ЛичностиБольшой политик не может показывать эмоции на публике. Что бы ни происходило, он должен держать лицо. Таким был Гейдар Алиев: спокойным, сдержанным, собранным. И только люди, которые работали с ним каждый день, видели, какие сильные эмоции он переживал.
Владимир Сергеевич Ухов
В 1983–1987 годах заместитель заведующего личным секретариатом Гейдара Алиева
Я работал с Гейдаром Алиевичем в период его так называемой кремлевской пятилетки, когда он был первым заместителем председателя Совета министров СССР. В мои обязанности входило готовить информационно-справочные материалы с выводами и предложениями для совещаний, обращений к трудящимся и встреч с иностранными делегациями. И еще я как специалист узкого профиля докладывал Алиеву о положении дел на морском и речном транспорте. Именно в этом качестве я и сопровождал Гейдара Алиевича во время событий, о которых сейчас расскажу.
Алиев был очень аккуратным человеком. Я до сих пор помню, где и какие документы лежали на его столе: место для каждой папки было точно определено. Так же обстоятельно он выслушивал всех, кого принимал, – неважно, какого ранга был человек. И в любых ситуациях он оставался очень спокойным. Даже во время самых страшных, трагических событий.
Первое серьезное испытание случилось в июле 1983 года: катастрофа на Волге, из-за грубой ошибки экипажа теплоход «Александр Суворов» протаранил мост. На судне над верхней палубой была пристройка – закрытый кинозал. В момент трагедии там проходила вечеринка, были танцы. И как раз эта конструкция не вписалась в пролет моста: ее смяло и снесло. Из двухсот человек 76 погибли, очень много было покалеченных. Гейдар Алиевич возглавлял комиссию по расследованию причин трагедии. Он должен был потом доложить о них на Совете министров. Но в те дни, что Алиев провел на месте катастрофы, надо было постоянно решать крупные и мелкие проблемы, в том числе связанные с опознанием тел, с похоронами. Надо было успокаивать родственников погибших, помогать им улаживать всевозможные вопросы.
Тогда Гейдару Алиевичу пришлось многое пропустить через себя. И, как ни прискорбно, так вышло, что эта трагедия стала как бы генеральной репетицией другой, гораздо более страшной катастрофы, которая случилась в ночь с 31 августа на 1 сентября 1986 года около Новороссийска. Я имею в виду крушение теплохода «Адмирал Нахимов».
Это был последний круиз «Нахимова», потом судно должны были отправить на утилизацию. Но оно потерпело крушение не потому, что было старым, а потому, что в него на полном ходу врезался сухогруз «Петр Васев». И это при прекрасной видимости, при том что на обоих судах были отличные навигационные приборы. Собственно, последнее обстоятельство косвенным образом сыграло роковую роль: капитан «Васева» решил разойтись с «Нахимовым» по показателям приборов и сообщил об этом капитану лайнера. Тот спокойно ушел в свою каюту. Но произошла ошибка, и сухогруз пошел прямо на лайнер. Капитаны обнаружили это слишком поздно: столкновение было неизбежно. Через семь минут после столкновения «Нахимов» ушел на дно. Из 1234 пассажиров и членов экипажа 423 спастись не успели: одни не смогли выйти из каюты, других зажало дверями или утянуло вслед за судном, кто-то зацепился одеждой. Многие не доплыли до берега.
Рано утром Гейдар Алиевич вызвал меня к себе: «Срочно летим в Новороссийск». Я успел только в ГУМ сбегать, купить рубашку, белье. Прямо с самолета мы поехали по больницам, где находились раненые – их ведь тоже было достаточно. Потом отправились к месту трагедии. Там все еще стояли катера, на которых находились спасенные пассажиры. Их надо было где-то разместить, так же как и родственников погибших. Пассажиры, которые не пострадали, тоже не могли сразу уехать домой – деньги и документы у большинства пропали. А Новороссийск – город небольшой, гостиниц на всех не хватало…
Сам Гейдар Алиевич поселился в очень скромной гостинице «Бригантина», питался просто. Спал он и так обычно очень мало – по пять-шесть часов, а здесь это время ограничилось тремя-четырьмя часами: после того, что приходилось видеть и переживать днем, заснуть было трудно. И так все 19 дней, что он провел в Новороссийске, пока разбирался с последствиями катастрофы. Конечно, все это отразилось на Гейдаре Алиевиче. Он весь, что называется, потемнел. Потом он часто повторял, что новороссийская трагедия прошла через его сердце.
Все три недели, что Алиев был в Новороссийске, он поддерживал связь с генсеком ЦК КПСС Михаилом Горбачевым. Михаил Сергеевич находился в то время на отдыхе и, кстати, где-то недалеко от Новороссийска. Но приехать на место трагедии так и не решился.
Гейдар Алиевич организовал все очень четко. Каждое утро проходило короткое совещание, где определялось, что надо сделать в течение дня. Потом он уезжал лично проверять, как ведутся работы. Работы сами понимаете какие: водолазы вытаскивают погибших, в моргах родственники опознают тела, надо решить проблему с гробами… Вечером все, в том числе родственники погибших, собирались во Дворце культуры моряков и слушали отчет. Эти ежедневные отчеты в присутствии родных и близких пострадавших проходили по инициативе Алиева. Все было предельно открыто, никакой ретуши. Конечно, в зале были слезы, обмороки, очень тяжелая атмосфера. Потом, когда Гейдар Алиевич выходил на улицу, к нему обязательно подходили люди, чтобы рассказать о своих проблемах, попросить о чем-то. Алиев никому не отказывал, и все вопросы решались на высшем уровне. Например, один мужчина рассказал, что ему по непонятным причинам запрещают похоронить погибшую на судне дочь на ленинградском кладбище рядом с матерью. Гейдар Алиевич тут же связался с Ленинградским обкомом и распорядился решить вопрос, а виновных строго наказать.
Помню, однажды на улице к Алиеву подошел молодой человек и стал говорить, что капитан «Адмирала Нахимова» не виновен в катастрофе, начал объяснять, приводить какие-то аргументы, просить, чтобы их приняли во внимание. Оказалось, это был сын капитана. Гейдар Алиевич и на этот раз проявил завидное самообладание. Он очень спокойно сказал тогда этому парню: «Как вы могли сюда прийти? Уходите немедленно, а то дело может дойти до самосуда».
Главное – он умел успокоить людей. Он был для родственников погибших главным психологом. Что сказать людям, которым ничем уже не поможешь, у которых погибла вся семья? Я не знаю. А он знал и умел говорить такие вещи…
Юрий Николаевич Солодухин
В 1980-х годах – помощник Гейдара Алиева на посту первого заместителя председателя Совета министров СССР
С Гейдаром Алиевичем судьба свела меня в 1982 году. Он обратился к знакомым с просьбой подыскать ему помощника в подготовке публичных выступлений. А меня Алиев очень интересовал как политик. Дело в том, что в 1979 году он провел в Баку общесоюзную конференцию, на которой поднял смелые для того времени вопросы – о повсеместной коррупции, несправедливости. Он чувствовал, что в стране назревает нравственный кризис. В общем, на меня Гейдар Алиевич произвел впечатление очень масштабной личности, и я с радостью согласился поработать с ним.
Помню наш первый разговор. Гейдар Алиевич встретил меня практически у дверей, что для руководителя такого уровня было, конечно, очень необычно. Он посмотрел на меня – и, как сегодня говорят, словно просканировал меня. Видимо, я произвел благоприятное впечатление, потому что разговаривали мы очень долго, около часа. В приемной даже успела очередь собраться. В результате прямо на той встрече Гейдар Алиевич сообщил, что я ему подхожу. И с присущим ему юмором добавил, что если и он подходит мне, то мы можем начинать работать.
Иногда невозможно было подготовить большое ответственное выступление в рабочее время, и тогда Гейдар Алиевич приглашал меня к себе на дачу. Мне очень понравилась та в хорошем смысле патриархальность, которая царила в его доме. Зарифа ханым, женщина бесконечно обаятельная, приняла меня как близкого человека, во всяком случае, я чувствовал неподдельное радушие. А как интересно они рассказывали о своей жизни! Я чувствовал себя так, будто приехал в гости к родственникам. Мне приходилось работать с руководителями, которые и дома оставались начальниками. Гейдар Алиевич таким не был. Конечно, его нельзя было назвать добряком или либералом; не скажу, что он всех гладил по головке. Нет, он был настоящим руководителем – жестким, строгим, требовательным. Но у него были и другие роли в жизни: прекрасный муж, отец, друг. Это сразу чувствовалось.
Я никогда не обращался к Гейдару Алиевичу с личными просьбами, за исключением одного случая. Заболел мой сын. Диагноз был очень серьезным – скажу прямо, это был приговор. Медицина не могла помочь. Но я узнал об одном самородке, недоучившемся враче – его за вольнодумство выгнали из института, – который брался за подобные случаи и спасал людей весьма нетрадиционными методами. С одной стороны, его методы не признавали, с другой – этому доктору разрешали немного практиковать и даже выделили палату в одной из больниц. Мне во что бы то ни стало надо было положить сына в эту палату. Но сколько я ни пытался, мне отвечали категорическим отказом. И я попросил Гейдара Алиевича помочь – он ведь занимался всем социальным блоком, в том числе здравоохранением.
Через некоторое время Алиев вызвал меня и сказал: «Я звонил по вашей просьбе. Люди очень не советуют обращаться к тому врачу». Тогда я повторил, что для меня это последняя надежда, другого выхода нет. Гейдар Алиевич при мне поднял трубку, в очередной раз выслушал, как его отговаривают, и жестко сказал: «Взять этого человека на лечение немедленно. Это мой приказ».
Вскоре моего сына госпитализировали и вылечили. И за это я всегда буду благодарен Гейдару Алиевичу: он спас моего ребенка. Сейчас у меня большая семья, внуки. И в моем доме я стараюсь утвердить такие же по-хорошему патриархальные отношения, какие увидел когда-то в семье Алиевых.
