Известный дизайнер ковров Ян Кат представил коллекцию, созданную в ткацких мастерских «Азерхалчи» на основе классических национальных композиций. «Баку» следил за этим проектом с самого начала и выяснил, зачем нужно переосмыслять традиционные узоры, какое будущее ждет старинное искусство ковра и как сегодня создаются ковры с историей.

Губа, август 2022-го

В просторной мастерской «Азерхалчи» большое оживление. Мастерицы оставили свои рабочие места – на станках узнаются незаконченные орнаменты губинских ковров – и неловко теснятся в центре зала, не зная, чего ждать от важного гостя, который приехал с утра в сопровождении многонациональной команды. Ян Кат показывает им схемы будущих ковров, объясняет, как будет проходить работа. Издалека я не слышу его слов, но наблюдаю за выражениями лиц ткачих: на одних настороженность, неуверенность в том, что они всё поняли правильно; на других энтузиазм, предвкушение чего-то необычного, непохожего на рутину; но по большей части на лицах скепсис («да он сумасшедший»), в особенности среди тех, кто работает в мастерской уже не одно десятилетие. По мере того как Ян объясняет, возбуждение и перешептывания среди ткачих усиливаются: ладно бы чудной дизайн, но ведь он говорит о том, чтобы сочетать в одном ковре сумах (безворсовое плетение) и ворс разной длины, шелк и шерсть, работать в рельефе, ткать неоднородными нитями ручного прядения...

В просторной мастерской «Азерхалчи» большое оживление. Мастерицы оставили свои рабочие места – на станках узнаются незаконченные орнаменты губинских ковров – и неловко теснятся в центре зала, не зная, чего ждать от важного гостя, который приехал с утра в сопровождении многонациональной команды. Ян Кат показывает им схемы будущих ковров, объясняет, как будет проходить работа. Издалека я не слышу его слов, но наблюдаю за выражениями лиц ткачих: на одних настороженность, неуверенность в том, что они всё поняли правильно; на других энтузиазм, предвкушение чего-то необычного, непохожего на рутину; но по большей части на лицах скепсис («да он сумасшедший»), в особенности среди тех, кто работает в мастерской уже не одно десятилетие. По мере того как Ян объясняет, возбуждение и перешептывания среди ткачих усиливаются: ладно бы чудной дизайн, но ведь он говорит о том, чтобы сочетать в одном ковре сумах (безворсовое плетение) и ворс разной длины, шелк и шерсть, работать в рельефе, ткать неоднородными нитями ручного прядения...

Кто-то фыркает. Ян спрашивает мастериц: «А вы помните, какими нитями ткали ваши бабушки?»

Несколько лиц проясняется, светлеет.

«Вот, – говорит он, – это как раз то, что мы с вами будем делать».

Чуть позже Ян рассказывает мне: «Год назад со мной связался Эмин Маммадов (глава компании «Азерхалча». – БАКУ). Он искал новый способ представить миру азербайджанские ковры и пригласил меня приехать посмотреть мастерские в стране. Я побывал в Гонагкенде, Сумгайыте, Шабране, Губе – и это было как воплощение мечты: я своими глазами увидел истоки. Большинство техник, которые сегодня используют в Турции, Иране, Непале, происходят отсюда. И я немедленно начал думать о коллекции. Ее разработка – в голове, в компьютере, на бумаге – заняла шесть месяцев. Сегодня мы начинаем ткать первые ковры. Мне не очень нравится говорить о еще не сделанных вещах, но очень надеюсь, что это начало долгой истории».

Ян Кат и сам из ковровой династии в нескольких поколениях, только его учителями были не мама и бабушка, а отец и дед. Семейный бизнес в маленьком городке недалеко от Дюссельдорфа – торговля старинными персидскими и афганскими коврами. «В молодости я невольно узнал многое о коврах», – говорит Ян.

В домашнем архиве хранится фотография 1925 года: дед дизайнера совершает сделку на базаре в Кабуле. Мартин Кат, отец, которого Ян часто упоминает в разговоре, каждый раз называя своим главным учителем, передавал сыну свои знания. Как с закрытыми глазами провести ладонью по ворсу и определить происхождение и название ковра. Как определять светлую и темную стороны (это, конечно, не лицевая и изнаночная). «Мой отец всегда мечтал побывать в Азербайджане, – рассказывает Ян. – Он ездил в район Тебриза за коврами, иногда брал меня с собой. Помню, как-то раз – я был еще ребенком – он показал рукой в сторону гор и сказал: «Там родина ковров». Я простодушно спросил, почему же мы не поедем туда. Отец пожал плечами – это было невозможно из-за железного занавеса».

Но азербайджанские ковры в коллекцию Катов иногда все же попадали. Например, через Ливан, куда раз в неделю из Баку летал самолет: советским гражданам не разрешалось вывозить за рубеж деньги, поэтому они везли с собой ковры.

«В Бейруте тогда была семья по фамилии Мактаби, которая собирала эти ковры, и мои дед и отец покупали у них. Кстати, сегодня Мохаммед Мактаби, наследник той семьи, работает со мной и представляет бренд Jan Kath на Ближнем Востоке. Как тесен мир! Семья ковров всегда была очень многонациональной, в ней, как на Шелковом пути, смешивались культуры, языки, религии. Так остается до сих пор».

Выбирая жизненный путь, Ян не собирался продолжать дело своих предков. Окончив школу, он не знал, чем хочет заниматься, но поскольку был уже «отравлен» духом Востока и Азии, отправился путешествовать в Индию. А дальше всё сложилось так, как сложилось, и извилистой дорожкой привело туда, где он находится сейчас.

«Однажды, спустя три года путешествий, когда пришло время определяться, я шел по улице в Катманду и встретил поставщика своего отца, пожилого немца. Он сказал: «Я ищу кого-нибудь, кто мог бы работать со мной, и вот вижу тебя – может, это ты?» И я согласился, потому что очень не хотел возвращаться в Европу. Я стал жить в Непале и управлять большой мастерской ковров. Вскоре босс решил уйти на покой и предложил мне забрать бизнес себе. Так в 22 года я оказался владельцем ковровой фабрики в Катманду».

Милан, апрель 2023-го

При входе в галерею Alberto Levi гостей встречает необычайно красочный – с розовыми, лиловыми, синими переливами – ковер «Хериз». Традиционный азербайджанский узор, исполненный в необычных кислотных цветах, кое-где затянут тончайшей золотой патиной времени. Первые образцы из коллекции Azer Pulse («Пульс Азербайджана») выставляются в Милане во время ежегодной дизайнерской выставки Salone del Mobile.

И здесь, как всегда в Милане, случаются встречи. Вот буквально сегодня: зашел человек, замер зачарованно у ковра, а очнувшись, подошел к Яну и рассказал, что строит мечеть в городе Эрбиле, столице Курдистана, и хотел бы, чтобы в ней лежали ковры Яна Ката. Пригласил приехать, посмотреть и подобрать подходящие. Другой человек, давний швейцарский клиент, заказал сразу 50 азербайджанских ковров из новой коллекции для своих отелей.

Ковры Яна Ката уже много лет украшают собой бутики Louis Vuitton по всему миру (их около 800), магазины других люксовых марок от Fendi до Ferragamo, виллы в Италии, пентхаусы в Нью-Йорке, дворцы в Саудовской Аравии, такие огромные, что ковры для них приходилось ткать по три года. Один ковер, со словами love и peace, вытканными на 25 языках, подарен папе римскому. Размышляя о непредсказуемой судьбе своих произведений, Ян говорит: «Вы найдете мои ковры в Новой Зеландии, в Исландии, в Сибири, на Фиджи, в Монголии… Но каждый раз, случайно где-то встретив собственный ковер, я переживаю момент шока. Я простой парень и не жду, что люди будут носить мои «украшения».

Но позвольте, как же случился переход от владельца мастерской в Катманду к статусу, возможно, главной звезды современного коврового искусства?

«Когда я начинал, ковры были уже не в моде – во всяком случае, на Западе. Поскольку мои отец и дед всегда были в этом бизнесе, я собственными глазами наблюдал, как снижался интерес к традиционным коврам. И это главная причина, почему я задумался о том, как сделать такую традиционную вещь, как ковер, «секси», привлекательной для современного человека. Я не учился дизайну, но знал, как прясть и ткать. Помню, как с ужасом осознал: у меня есть 300 работников, которых нужно кормить, но нет средств на дизайнера. И тогда потихоньку начал разрабатывать свой стиль».

Узнаваемый стиль Яна Ката – многослойность. «Это немного как работа в фотошопе», – объясняет он. Первый слой – всегда традиционная, узнаваемая ковровая композиция, материнский орнамент, сквозь который прорастают другие смыслы. В новых дизайнах прячутся нарочитые ошибки, между элементами, как между старыми камнями, пробивается «трава» или же узор стирается, словно ластиком. Ян разбирает ковер и собирает заново на свой лад, добавляя ему загадочной глубины: отстраненный и всё же эмоциональный взгляд в глубь времен из третьего тысячелетия.

Тем удивительнее, что абсолютно все ковры ткутся вручную самым традиционным из всех способов. На вопрос, как можно из узелков создать эти спецэффекты, Ян отвечает: «Ковер состоит из «пикселей». Когда понимаешь это, больше нет ограничений: можно создать любое изображение, написать любое послание. Ковры – это мой холст».

Каждый создается с нуля: шерсть производят в долине Кулу-Манали в Гималаях, нити прядут и окрашивают в Уттар-Прадеше, ковры ткут в Непале, Индии, Марокко, Таиланде. Сегодня на бренд Jan Kath работает более 2500 человек по всему миру. В каждой стране используют собственные традиционные техники и орнаменты, которые Ян микширует со своими авангардными идеями.

Тем временем в Сумгайыте заканчивают один из ковров Яна Ката: карабахский узор, крупные тяжелые цветы делают его похожим на райский сад, и внезапно в этом саду появляется… крокодил. И обезьянка. Ковер уже соткан, теперь его нужно обработать водой и огнем, чтобы создать впечатление, будто ковру сотни лет. Процесс очень сложный, но результат потрясающий – ковер будет выглядеть как вещь будто попавшая к нам из параллельной реальности.

«Я верю, что мы – часть традиции. Но мы видим ее из другой перспективы, – говорит Ян Кат. – Традиция всегда эволюционирует. Это медленный процесс, невидимый глазу. Когда находишься внутри, не замечаешь его – кажется, так было и будет всегда. Но нет: Средневековье переходит в Ренессанс, классицизм сменяется модернизмом. Я верю в то, что мы создаем ковры, которые станут классикой завтрашнего дня, антиквариатом будущего».

Село Лаза, май 2023-го

В Баку уже наступили жаркие дни, а на склонах Большого Кавказа по-прежнему лежит ослепительно белый снег. Село Лаза живет своей жизнью вдали от большой суеты. Сегодня здесь работает команда Яна Ката совместно с командой «Азерхалчи»: на фоне вершин и водопадов снимают каталог готовых ковров из азербайджанской коллекции.

Ян не только руководит процессом: он сам таскает тяжелые ковры на горное плато, куда не может проехать фургон, сам договаривается с местными жителями о том, чтобы сделать кадр в особенно живописном дворе, сам тостует, когда уставшая группа собирается за столом после долгого дня.

«Это самая любимая часть работы, – говорит он, когда мне удается подловить его в свободную минуту. – Общение с теми, кто руками создает ковры, дает мне энергию. И возможность рассказывать мои истории. Конечно, эта съемка, которую мы проводим в разных локациях в Азербайджане, – выдумка. 

Я хотел показать ситуации, как могло бы быть, если бы в прошлом не было стандартизированных советских ковровых фабрик, если бы ремесленное производство не было почти утрачено, если бы люди продолжали ткать ковры дома из грубой необработанной нити, использовать шерсть от собственных овец, красить ее пигментами из трав, растений и минералов. Я большой поклонник фотографий Сергея Прокудина-Горского, и мы хотели создать образы в их стиле».

Он рассказывает, что за эти дни увидел в Азербайджане удивительные примеры гостеприимства – такие горячие сердца, каких не встречал, наверное, ни в одной стране мира. И действительно, люди, с которыми мы пересекаемся во время экспедиции, тоже очень растроганы знакомством с немцем, который ткет азербайджанские ковры: они с удовольствием участвуют в съемке, позируют, предлагают реквизит, заваривают чай…

Для съемки разворачивают новый ковер. Через шелковую паутину цвета фуксии проступает узор, который заставляет меня подойти поближе и – неожиданно – вызывает какое-то незнакомое щемление в сердце.

«Что это за ковер?» – спрашиваю у Яна.

«Гонагкенд», – отвечает он.

«Знаете, я вдруг сейчас поняла, что именно такой висел в моем детстве над кроватью. Я засыпала под ним много лет».

«Вот видишь, – отвечает он. – Многие люди забывают о подобных дорогих моментах, но ковры обладают свойством пробуждать воспоминания. Это способ достучаться до сердец. В советское время люди перестали видеть в коврах произведения искусства – они стали частью быта. Но ковры были произведениями искусства и остаются ими».

Баку, май 2023-го

Когда экспедиция закончена, мы снова встречаемся с Яном Катом, на этот раз в одном из панорамных баров Баку. С двадцатого этажа открывается широкоформатный вид на раскинувшийся внизу город, на небоскребы, бульвар и Каспий.

«Какое совпадение, – говорит Ян. – Я вижу отсюда здание Музея ковра, откуда началась вся эта история. Вон там, в левой части здания выставлено большинство ковров, которые я использовал в качестве базы для коллекции. Сколько времени я провел в архиве, перерисовывая композиции!»

Я интересуюсь, как будет дальше развиваться сотрудничество между Яном Катом и «Азерхалчой».

«Несколько десятков ковров, которые мы соткали, будут использованы как образцы – они поедут по всему миру на выставки, арт-шоу, в шоурумы. Люди будут смотреть на них и говорить: я хочу этот ковер, сделайте такой же для меня (или, как вариант, «такой же, но в другом цвете или размере»). Каждому покупателю придется ждать, пока в одной из мастерских «Азерхалчи» соткут его личный ковер. Так работает мой бизнес. За последние, страшно сказать, 30 лет я создал 25 коллекций, и большинство из них до сих пор на рынке, ковры из них заказывают и ткут.