ЛичностиГде мне только не довелось выступать с моим таром, но лучшим городом на свете я всегда буду считать мой Баку: элегантный, интеллигентный, музыкальный. Я родился в 1947 году в Карабахе, в городе Агдам. Но красоту жизни, секреты профессии, премудрости искусства я постиг в Баку.
Рамиз Эюб оглу Кулиев – известный музыкант, исполнитель на таре, актер. Народный артист Азербайджана, лауреат Государственной премии, кавалер орденов «Шохрат» и «Шараф», лауреат международных конкурсов, профессор Музыкальной академии имени Узеира Гаджибейли, вице-президент Центра культуры азербайджанцев мира, член Коалиции общественного контроля.
В Агдаме я учился в музыкальной школе № 1. Вставал рано-рано и бежал по неасфальтированным улицам репетировать, отмахиваясь таром от бродячих собак. Дома заниматься не мог, негде было. У родителей нас было девять детей, и все жили в одной комнате. Какие уж тут музицирования! А в музыкальной школе меня спозаранку встречала лишь бабушка-уборщица. Она смеялась:
– Ай, Рамиз! Первыми полагается приходить директору и завучу. Так что давай будем считать, что ты директор, а я завуч.
У меня был прекрасный педагог, которого звали Джон. Был он азербайджанцем, но родился в Лондоне, когда его отец, известный нефтяник Гусейнбала Алиев, там работал. Джон был стильный, обаятельный парень! Он отправил меня из Карабаха в Баку.
В столице тогда проводился республиканский музыкальный конкурс, где председателем жюри был наш замечательный композитор Афрасияб Бадалбейли. На этот конкурс, по настоянию Джона Алиева, я и поехал. Мне было тогда десять лет. Сопровождать меня было некому: отец работал, а мама не могла оставить моих братьев и сестер. Как сейчас помню, сел я не на рейсовый автобус, а разместился в кузове открытого ГАЗ-51, шедшего из Карабаха через Агдам в Баку. Поездка на автобусе стоила пять рублей, а грузовик обошелся в три. Весь багаж – сумочка да тар. Днем ехать было даже приятно, но когда стемнело, стало холодно. Поднял я воротник своего плащика и вжался в угол кузова.
Сошел у знаменитой бакинской пятиэтажки «Бешмяртябя», как раз возле Азербайджанского драматического театра. И пошел искать улицу Толстого, 148, где жили родители моего учителя. Гусейнбала и его жена приняли меня как родного!
– Какие пожелания, Рамиз? Чего бы тебе хотелось? – спросил Гусейнбала муаллим.
– Мечтаю по бульвару погулять. Это раз. На электричке покататься. Это два... И если возможно...
– Что? Не стесняйся, сынок.
– Хочу телевизор посмотреть.
Последнее желание исполнилось сразу, потому что у Алиева дома имелась эта роскошь – телеприемник КВН с огромной линзой, которую заполняли водой.
На следующий день мы съездили на электричке в пригородный поселок Сабунчи – в гости к другу Гусейнбалы, тоже нефтянику.
И на бульвар сходили, конечно! Так я впервые увидел море и навсегда решил, что нет ничего красивее Каспия. А какое впечатление на меня произвели бакинцы, прогуливавшиеся по набережной! Они были в шляпах и, приветствуя знакомых, эти шляпы вежливо приподнимали. Это был для меня большой урок!
Десять дней я прожил в семье Гусейнбалы Алиева. Уехал, увозя с собой лауреатский диплом и зародившуюся любовь к Баку. Как ни красив, как ни великолепен был мой Карабах, но Баку мне показался еще прекраснее! И, окончив училище в Агдаме, я снова устремился сюда – теперь уже поступать в Азербайджанскую государственную консерваторию.
***
Отец справил мне модный костюм и настоял, чтобы теперь я все-таки ехал на автобусе. И дал с собой 33 рубля – 11 хрущевских зелено-голубых трешек. Ночь я ехал, рано утром прибыл в Баку – опять к той самой пятиэтажке «Бешмяртябя» – и пересел на трамвай. Трамваи я и в первый приезд видел, а вот покататься довелось впервые.
Огромная, как мне тогда показалось, консерватория была похожа на муравейник: парни и девушки со скрипками, виолончелями и другими инструментами входили, выходили, бегали по лестницам, разговаривали друг с другом... Озираясь по сторонам, я поднялся на второй этаж, где наткнулся на невысокого мужчину с длинными волосами. Отродясь не видел, чтобы у мужчин были длинные волосы!
– Ты кто такой? – строго спросил он.
– Кулиев... Рамиз.
– И что с того? Зачем пришел?
– Экзамен сдавать.
– Кто такой Чайковский? Быстро!
– Петр Ильич Чайковский… – я перечислил балеты, концерты, другие произведения.
– Кто такой Глазунов?
– Русский композитор... – и вот ведь незадача: я знал, что Александр Глазунов был директором Петербургской консерватории, но его опусы не помнил.
– Иди готовься! – заявил длинноволосый мужчина. – Не будешь знать такие вещи – не поступишь!
И ушел.
– Ты знаешь, с кем разговаривал? – окликнули меня.
– С кем?
– Это же ректор, композитор Джовдет Гаджиев, народный артист Азербайджана!
***
Грустный, я сдал документы и отправился искать жилье. У древней набожной старушки в приземистом одноэтажном доме снял комнатку за десять рублей. Поставил свой чемоданчик, расчехлил тар, начал по привычке репетировать... Вдруг вижу: через окошко, над занавеской, на меня смотрят три-четыре человека.
– Что хотите? – спросил я.
– Ты что играешь?
– Мугам «Сегях».
– Так играй же, не останавливайся!
Это были бакинские ювелиры из мастерских по соседству. Они оказались большими любителями народной музыки.
– А что ты такой грустный? – спросили меня ювелиры, когда я закончил репетицию.
Я рассказал про то, как приехал, встретился с Джовдетом Гаджиевым, попал впросак с Глазуновым.
Мои новые знакомые возмутились.
– Кто такой этот Глазунов?! – решительно воскликнули они. – Сейчас мы с ним пойдем разберемся! Или отцу его пожалуемся!..
Мы подружились с этими мастерами. Настоящие были бакинцы: сердечные, открытые, опять же меломаны.
***
Я сдал девять экзаменов и стал первокурсником. Узнавал постепенно город: что ни день, то открытие! Полюбил пить воду из автомата: за копейку – газировку, за три – лимонад. У вокзала покупал на обед пирожки с требухой, которые продавала русская женщина, одетая в белый халат. И по-русски, и по-азербайджански она весело приглашала отведать свой товар. А после распробовал такую вкуснятину, как пончики – круглые, с яблочным повидлом. Горячие обеды я себе тоже позволял, но раза два в месяц: все-таки денег у студента было немного. Потому-то и устроился работать на нефтеперерабатывающий завод в Черном городе.
Там поразились, что к ним пришел студент консерватории, но препятствий чинить не стали. Так я стал рабочим-нефтяником. После занятий садился на трамвай и ехал в продымленный, закопченный промышленный район. На заводе вешал на крючок свой единственный костюм, надевал спецовку и шел в цех. Так продолжалось не очень долго. Потому что в профессорской комнате консерватории, куда я регулярно заходил за журналом группы, живые классики азербайджанской музыки стали тревожно принюхиваться и кашлять.
– Что за запах? Откуда? – нахмурился народный артист Азербайджанской ССР и лауреат Сталинской премии третьей степени Саид Рустамов.
Я притворился, что понятия не имею, о чем он говорит, – дескать, терпкое нефтяное амбре, скорее всего, доносится откуда-то с улицы.
Но Саид Алиевич все-таки распознал источник аромата.
– А-а-а-а-а-а-а! От тебя идет!
И уверенно показал на меня пальцем.
Я не стал рисковать студенческим билетом и уволился с завода.
***
В том же году я попал на конкурс в филармонию. С трепетом пришел в великолепное здание на улице Коммунистической, украшенное двумя башенками-минаретами. Здесь мое выступление внимательно выслушали корифеи азербайджанской музыки, народные артисты Шовкет Алекперова, Абульфат Алиев, Гаджи Мамедов и другие.
После того как я отыграл свою программу, Шовкет Алекперова, выдающаяся азербайджанская певица, без улыбки сказала Алиаге Кулиеву, который был не только парткомом, но и руководителем ансамбля:
– Алиш, гони его.
Я вышел страшно опечаленный. Но меня догнал и окликнул сам Алиага Кулиев:
– Ты неправильно понял, сынок. У нас в филармонии три ансамбля, и Шовкет ханым дала мне совет: «Гони-хватай его к себе в ансамбль!» Приходи завтра на репетицию!
Так началась моя концертная деятельность.
***
Вскоре меня показали по телевизору. Старые бакинцы помнят, что в Нагорном парке, на смотровой площадке стоял огромный памятник С. М. Кирову. А прямо под Кировым располагался респектабельный ресторан «Дружба». Туда-то меня с ансамблем и позвали на важное правительственное мероприятие, приказав непременно надеть черный костюм и галстук. На этом вечере, снимавшемся для телевидения, я увидел первого секретаря ЦК Вели Ахундова, председателя Совета министров Азербайджанской ССР Энвера Алиханова, композитора Кара Караева, оперного тенора Лютфияра Иманова... Тогда я впервые увидел Гейдара Алиева в генеральской форме.
После мы встречались не раз. Помню, как уже будучи руководителем республики, Гейдар Алиевич велел всем первым секретарям райкомов раз в неделю посещать филармонию и слушать концерты классической музыки. Приезжали в Баку как миленькие и шли на концерты. Пыхтели, но слушали и Чайковского, и Бетховена, и Брамса, и народную музыку... Как-то раз один из этих деятелей мне признался:
– Ай, Рамиз! Как же мне нравится твой мугам – наслаждение! А вот с симфониями куда труднее...
– А что такое?
– Да понимаешь... Если не слушаю эту вашу классику – мне не хватает культуры, а если слушаю – меня самого не хватает.
Уровень таких людей Гейдар Алиев и стремился поднимать.
***
Музыкальная жизнь в Баку кипела, и хоть тогда еще не было центрального концертного зала Дворца Ленина (ныне – Дворец Гейдара Алиева) и тем более великолепного Кристалл-холла, музыкальные представления шли на многочисленных площадках: в Клубе Дзержинского (сейчас Клуб Шахрияра), драматическом театре, оперном театре, филармонии и так далее. Было много музыкальных ансамблей. Мы часто ездили на гастроли – на декады азербайджанской культуры в Москву, Ленинград, на Украину, в Узбекистан... Победили на конкурсе в Самарканде, и в 1982 году трио в составе Рамиза Кулиева, Алима Гасымова и Шафиги Эйвазовой съездило в США. После чего мне дали народного, а Алиму и Шафиге – заслуженных.
Но самые замечательные «гастроли» проходили в родном Азербайджане: на специальном агитационном поезде мы ездили по районам республики и повышали дух тружеников села. Прямо среди полей, на берегах рек для колхозников выступали писатели, художники, музыканты, ханенде. Дирижировал сам Ниязи!
Гейдар Алиев тоже приезжал на эти необыкновенные концерты.
***
Особенные представления проходили на свадьбах... Ах, каким чудом были эти традиционные бакинские свадьбы! Сколько всего бакинских деревень? Тридцать? Сорок? Я выступал в каждой! Времена были простые, бесхитростные. И на сколько люди могли себе позволить свадьбу, на столько и делали. Это сейчас залезают в долги, пытаясь устроить пиршество пороскошнее, а тогда довольно было и палатки-шатра. Зато как внимательно слушали выступления нашего трио – не требовалось никакого микрофона, да и откуда ему тогда в деревнях взяться!
Все вели себя чинно-благородно под руководством главного организатора – тойбаши. Никаких драк, никаких безобразий. Даже если встречались на свадьбе ярые неприятели, все равно приветствовали друг друга. Случись какое-то недоразумение – его разбор оставляли на другой день.
На торжествах выступали многие наши выдающиеся певцы, музыканты... Помню, однажды на свадьбе в 4-м микрорайоне мне довелось встретиться с самим Ханом Шушинским. Если, допустим, 20–30 процентов гостей пришли послушать мой тар, то остальные пришли насладиться пением великого ханенде. Гонорар он собрал невообразимый – около 16 тысяч рублей. Вернее, не он собрал, для него собрали и благоговейно положили перед ним на стол. Он простодушно взглянул на деньги (тогда только вышли новые купюры) и спросил с мягким карабахским акцентом: «А что я с этим делать буду?»
Сказал мне после:
– Сынок, возьми распредели между всеми музыкантами.
– Как же, дядя Хан? – ответил я. – Это же именно для вас люди собрали!
– А я что буду с этим делать? – так же простодушно повторил он.
***
Сам я женился достаточно поздно. Моя избранница Хокума Дамирова училась на биологическом факультете вместе с моей сестрой Саидой; я нередко встречал Хокуму возле университета, а порой она приходила к нам домой готовиться к экзаменам. И однажды я пригласил девушку на концерт в филармонию.
Ансамбль под руководством Алиаги Кулиева занимал почти всю сцену. Я со своим таром сидел во втором ряду, и мне очень хотелось, чтобы Хокума меня заметила. Я невольно стал подаваться вперед.
– Заметили меня на сцене? – смущаясь, спросил я красавицу после концерта.
– Еще бы! – улыбнулась она. – Вы весь концерт так двигались вперед, что нельзя было не заметить.
На мои выкрутасы со стулом обратил внимание и руководитель ансамбля.
– Еще будешь так нарушать ряд – выгоню, – пригрозил Алиага Кулиев.
Но что мне были выговоры, если я был влюблен?
Наша свадьба прошла в ресторане «Баку». Пел Ислам Рзаев, виртуознейший ханенде и впоследствии основатель Театра мугама. Как говорится, и плов был, и музыка, и интеллигентность.
***
Вообще интеллигентность – важное качество, присущее всем истинным бакинцам. Остальные старались к ним подтягиваться, у них учиться. Вот сейчас, к примеру, законодательно запрещено курить в общественных местах, в ресторанах и так далее. А в то время молодежь просто не смела курить при старших! Это было немыслимо!
В Баку были любители и джаза, и эстрады, и народной музыки... Были бакинцы и веселые, и лиричные, и задиристые, чего уж скрывать. Но каждый знал свое место, и, что очень важно, молодые всегда уважали старших, а мужчины – женщин.
