Память о детстве писательницы Гюнели Анаргызы

Прогуливаясь по Приморскому бульвару, я часто замечаю на любимой набережной образы из прошлого. Вот маленькая Гюнель на лавочке слушает чтение няни, вот Гюнель-выпускница беззаботно хохочет с одноклассниками, а вот Гюнель постарше катит коляску с первенцем... 

Иллюстрация: Варвара Помидор

Гюнель Анаргызы – директор Бакинского книжного центра, писатель, публицист, автор десяти книг. Самый известный сборник ее прозы «Карабахские рассказы» переведен на десять языков. В прошлом Гюнель ханым – главный редактор нескольких журналов, автор телепрограммы «Пенджере» («Окно»), соучредитель одноименного общественно-культурного общества. Дочь народного писателя Азербайджана Анара и академика НАН, музыковеда Земфиры Сафаровой, внучка народных поэтов Азербайджана Расула Рзы и Нигяр Рафибейли.

Из моих окон всегда было видно море. Не могу представить, чтобы я долго жила там, где не был бы виден наш Каспий.

Первым моим домом была квартира в большом здании на улице Узеира Гаджибейли с популярным универмагом «Бакы» внизу. Сюда меня привезли из роддома, здесь я училась ходить, читать, разбираться в жизни, знакомилась с друзьями моего отца писателя: артистами, музыкантами, литераторами, приходившими к нам в гости.

***

Детей из так называемых приличных семей в Баку нередко воспитывали няни, которые были, впрочем, скорее гувернантками. Такая няня была и у меня: Ядвига Болеславовна, полька с удивительно аристократическими манерами. Когда-то ее привез в Баку муж военный, и здесь она осела, со временем посвятив себя воспитанию чужих детей. В своей квартире на проспекте Кирова она фактически организовала детский садик на четыре-пять малышей. Нас приводили к Ядвиге Болеславовне утром, мы шли с ней гулять, затем возвращались обедать. После обеда был тихий час. А потом нас забирали родители.

Мой старший брат, ранее посещавший этот садик, называл пани Ядвигу «Болеславная». Он полагал, что «Болеславовна» – это не отчество, а нечто вроде титула – как Василиса Прекрасная.

Никогда не забуду, как мы переходили с ней проспект Нефтяников (движение тогда было куда тише), чинно прогуливались по Приморскому бульвару, а затем усаживались на лавочку под жасминовым кустом, словно матрешки, по росту: рядом с пышнотелой Ядвигой Болеславовной сидел самый высокий, затем – пониже и так до самого маленького. И Ядвига Болеславовна читала нам, окутанным жасминовым ароматом, замечательные книжки из своей библиотеки: «Приключения Пиноккио», «Волшебник Изумрудного города» и другие. С тех пор, когда кто-то читает вслух, я очень внимательно слушаю.

С этими прогулками связано самое вкусное воспоминание. Паша Рустамзаде однажды принес банан! Ядвига Болеславовна аккуратно поделила плод на пять частей и раздала их нам. Боже, какое это было наслаждение!

Случилось в то время и первое разочарование в жизни. Неподалеку находилась гостиница «Азербайджан», и к нашей группе как-то подошли иностранцы. Не знаю, как это проглядела Ядвига Болеславовна, но они подарили нам фруктовую жвачку! Целых пять пластинок! В годы, когда каждый бакинский ребенок коллекционировал этикетки от жевательной резинки, это было просто чудо. Но самый старший (а значит, самый мудрый) мальчик в нашей группе сказал: «Эти жвачки есть нельзя. Потому что иностранцы, наверное, враги и хотят нас отравить». И мы своими руками выбросили сокровища в урну!

***

В центре Баку есть две улицы – Расула Рзы и Нигяр Рафибейли. Это мои дедушка и бабушка. Они были народными поэтами и жили в доме, стоящем на пересечении улиц, позже получивших их имена. Сейчас на стене этого дома висит мемориальная доска. Сюда я прибегала в гости, удивлялась старинному огромному подъезду; затем я взрослела, росла, и подъезд становился все меньше и меньше.

Бабушка Нигяр была дочерью Худадат-бека Рафибекова – хирурга, спасшего жизнь многим людям. В годы первой республики Худадат-бек стал министром «здравия и призрения», то есть здравоохранения и социального обеспечения, а после – гянджинским губернатором. Советская власть ему этого не простила. Когда прадеда уводили под конвоем, горожане хотели отбить его, но Худадат-бек предотвратил кровопролитие: сказал, что никому ничего плохого не сделал, а потому не верит, что и ему сделают что-то дурное.

Худадат-бека расстреляли в Бакинской бухте на острове Наргин. Жена и трое маленьких детей остались без кормильца, с клеймом «семья врага народа». Их хотели сослать в Сибирь, но вступился глава республики Мир Джафар Багиров, наложивший резолюцию «Оставить».

Дед Расул происходил из аристократической семьи Мамедхановых, но отец его рано умер, и воспитал маленького Расула брат матери Мамед Гусейн Рзаев. Его-то фамилию и взял впоследствии Расул Рза.

В труднейшие и опаснейшие годы встретились Расул Рза и Нигяр Рафибейли. Возможно, именно любовь помогла им выжить. Они поженились в 1937 году. В 1938-м родился мой отец Анар.

Меня часто спрашивают, что я чувствую, проходя по улицам, названным в честь бабушки и дедушки. Да, эти улицы в числе моих любимых. Но не потому что носят имена Расула Рзы и Нигяр Рафибейли, а потому что там жили моя бабушка Нигяр, мой дед Расул, потому что там я провела детство… Эти улицы названы в честь выдающихся поэтов, чьи имена золотыми буквами вписаны в историю азербайджанской литературы. Но в этом качестве они народное достояние, а я лишь частичка этого народа.

В школе мы, как и все бакинские школьники 1970–1980-х, проходили поэму деда «Ленин». В художественном смысле это безусловный шедевр: Расул Рза был новатором азербайджанской поэзии, основоположником белого стиха. Я, как и другие, знала поэму почти наизусть, готовила к экзамену. Но когда в школе меня представляли гостям как внучку поэтов, всегда чувствовала себя неловко: я-то при чем? Это же они народные поэты, а не я.

К сожалению, я застала деда Расула и бабушку Нигяр совсем недолго: помню их как очень усталых, серьезно болеющих людей, проживших нелегкую жизнь. Дед был строгим, его побаивались. Он категорически не признавал новогодние елки, считая их чуждым нашей культуре обычаем. Тем не менее Новый год мы всегда праздновали именно у него дома, как у главы рода, без елки, но все равно весело.

***

Иллюстрация: Варвара Помидор

Дом Расула Рзы и Нигяр Рафибейли боковым фасадом смотрит на старинный Молоканский сад. С другой его стороны жила другая моя бабушка, Джавахир ханым. Если бабушка Нигяр была бабушкой поэтессой, то бабушка Джавахир – просто бабушкой. Обе нас баловали. Хотя бабушка Нигяр признавалась порой с улыбкой: «Люблю, когда приходят внуки, и люблю, когда они уходят».

Бабушка Джавахир всегда вспоминается мне в простом халатике, с седыми волосами, стянутыми в пучок, обязательно что-то стряпающей. Готовила она восхитительно! Ректор Музыкальной академии Фархад Бадалбейли до сих пор вспоминает: «Никогда я больше такой пахлавы не ел, как у Джавахир-хала! Космическая пахлава!»

Готовя, бабушка часто напевала. В юности она посещала девичий хор, организованный самим Узеиром Гаджибейли. Маэстро сделал бабулю солисткой, потому что ее голос выделялся силой, чистотой, переливами. К сожалению, выйдя замуж, бабушка Джавахир завершила певческую карьеру – запретил супруг. Уж как деда уговаривал сам Гаджибейли, но тот был непреклонен. Много-много лет спустя к моей маме, уже известному музыковеду, обратился автор радиопередачи «Вечерние встречи» Рафаэль Гусейнов:

– Не слышали ли вы что-нибудь о солистке гаджибековского женского хора Джавахир Фиридунбековой? Какова ее судьба?

– Слышала, – улыбнулась мама. – Она как раз сейчас рядом со мной, на кухне, печет пирог.

– Вай! – вскричал Рафаэль Гусейнов. – Вот удача!

Он прибежал к бабушке и принялся уговаривать ее спеть.

– Ну что вы, – засмущалась бабуля, – как можно? Нет, без подготовки я решительно не могу.

– Готовьтесь!

И мы начали с ней репетировать, благо я тогда училась в музыкальной школе и могла аккомпанировать. Подготовившись, бабушка отправилась на радио, и там была сделана единственная ее запись.

***

«В Баку почти всегда было безопасно. Детей спокойно отпускали на весь день, не имея, понятное дело, возможности позвонить на мобильник»

Музыкальная школа, в которой я училась, была самой знаменитой в Баку – Бюльбюлевской. Ее когда-то окончил Муслим Магомаев, на несколько классов старше меня училась Азиза Мустафазаде – дочь знаменитого джазмена, сама позже ставшая мировой величиной в джазе.

Сперва меня возил на занятия папин водитель, а повзрослев, я стала ездить сама, на троллейбусе. В Баку почти всегда было безопасно. Детей спокойно отпускали на весь день, не имея, понятное дело, возможности позвонить на мобильник или свериться в социальной сети. Между общеобразовательной и музыкальной школами был большой перерыв, но по домам расходиться нам было лень, и мы шли, как тогда говорилось, «на шатал» – перекусить в какой-нибудь кафешке и погулять по городу. А поскольку маршруты были примерно одни и те же (площадь Фонтанов, кафе «Наргиз», кафе «Фируза», знаменитая «Пирожковая»), то при необходимости найти нас было проще простого, ведь вокруг жили бабушки и тети:

– Алло, Гюнель мимо еще не проходила?

– Нет пока. Должно быть, скоро пройдет.

– Тогда скажи, чтобы домой позвонила.

***

В Баку всегда есть место для романтики, фантазии, творчества. Недаром у нас столько музыкантов, писателей, художников, вдохновлявшихся городом – красивым, легким, одухотворяющим. Благодаря отцу вокруг меня всегда было множество интересных людей: художник Фархад Халилов, пианист Фархад Бадалбейли, писатели Юсиф и Вагиф Самедоглу, композитор Эмин Сабитоглу... Они приходили к нам в гости, что-то обсуждали, спорили, выпивали, шутили. На моих глазах создавались произведения, которые сейчас считаются классикой.

Я не любила, когда звонил художник Тогрул Нариманбеков. Знала, что после звонка папа куда-то уйдет и придет поздно, необычно веселый. А возможно, вместе с ним придет дядя Тогрул, который в два часа ночи обязательно примется распевать итальянские арии на весь дом. Поэтому я коварно пищала в трубку:

– Апапынетудома!

Теперь-то я понимаю, что все они были моложе нас нынешних, и у них было замечательное и плодотворнейшее время.

Фархад Бадалбейли был мастером капустников, какие-то проводились даже у нас дома. А какие домашние концерты устраивал композитор Эмин Сабитоглу на том самом пианино, на котором я разучивала гаммы! Сколько премьер песен мне довелось услышать! Никогда не забуду, как Полад Бюльбюль оглу впервые исполнил песню «Скажи глазам твоим» на слова моего деда Расула Рзы. Дед сидел в глубоком кресле и внимательно слушал.

Телевизионную музыкальную комедию «Возлюбленная из дома наискосок» (Evleri Kondelen Yar), ставшую в Азербайджане культовой, авторы придумывали у нас дома. В кабинете папы собрались композитор Эмин Сабитоглу, автор песенных текстов Вагиф Самедоглу, режиссер Рамиз Гасаноглу и несколько часов что-то сочиняли, записывали, обсуждали. Иногда раздавался взрыв хохота. «Какую-то хохму придумали», – понимала я. Но поинтересоваться, над чем они смеются, и в голову не приходило: у меня было свое важное дело – снабжать творческую четверку чаем.

***

«Дома была огромная библиотека, но еще лучше читалось на нашей бузовнинской даче»

Дома была огромная библиотека, но еще лучше читалось на нашей бузовнинской даче, где было два основных развлечения: море и книги.

Море было счастьем. К нему мы бежали через дюны. Песок обжигал голые пятки, а сухой жаркий ветер бил в лицо. Ныряли с разбега, плескались до изнеможения... Но это было возможно не всегда. «Вы куда это собрались? Разве не видите, какие волны?» И тогда от безделья спасали книги. За несколько летних каникул я перечитала всю зарубежную классику, от Марка Твена до Артура Миллера.

Вечером порой случались танцы. Их вперемешку с кинопоказами организовывал пансионат по соседству, куда съезжались скучающие дамы со всего Советского Союза. Поэтому туда любили заглядывать и наши поселковые джентльмены.

Однажды произошло диво дивное. Поздно вечером над поселком и пансионатом завис гигантский молочно-белого цвета шар. Автомобили перестали заводиться, а отдыхающие долго, словно завороженные, смотрели на странный объект. Из оцепенения всех вывел пронзительный женский голос:

– Ну и местечко! То шары летают, то мужчины пристают!..

***

Мой Баку – город музыкантов, художников, литераторов. Но бывают еще люди, которые непонятно чем занимаются, но которых знают все. И сейчас немало таких, но все они вместе не могут составить славу Наргиз Халиловой – главной бакинской красавицы 1960-х.

Наргиз была мегапопулярной! Когда она выходила на улицу, народ сбегался из окрестных переулков, повсюду стелился шепоток: «Наргиз вышла... Наргиз идет…» У нее были роскошные черные волосы, белоснежная холеная кожа, эффектный бюст, она всегда очень стильно наряжалась. В молодости Наргиз училась в консерватории с моей мамой и иногда приходила к нам домой. Тогда собирались за столом тетушки и смотрели на первую красавицу с разинутыми ртами. А она что-то рассказывала.

Были знаменитые пары, которые знали все: Фархад Бадалбейли и его супруга Неля, художник Фархад Халилов с Тамиллой Ахундовой – и врачом, и художником, и поэтессой, моя тетя профессор консерватории Эльмира Сафарова и ее муж актер Тофик Мирзоев, друг Муслима Магомаева… Эти и подобные пары были символами Баку.

***

Школу я окончила в 1990 году. Это был очень тяжелый год для Азербайджана: в Баку была введена армия, действовал комендантский час, повсюду патрули. Но молодости все нипочем, и мы радовались жизни, продолжали гулять по любимому городу, обходя блокпосты. Как и прежде, засиживались в любимых кафешках на площади Фонтанов, рассказывали анекдоты, пели песни…

В день выпускного мы отправились в Зеленый театр на концерт самой знаменитой и любимой группы тех лет – «Карван». Позабыв обо всех печалях, я выплясывала у сцены под хиты «Черные глаза» и «Желтые цветы». После концерта мы отмечали окончание школы в странной подворотне за Домом офицеров, потом ненадолго разошлись (девочки пошли ко мне домой), чтобы чуть позже вместе встретить рассвет на Приморском бульваре.

Так закончилось мое детство.

Иллюстрация: Варвара Помидор
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»