Когда за дело берется талантливый человек, все у него получается хорошо и красиво. Когда за дело берется талантливый человек Юлий Гусман, у него получаются уникальные проекты, которые ждет успех. Но главное, что бы ни делал Гусман, это непременно сопровождается феерическими историями, которые Юлий Соломонович рассказывает тоже весьма талантливо. Накануне своего 75-летнего юбилея выдающийся бакинец Юлий Гусман встретился с журналом «Баку», чтобы вспомнить лучшие свои идеи и, конечно, поговорить о родном городе.

Фото: Даша Ястребова

БАКУ: Перефразируя известную поговорку, человек может уехать из Баку, но Баку не исчезнет из человека. Насколько это про вас?

ЮЛИЙ ГУСМАН: Мы с Баку близкие родственники. И это вовсе не тоска взрослого мальчика по временам, когда небо было голубее, водка – крепче, а девушки – моложе. Я прекрасно понимаю, что мои родители профессора, одни из самых уважаемых людей города, жили по нынешним временам в чудовищных условиях. В доме 1899 года по улице Петра Монтина, в коммунальной квартире, где даже туалета не было (он находился на общей площадке), вместе с соседями – полячкой тетей Катей и ее мужем дядей Стасиком. Моя мама, проректор института иностранных языков, никогда не была за границей. Папа съездил один раз на неделю в Болгарию и потом рассказывал об этих семи днях всю жизнь. Мама периодически говорила ему: «Мона, ты же играешь в нарды с нашими любимыми начальниками, всех их лечишь. Попроси уже, чтобы дали нам нормальную квартиру!» На это папа отвечал практически по Булгакову: «Они все знают. Сами придут, и сами все дадут». Но никто не пришел и ничего не предложил.

Наша улица была грязной и бедной. Люди использовали ее как дополнительные квадратные метры к своему маленькому жилью: сушили там ковры, выбивали подушки, играли в нарды. Я ненавижу бедность и ностальгирую не по ней, а по своему городу. Потому что у меня нет другой юности, кроме той, что прошла на этой самой улице и на заросшем Приморском бульваре.

Баку – разновидность психической травмы, мания, это я вам как дипломированный психиатр говорю. Я обожаю Париж, Франкфурт, Нью-Йорк, Тель-Авив. Но никакой Букингемский дворец я не помню в таких деталях, как пионерлагерь для сирот в Карадаге, где я был пионервожатым. Или студенческий лагерь «Гянджлик», который мы построили на голом месте. Мне настолько повезло с прошлым, что про свою школу № 160, про соседей и друзей я ничего, кроме хорошего, сказать не могу.

БАКУ: Из чего складывается ваше бакинство? Вы ловите себя на том, что в какие-то моменты говорите, думаете, реагируете на что-то в точности как житель Баку второй половины прошлого века?

Ю.Г.: Да я все время так думаю и реагирую. Например, в Майами могу сказать своей жене Валиде: «Слушай, сегодня ветер с океана на пляже прямо как в Мардакянах». Это отголоски первой жизни. Я успешно реинкарнировался в москвича, люблю этот город, свое положение, работу. Но те 35 лет, что я уехал из Баку, с упоением рассказываю всем о золотом бакинском инжире, который созревает в сентябре, и нигде больше в мире такого нет. И про идеальный песок на бакинских пляжах. Какие там Багамы, Карибы, Мальдивы-шмальдивы! Самый упругий песок – на Абшероне, там же – самый комфортный вход в море.

Ташкент, Одесса, Рига прежних лет точно так же живут в людях, которые любят эти города. Но бакинцы выбиваются из этого ряда: они просто помешаны на своей родине.

БАКУ: Многое из того, что в нашей стране появилось впервые в истории, было сделано не в последнюю очередь благодаря вам. А есть ли среди ваших проектов незаслуженно забытые?

Ю.Г.: Мало кто знает, что я организовал первый космический телемост между СССР и США.

БАКУ: Разве это сделал не Владимир Познер?

Ю.Г.: Он появился на последующих телемостах. Я в свое время Познеру в шутку говорил, что он – Эйзенштейн космических телемостов, но я-то – Люмьер!

Это длинная история, она началась, когда я сдавал худсовету фильм «Не бойся, я с тобой!». Он снимался на «Азербайджанфильме» по заказу творческого объединения «Экран», который возглавлял Борис Михайлович Хесин. И хотя это была так называемая сдача на двух пленках с неважным качеством, картину приняли на ура. Я триумфатором уехал в Баку сводить материал на одну пленку. Через пару месяцев – приемка готового фильма. Я захожу в зал и вижу прежний состав худсовета. «Вот как им моя картина понравилась, решили еще раз насладиться», – ничтоже сумняшеся думаю я, но тут люди, которые еще недавно меня хвалили, заявляют, что фильм – позор, пленку надо смыть, а Гусмана повесить. Оказалось, что накануне Хесин был в ЦК партии, где ознакомился с закрытым постановлением ЦК КПСС и КГБ СССР о запрете карате. А в фильме его, как вы помните, очень много.

Что делать? Мне посоветовали обратиться к главному редактору кинопрограмм Центрального ТВ Нине Александровне Севрук, которая решала судьбу фильмов. Я, взбешенный, иду к ней и думаю: «Ладно, положат мой фильм на полку. Тарковский там лежит, и я вместе с ним». Нина Севрук оказалась очаровательной женщиной: «Здравствуйте, Юлий! Как мне нравится ваша картина!» Ага, думаю, мягко стелешь! «А как же карате?» – спрашиваю. Она делает вид, будто не понимает: «Какое карате? Вы же сами недавно говорили в интервью, что это национальная азербайджанская борьба гюлеш! Однако в картине много насилия, с этим надо работать. Есть, например, фраза «Я тебя убью». А давайте заменим ее на «Я тебя не люблю».

В общем, Севрук спасла мою картину, мы подружились, и я стал бывать у нее в кабинете. В один из моих визитов к ней пришел продюсер Иосиф Гольдин с письмом, которое посол СССР в США Анатолий Добрынин адресовал председателю Гостелерадио СССР Сергею Лапину. Там была просьба помочь группе молодых американских гениев – Стиву Джобсу, Биллу Гейтсу и Стиву Возняку – организовать космический телемост между нашими странами во время фестиваля в Калифорнии. Лапин распорядился все срочно обеспечить и, поскольку была пятница, уехал на дачу.

И тут на моих глазах телевидение стало оплывать, как снежная баба под солнцем: никто не имел представления, как организовывать космические телемосты. Я со своим синдромом 15-летнего капитана («Сейчас встану к штурвалу и всех спасу!») стал выдавать идеи: давайте пригласим наших звезд и модную молодежь из МГИМО и ВГИКа. Американцы будут плясать и веселиться, а мы – петь и махать руками. Поскольку больше никто инициативы не проявлял, мне дали карт-бланш. Телемост, который мы с Гольдиным организовали, прошел отлично, американский посол даже дал в честь этого прием. В приглашении было написано: дресс-код – casual. Я надел все лучшее: новые джинсы, малайзийский пиджак и красную рубашку. Выглядел как сумасшедший. Все, наверное, решили, что я эксцентричный художник.

Потом мы провели еще мост, на котором стало понятно: надо двигаться дальше, искать ведущего с хорошим английским. И тогда Гольдин сказал: «На иновещании работает один человек, у него английский – родной язык». Так Владимир Познер начал вести телемосты.

БАКУ: Как у вас обычно появлялись идеи? Вы анализировали ситуацию, включали интуицию или вам просто везло?

Ю.Г.: Это не везение, скорее умение оказаться в нужном месте в нужное время. Еще мне интересно увлекать людей. Пока я работаю, буду фонтанировать энергией, шутить и блистать. А потом, когда никто не видит, пойду и тихо упаду без сил. Просто я стараюсь никогда не халтурить.

Можно нескромно сказать, что я создатель, придумщик и автор многочисленных инициатив. С другой стороны, можно сказать, что я разбрасывался интересами. Это интроверты могут сосредоточиться на чем-то одном, а я – экстраверт. Выступая в КВН, я одновременно писал диссертацию по теме «Клинико-психологические корреляции при церебральном атеросклерозе». Когда я ставил спектакли, мне безумно хотелось снимать кино, а когда снимал кино – ставить спектакли.

А еще хочу сказать, что в моей жизни было на удивление много житейских рифм и почти мистических совпадений, которые иногда подсказывали мне правильные решения.

БАКУ: Например?

Ю.Г.: Однажды папа принес трофейный патефон и набор грампластинок – так у всех в нашем доме появилась любимая музыка. У меня это был марш, который кто-то исполнял художественным свистом. Я целыми днями крутил ручку патефона и слушал свою пластинку, на которой было написано: «Мост через реку Квай». Как пишут плохие романисты, шли годы. Приезжаю я на Высшие режиссерские курсы в Москву, и, как это со мной часто бывает, опаздываю на первое же занятие. Завуч ловит меня в коридоре и начинает отчитывать. Я стою красный, расстроенный и думаю: «Елки-палки, я капитан прославленной команды КВН, мне 30 лет, 19 из них я учился. И оно мне надо – снова, как школьнику, получать замечания!» Но все же пошел на занятие по зарубежному кино – оно проходило в небольшом кинозале. Я приоткрыл дверь и услышал свою любимую мелодию: шел фильм Дэвида Лина «Мост через реку Квай». С этого момента учиться на режиссерских курсах было для меня сплошным счастьем.

Или вот история о том, как бакинский КВН попал на телевидение. В 1964 году в Азербайджане начали транслировать Первую программу телевидения. Мы с друзьями увидели КВН, где выступали наши ровесники – такие яркие, свободные. Но мы-то были не хуже – и вскоре собрали свою команду «Парни из Баку». Я отправился в Москву, обаял там редакцию телепрограмм и пригласил в Баку, а сам принялся организовывать встречу. Ведь я всегда любил устраивать массовые зрелища, взять хотя бы историю о визите Брежнева в Баку – расскажу ее позже. Когда приехали гости с телевидения, мы устроили для них нечто невообразимое. У трапа самолета стояли кавээнщики с шампурами наперевес, как почетный караул. А на площади Ленина мы устроили парад «подразделений армии КВН». Гости были в восторге от этого шоу, и нас взяли в высшую лигу КВН, где «Парни из Баку» не проиграли ни одной встречи, а я – ни одного конкурса капитанов.

Фото: Даша Ястребова

БАКУ: В отличие от КВН тех лет в нынешнем не осталось импровизации. И за это его часто критикуют. Как, по-вашему, может быть, на самом деле ничего страшного в этом нет, и исчезновение импровизации – естественный процесс, требование времени?

Ю.Г.: Ну конечно! Утверждение, что нынешний КВН гораздо хуже «Парней из Баку», – полная чепуха. Старый КВН можно сравнить с архивными записями театральных спектаклей, где у актеров нелепый грим и неестественные интонации. Это архаика. Полвека назад телезрители были счастливы получить с экрана даже намек на шутку, что уж говорить о нормальном юморе. Они с восторгом принимали самый сырой материал, поэтому и импровизации им так нравились. На самом деле экспромты очень редко бывают удачными. Правильно говорят, что хорошая импровизация требует тщательной подготовки.

Сегодняшний КВН музыкальный, артистичный, театральный, постановочный. Это отличное шоу, и доброй старой импровизации там неудобно и тесно. Сейчас на телевидении огромный выбор юмористических программ. Кстати, их продюсеры и авторы – бывшие кавээнщики, поэтому я шутливо называю КВН, который стал для молодых талантов настоящим социальным лифтом, «телевизионной академией Александра Маслякова». Не будем углубляться в тему качества юмора этих программ, но невозможно представить, чтобы сегодня зрители, как и полвека назад, с удовольствием смотрели бы порой неудачную импровизацию.

Еще хочу сказать, что КВН – самое оригинальное отечественное шоу, остальные форматы были куплены на Западе. И в любом случае, потерял КВН что-то за годы своего существования или приобрел, он остается самой яркой звездой, рожденной на советско-российском телевидении.

БАКУ: Основанная вами кинопремия «Ника» тоже была уникальной и первой в стране. А сейчас подобных премий в России уже больше трехсот…

Ю.Г.: «Ника» появилась на свет, потому что мы, российские кинематографисты, хотели придумать собственный «Оскар» (ни одну из церемоний которого, впрочем, никто из нас не видел). Мы хотели создать профессиональный приз, который кинематографистам вручали бы сами кинематографисты, а не члены ЦК, не горком с обкомом, не ДОСААФ и не ЖЭК. Художник Сергей Микульский подарил нам проект крылатой женской фигуры. Стали всем секретариатом Союза кинематографистов думать, как ее назвать. Самым смешным вариантом был «Крылья Советов», но остановились на «Нике» – богине победы.

На первой же церемонии «Ники» мы попросили Министерство культуры отдать Владимиру Меньшову «Оскар», полученный за фильм «Москва слезам не верит». Ведь режиссер свою награду ни разу даже в руках не держал. «Оскар» для Меньшова мы просили на один день, но тот оставил приз у себя навсегда. С тех пор прошел 31 год. Вообще, понадобится месяца три, чтобы рассказать только самое интересное о «Нике». И о Доме кино, директором которого меня в 1988 году неожиданно выбрали с подачи режиссера Андрея Смирнова. Я решил тогда сделать лучший клуб в стране. Знаете, с чего я начал работу?

БАКУ: Знаю, с туалетов!

Ю.Г.: Да! В туалетах прославленного дома российской киноинтеллигенции тогда не было ни мыла, ни бумаги, а запах стоял чудовищный. Я нанял 16 уборщиц, чтобы они каждый день эти туалеты мыли. Мы нарезали кусочками мыло, клали бумагу. В наших туалетах играла моя любимая тема из «Призрака оперы». Я позаимствовал эту идею, когда впервые в жизни летел из Америки. У нас была дозаправка в Гренландии: маленький аэропорт на краю земли, но в туалетах там играла музыка, и это было прекрасно.

Я считал, что только наведя чистоту в туалетах можно делать из прежнего Дома кино настоящий культурный центр. С мероприятиями у нас тоже все было очень хорошо: у нас прошел самый первый в России творческий вечер Солженицына, и депутатская группа Ельцина получила у нас площадку. С тех пор у меня сохранилось благодарственное письмо от Бориса Николаевича под номером 001. Я хотел было отдать его в екатеринбургский «Ельцин-центр», но потом подумал: нет, пусть еще немного повисит у меня в рамке.

БАКУ: Считают, что для Владимира Зельдина источником его фантастического долголетия стал поставленный вами спектакль «Человек из Ламанчи». А вам что дала эта работа?

Ю.Г.: Это было везение, которое выпадает один раз: мы с Зельдиным нашли друг друга в самый подходящий момент. Причем сначала никто не верил в нашу идею. А она родилась в Анапе на фестивале «Киношок». Я шел на завтрак в столовку, вижу – из моря выходит молодой красавец-атлет с бронзовой кожей. Ну лысоватый немного. Это был Зельдин, которому на тот момент исполнилось 86 лет. Он сообщил, что плавает с пяти утра, пошутил, что уже успел дойти кролем до Турции и обратно. И вдруг признался, что давно нигде не играет. Владимир Михайлович – великий актер и талант, но к тому времени он уже 35 лет не выходил на главную сцену Театра Советской (а затем уже Российской) армии. Ему периодически вручали грамоты, подарки, но выпускали только на малую сцену. Тогда я вспомнил про американский мюзикл «Человек из Ламанчи», который ставил еще в Баку, и сказал Зельдину, что у меня есть спектакль как раз для него. И он целый год упорно занимался вокалом. Это был удивительно дисциплинированный человек с очень красивой душой. Поставленный мною спектакль 15 лет собирал аншлаги на главной сцене Театра Российской армии.

БАКУ: Сейчас у вас есть новые проекты?

Ю.Г.: Да. Кстати, вы первые, кому я об этом рассказываю. Вместе с Алексеем Леонидовичем Кудриным и негосударственным общественным органом «Комитет гражданских инициатив» – а я член этого комитета – уже шесть лет занимаюсь Национальной премией «Гражданская инициатива». Она предназначена для людей, которые делают добро, спасают и рискуют собой ради других. Премия была создана после нескольких вопиющих случаев, когда во время катастроф люди своими силами пытались тушить пожары или справляться с последствиями наводнений, а их чуть ли не арестовывали, потому что они делали это без специального разрешения. Сегодня мы по всей России ищем волонтеров, которые занимаются хорошими делами и улучшают жизнь в стране. Мы только что вернулись из Уфы, до этого были в Великом Новгороде, в октябре поедем в Астрахань, а вообще объехали уже 25 городов. Все эти шесть лет каждый декабрь мы проводим в Москве торжественную церемонию, на которой вручаем премии.

БАКУ: Юлий Соломонович, вы обещали историю о визите Брежнева в Баку.

Ю.Г.: Как я уже говорил, я считался большим специалистом по организации массовых выступлений. Это когда на стадионе или площади тысячи людей синхронно делают движения, а параллельно идут выступления творческих коллективов.

Брежнев был в Баку дважды, и в один из его приездов мне предложили поработать режиссером большого праздника, посвященного этому событию. Массовка была колоссальной – настолько, что ее пришлось делить на группы и репетировать в разных местах. Времени же на подготовку при этом практически не оставалось. А я отношусь к категории лошадей, которые любят стипль-чез, то есть скачки с препятствиями. Когда надо преодолевать трудности, у меня раздуваются ноздри, из ушей валит пар, я бью копытом и рвусь в бой. Я днями и ночами готовил выступление, которое тоже было весьма масштабным: 12 детских коллективов, 16 ансамблей народных песен и плясок, нефтяники, Рашид Бейбутов... В финале Брежневу должны были вручить именную саблю.

Приезжает кортеж, Леонид Ильич с Гейдаром Алиевичем выходят из машины. Я в это время руковожу массовкой с крыши, и в наушниках у меня слышно все, о чем говорят внизу на площади Ленина. Чтобы подняться на трибуну, Брежневу надо преодолеть пять ступенек. Он подходит к ним и вдруг говорит: «Не поднимусь я, Гейдар. Устал. Знаешь, может, ну его, поехали отсюда». И кортеж уезжает. Немая сцена.

Никто не хочет брать на себя ответственность и принимать решение, тем более что принять его трудно: ведь все отменить и распустить несколько десятков тысяч человек одновременно практически невозможно – начнется давка. Секретарь горкома партии прохаживается по площади с таким видом, будто ничего особенного не происходит. Главный режиссер программы «Время» Калерия Кислова делает большие глаза. И тогда я принимаю историческое решение: праздник к приезду Брежнева провести без Брежнева. Ну что сказать, он прошел прекрасно. Я ушел с площади последним, еле добрался домой и, грустный и несчастный, тут же заснул, готовый наутро к любому повороту событий за свой волюнтаризм.

А утром выяснилось вот что. Кислова гениально придумала смонтировать фрагменты выступлений с кадрами проезда брежневского кортежа. Сам Брежнев, проспав вторую половину дня, включил в 21.00 программу «Время» и с изумлением обнаружил: пока он ехал из аэропорта, Баку встречал его так, как не снилось Рио-де-Жанейро с его карнавалом.

«Какие молодцы!» – похвалил нас генеральный секретарь, и все облегченно выдохнули: и секретарь горкома партии, и Кислова, и особенно я.

БАКУ: Юлий Соломонович, вы очень многое сделали и продолжаете делать. В чем секрет ваших успехов?

Ю.Г.: Никаких секретов нет. Просто счастливые и добрые гены папы и мамы. И конечно же, Баку.

Фото: Даша Ястребова