и аметиста с инкрустациями бриллиантами, сапфирами и изумрудами. Работы эти теперь находятся в коллекциях королевы Испании, королевы Таиланда, Пласидо Доминго, голливудских звезд и даже в Оружейной палате Московского Кремля. Несколько лет назад, когда Мануэль Каррера оставил созданную им компанию, он целиком посвятил себя изготовлению этих драгоценных скульптур, но о Carrera y Carrera, конечно, не забывает и до сих пор часто путешествует по делам марки. Вот как сейчас в Баку.

«Знаете, – говорит он, – я чувствую себя счастливым, что в мои годы имею возможность пожинать плоды сделанного за всю жизнь. Да, я потратил молодость и жизнь на создание стиля, но сейчас моя марка для меня как сын. Мне приятно видеть, что этот сын вырос, стал известным, успешным, носит мое имя. И я рад, если могу чем-то еще помочь ему».

Тем временем наш фотограф снимает дона Мануэля на фоне далеких силуэтов бакинского порта. Мы стоим чуть поодаль с супругой Карреры Мариной, которую он нежно называет «моя муза» – и вот наконец впервые привез в Баку. Это от нее мы неожиданно слышим, что Баку для их семьи совсем не случайный город.

«Наверное, никто не узнавал о Баку таким образом, каким узнал про него я, – рассказывает нам чуть позже очень личную историю дон Мануэль. – Я был одним из лучших друзей Ростроповича, Славы, как я его называл. Мы познакомились очень смешно. Ростропович был коллекционером Carrera y Carrera, покупал наши украшения по всему миру и, будучи хорошим другом королевы Испании, однажды сказал ей, что, мол, очень любит эти украшения, а кто их делает – не знает. И она решила нас познакомить. Представьте себе мое удивление, когда мне позвонила секретарь Ее Величества и сказала, что королева заедет вместе с Ростроповичем в один из моих магазинов. Я, конечно, слышал про этого музыканта, но даже не предполагал, что он находится на такой короткой ноге с королевой. И вот когда он первый раз увидел меня, он бросился меня тискать, целовать со словами «О, мой дорогой друг Каррера!». Королева рядом стоит – мне было так неловко...»

Дон Мануэль смеется, снова переживая этот момент.

«Ростропович, конечно, был невообразимым человеком. Потом мы с ним часто проводили вместе время, гуляли, пили вино и ели хамончик, и во время наших посиделок в разговорах часто звучал Баку. Для Славы покинуть страну было настоящим горем, он очень хотел приехать в город, где родился, но не мог. Он очень любил Баку».

Побывать в этом городе самому Каррере довелось только после ухода Мстислава Ростроповича: Галина Вишневская пригласила его как одного из лучших друзей музыканта принять участие в официальном мероприятии, посвященном годовщине смерти. В речи со сцены оперного театра Мануэль Каррера тогда рассказывал простые подробности дружбы – о том, за что любил Славу, как они проводили время. «Меня принимали так тепло, – говорит он, – что я даже прослезился на сцене. И с тех пор меня всегда очень тепло принимают в Баку. Вот и сейчас мне очень нравится эта нежность людей по отношению к нам с Мариной. И, конечно, для меня важно, что в Баку с большим энтузиазмом принимали и принимают мои работы – я говорю это не как коммерсант, а как художник. Для меня всегда было самым важным то, что чувствует сердце».