КультураПятый международный Дальневосточный фестиваль «Мариинский» во Владивостоке открылся премьерой балета Фикрета Амирова «Тысяча и одна ночь» в постановке Эльдара Алиева. Он стал первой премьерой сезона во всем мире.
Оперный театр во Владивостоке, открытый семь лет назад, вот уже пять лет носит название Приморской сцены Мариинского театра и является частью знаменитой петербургской оперно-балетной корпорации. Именно Мариинка первой среди российских и мировых театров начала показывать полноценные спектакли в условиях все еще существующей пандемии. Постановки, прошедшие в Санкт-Петербурге с соблюдением всех мер медицинской безопасности, показали: зрители так соскучились по театру, что готовы терпеть мелкие неудобства ради любимых зрелищ. И вот первая премьера: «Тысяча и одна ночь», балет Фикрета Амирова, который владивостокская труппа планировала показать еще в мае, но вынуждена была отложить.
Сама эта история появилась в балете раньше, чем ею заинтересовался Фикрет Амиров: в 1910 году во время дягилевских «Русских сезонов» в Париже Михаил Фокин представил премьеру балета «Шехеразада» на музыку Николая Римского-Корсакова. Сюжет балета композитор определял как «резня в гареме»: там тоже Шахрияр отправлялся на охоту, неверная царица звала к себе Раба (роль тогда досталась Вацлаву Нижинскому), и гарем предавался плотским удовольствиям. По возвращении Шахрияр приказывал убить Раба, неверная же царица (в этой версии ее звали Зобеидой) сама убивала себя, кинувшись на меч. Интонация истории была совсем другой: это повесть о любви, которая не знает глупых ограничений в виде супружеской верности; торжествовали – хоть и в лучшем мире – беззаконные молодые любовники, а солидный царь Шахрияр оставался без всякого утешения, и сказительницы ему не доставалось (несмотря на название балета). То был Серебряный век, время разрушения моральных запретов; спустя сто с лишним лет, когда в мире идут совершенно очевидные поиски новой морали, вдруг оказывается актуальным иной поворот истории.
Для братьев Ибрагимбековых, в 1979 году создавших либретто балета для Фикрета Амирова, царь Шахрияр совершенно точно относился к тому типу мужчин, что считают женщин или богинями, или созданиями совершенно ничтожными – середины не существует, компромиссов не бывает. Свою жену Нуриду он в буквальном смысле носил на руках: на высоких поддержках, иногда позволяя расслабленно стечь по его спине, но тут же снова вознося над собой. Не надо придумывать себе кумиров, говорит нам балет: стоило царю отправиться на охоту, царица позвала к себе жадного до удовольствий Раба. Шахрияр вернулся не вовремя (ну или вовремя, это как судить) и не только повелел казнить предательницу, но решил уничтожить всех молодых женщин в стране, чтобы ни у одной не было шанса так же поступить с мужем. За весь женский пол заступилась Шехерезада – приведенная к правителю на одну ночь девушка стала рассказывать ему истории о великой и истинной любви; в результате он не только слушал ее почти три года подряд, но и отменил смертоубийства, а затем счастливо женился на сказительнице. Именно таким увидели расклад событий в древней истории братья Ибрагимбековы.
Балет этот был поставлен в Баку, затем во многих городах СССР и далее – в Америке и Европе. На просторах бывшего СССР по сей день наиболее популярна хореографическая версия Наили Назировой. За его пределами на успех «Тысячи и одной ночи» немало поработал Эльдар Алиев, теперь выпустивший новую версию любимого балета во Владивостоке, где он пятый год возглавляет балетную труппу театра.
Во Владивостоке царь Шахрияр молод, хорош собой и влюблен (в премьерный вечер роль досталась Сергею Уманцу, затем ее исполнили Канат Надырбек и солист петербургского Мариинского театра Роман Беляков). Кроме мощных поддержек, его роль насыщена героическими прыжками: он прорезает воздух, владеет пространством, и в первой сцене с Нуридой (когда царь только собирается на охоту) от него веет таким ощущением спокойствия и счастья, что редко достается балетным героям. Ничего дурного зритель (ну, если он не прочитал либретто) не ждет и от Нуриды, роль которой досталась Лилии Бережновой (в следующие вечера в этой партии вышли Катерина Флория и мариинская солистка Екатерина Чебыкина): она восторженно смотрит на мужа, взяв его лук, выдает в толпе лучников вдохновляющую вариацию («я знаю, ты герой») и благополучно провожает супруга на охоту. У Фокина Зобеида была птичкой в золотой клетке у не слишком молодого и очень занятого делами мужа; у Эльдара Алиева Нурида – счастливая женщина, которой, кажется, принадлежит весь мир с царственным супругом в придачу.
Ей просто немножко скучно, в этом вся беда. Она вызывает к себе Раба – и на сцену влетает жаркий молодой человек, моментально готовый ее развлечь (в первый вечер это был выпускник школы Большого театра в Бразилии Гилерме Джунио, в последующие его сменил Юрий Зиннуров). Не только Нурида и Раб пускаются в достаточно откровенные танцы – их окружает толпа мужчин и женщин, обитателей дворца, которые буйно находят друг друга. В центре большого круга – дуэт Нуриды и Раба, которому аккомпанирует лишь азербайджанский барабан нагара, и как удары музыканта будто отрезают куски времени, так отчетливы, жестки, откровенны движения незаконных любовников. Тут вот что важно: танцы толпы, поставленные Эльдаром Алиевым, выразительны, но выглядят намеренно слишком плотскими для привычно бесплотного искусства классического балета. Отвращение, что написано на лице у появившегося Шахрияра, ясно говорит об оскорбленной гордости. Не вызывает сомнения, что участь неверной жены предрешена.
Шахрияру придуман очень искусный, горестный и злобный монолог, в котором стремительные, как у веретена, вращения, очевидно несущие идею мести, сменяются падениями на одно колено – когда кажется, что силы правителя иссякают и ему самому не хочется жить. Мрак, воцарившийся в душе Шахрияра, разгоняет явление Шехерезады (Анна Самострелова, в следующих спектаклях – Саки Нисида и мариинская солистка Рената Шакирова), и это явление наиклассичнейшего танца в мире, где только что бушевала не признающая строгих линий эротика. Истории, что она рассказывает Шахрияру (и что в кратких сценах предъявляются зрителям), это именно истории любви, а не плотской страсти (хотя, конечно же, их герои не только книжки вместе читают). Истории эти следуют одна за другой, перемежаясь гневными, но все более успокаивающимися пластическими репликами Шахрияра, – зритель понимает, что Шехерезада на верном пути. Две из этих историй – совершенно очевидные и намеренные отсылки к великому мариинскому канону – спектаклям Мариуса Петипа, еще одна апеллирует к «Легенде о любви» Юрия Григоровича, что тоже появилась на свет в Мариинском театре. В целом кажется, что будто отшумел век, связанный с бунтом Фокина против Петипа, и теперь труппа, принадлежащая к мощной мариинской корпорации, клянется в верности принципам Мариуса Ивановича, чистоте его танца. Первая сказка напоминает всем о «Лебедином озере» (тоже прекрасная дева во власти гигантской страшной птицы: у Петипа то был коршун, здесь – птица Рухх, – и герой, вступающий в единоборство со злым волшебником), вторая, где встречаются принцесса Будур и Аладдин, а им строит козни злобный визирь, напоминает о Ширин и Ферхаде, и в музыке здесь будто соревнуются два великих композитора – Фикрет Амиров и Ариф Меликов. Третья же сказка, где ловкая Марджана помогает Али-Бабе одолеть сорок разбойников, отсылает к многоцветному и веселому «Корсару» Петипа. И все это не какие-нибудь заимствования – тексты Эльдара Алиева самостоятельны и выразительны, – но именно декларация о принадлежности к великой традиции Мариинского театра.
Эльдар Алиев и художник-постановщик Петр Окунев разделяют сказки движением кажущихся невесомыми ширм: и Шехерезада с Шахрияром, и зрители в зале сначала видят персонажей очередной сказки за проезжающей по сцене полупрозрачной ширмой, затем герои будто проявляются, занимают центр сцены (в то время как Шахрияр и Шехерезада отходят в сторону). Так просто и эффектно передан процесс рассказа: герои, с которыми знакомит Шахрияра и нас Шехерезада, буквально обретают плоть, становятся осязаемыми, видимыми и понятными. По выбранным цветам и узорам, по подвешенным в воздухе изящным маленьким фонарям, по выверенной интенсивности света (иногда загадочного, как в пещере, иногда яркого, как на прожаренной солнцем площади Багдада) понятно, что Петр Окунев (вот уже пять лет главный художник Приморской сцены Мариинского театра) старался перенести зрителей в насыщенную восточную сказку, при этом не загромождая сцену, оставляя место для танцев. «Мы хотели показать фантастический, сказочный Восток, дополняя живописные декорации видеопроекцией, – говорит художник. – Для спектакля изготовлено более 300 необычных костюмов».
Не менее важной для передачи именно восточных красок стала работа главного дирижера Азербайджанского театра оперы и балета Эйюба Гулиева, который был приглашен провести премьерную серию спектаклей. Он быстро нашел общий язык с чутким и высокопрофессиональным оркестром. Приехал он не один, с ним прилетел замечательный музыкант из бакинского театра тарист Рамин Азимов. Оригинальная партитура «Тысячи и одной ночи» предполагает наличие тара и барабана нагары в оркестре; конечно, в обычаях оперных театров имитировать звучание отсутствующих инструментов (так, те театры, что не могут себе позволить приобрести арфу для «Спящей красавицы», аккуратно заменяют ее синтезатором), но Эльдар Алиев решил не искать легких путей и попросил Эйюба Гулиева привезти тариста и тар (нагару сумели найти во Владивостоке). «Эльдар бился за то, чтобы сохранить национальный колорит, авторскую оригинальную версию балета, – говорит Эйюб Гулиев, – чтобы прозвучали именно те инструменты, которые есть в партитуре. И после спектаклей мы решили оставить тар во Владивостоке, подарить его театру. Рамин Азимов интенсивно занимался с оркестрантами, учил тех, кто играет на русских народных инструментах, играть на таре. Я считаю, это символично. Частичка азербайджанской национальной культуры осталась во Владивостоке: музыка Фикрета Амирова, хореография Эльдара Алиева, звучание нашего древнейшего тара».
Эйюб Гулиев уверен, что будет с удовольствием вспоминать дни работы с владивостокскими артистами. «Партитура балета очень непроста, – говорит маэстро. – Сложные восточные ритмы, изысканные переходы, и там же еще есть хор! И солистка – сопрано! То есть это уникальный симбиоз всех элементов музыки! У Амирова очень насыщенный, яркий музыкальный язык. Он очень глубокий композитор. Можно обладать хорошей техникой, но если не будет душевной отдачи, не будет глубины, ты не сможешь передать эту музыку. Так что задача была сложная, но и оркестр, и хор, и балетная труппа, и солисты почувствовали эти мелодии, приняли их и сыграли великолепно. В целом премьера «Тысячи и одной ночи», конечно, огромное событие. Ведь нигде ничего не происходит, полное затишье, и вдруг открываются двери – и знаменитый Мариинский театр показывает этот яркий спектакль, замечательный балет азербайджанского композитора!»
Теперь новый спектакль ждут и в Петербурге: если обстоятельства не помешают, в этом сезоне «Тысяча и одна ночь» будет показана во время гастролей владивостокской труппы на сцене Мариинского театра.
