Чего желает 40-летний мужчина, достигший успеха во всем, за что только ни брался, будь то музыка или бизнес? Лучше всего об этом знает Эмин Агаларов – и главный редактор «Баку» Лейла Алиева поговорила с ним о достижениях и мечтах в преддверии его 40-летия.
Лейла Алиева: Невероятно, но в 40 лет у тебя выходит уже 16-й альбом. Ты помнишь, с какими мыслями начинал музыкальную карьеру?
Эмин Агаларов: Мне всегда хотелось делать крутую музыку. Наверное, количество альбомов поэтому такое: я все время искал, сперва в англоязычной музыке, потом в русскоязычной. Моей целью было дойти до того уровня, когда я буду собирать большие залы и гастролировать. Я всегда считал, что артист состоялся тогда, когда он востребован на концертных площадках. И когда я этого достиг, произошел некоторый кризис. Куда двигаться дальше? Я начал глобальную переоценку всего, чем занимаюсь в музыке. Я ушел в коллаборации с большими артистами, а сейчас понял, что хочу свою музыку осовременить. Поработать с молодыми. Надо смотреть правде в глаза: мне 40 лет, и для молодежи я взрослый дяденька, который поет песни о любви. Я начинал в 2006 году, когда сегодняшние слушатели еще не родились. Новая аудитория с моим творчеством вообще не знакома.
Л.А.: Ты же начинал, наоборот, с того, что писал очень взрослую музыку…
Э.А.: Так и есть. Мне до сих пор сложно писать музыку под современные биты. Если я сажусь с гитарой, в девяти случаях из десяти получается баллада.
Л.А.: Но стоит ли ломать себя? Не убивает ли это артиста?
Э.А.: Я не ломаю себя, я просто выхожу из зоны комфорта. И это довольно прикольно. И непросто, кстати. В принципе, тот стиль, в каком я работал раньше, довольно несложный: по большому счету и Пресли, и Синатру, и Тома Джонса любой споет в караоке, если тембрально попадет. А сейчас я делаю куда более сложные для себя вещи – с широким вокальным диапазоном, фальцетом, всякими ритмическими сбивками, синкопами. Это очень освежает мои песни.
Л.А.: Но ведь публика уже, наверное, привыкла к балладам и романтическому образу.
Э.А.: Мне кажется, это всегда будет продаваться и никуда уже не денется. С возрастом я все увереннее буду себя в этой нише чувствовать. Но так получилось, что я создал радиостанцию «Жара», для которой сам оказался не в формате. Я недостаточно современен, и практически ни одна моя песня не может там звучать. И в топах во «ВКонтакте» и «Одноклассниках», и в стримах меня не будет. Хочется это поменять. Молодая аудитория – самая активная. 12–14-летний слушатель может одну и ту же песню за день послушать 35 раз. Взрослый человек так делать не будет – у него ни времени нет, ни желания. В общем, хочется и на этом поле поиграть. Я вообще люблю перемены.
Л.А.: Удивительно, получается, что в 25 тебе хотелось сочинять музыку для 40-летних, а теперь наоборот?
Э.А.: Совершенно верно! И в 15, и в 18, и в 20 я сочинял что-то протяжное и романтическое, а сейчас у меня все такое – цик-цик-цик, цап-царап.
Л.А.: Ты сказал, что хотел сочинять крутую музыку. А что для тебя это значит?
Э.А.: Крутая музыка – это музыка, которая может удивить. А для этого должно произойти какое-то волшебство. Оно может быть в тексте, в тембре, в чем угодно. Вот чем удивила песня Still? Это ведь очень простая песня, и мотив несложный, но она очень искренняя. Вот уже 15 лет прошло, а ее популярность не проходит, ее узнают на концертах с первых аккордов. Хотя, казалось бы, песня на английском, издана в России, никакого отклика на нее быть не должно. Но почему-то получилось. Но такие штуки случаются нечасто. Когда я написал Still, мне казалось, что таких буду писать по восемь штук в неделю, но что-то как-то…
Л.А.: Еще, мне кажется, раньше для тебя была очень важна тема успеха на Западе, а сейчас она будто немножко отошла на второй план.
Э.А.: Со временем приоритеты изменились. Просто чтобы быть успешным на Западе, нужно там физически присутствовать. Раньше я больше времени проводил за границей и, в общем, свой потенциал довольно неплохо реализовал – альбомы Wonder и After the Thunder были в серьезной ротации на самых крупных радиостанциях Европы. Но сегодня 90 % времени я нахожусь в Москве. Писать англоязычные треки для западного шоубиза, но при этом не ездить в промотуры и не появляться на радиостанциях – это все выстрелы мимо кассы. Практичнее тратить время там, где присутствуешь. Это, может, немного обидно, но все-таки здесь я эффективнее. Ну и все-таки мой активный западный период закончился большими коллаборациями с крутыми музыкантами, громадным концертом в Санкт-Петербурге, который был отснят и показан в 100 городах Америки, американским турне, в котором 60–70 % зала были американцами. И все концерты были на английском. Так что эту нить я не оборвал. Мы готовим европейский тур, с февраля начинаем ездить по Америке, у нас хорошие продажи, и свою аудиторию мы не утратили. Думаю, мало найдется отечественных исполнителей, на которых ходят американцы.
Л.А.: Из чего состоит твой репертуар сейчас? У тебя больше собственных песен или заказанных известным хитмейкерам? А может быть, молодые артисты что-то приносят?
Э.А.: Песни присылают в огромном количестве – и для лейбла «Жара», и для меня лично. Чем известнее становится артист, тем больше авторов хочет с ним сотрудничать. Конечно, времени писать песни у меня совсем немного. Единственное время, которое у меня есть, – на отдыхе. Я уезжаю с детьми, сажусь в уголке с гитарой и пишу. Так что песен, написанных кем-то еще, в альбомах становится все больше.
(Эмин отвлекается на звонок известного музыканта, долго говорит ему что-то ободряющее.)
Л.А.: Эмин, так здорово слышать, как ты общаешься с артистами. На фестивале «Жара», наверное, каждый участник хочет такой психологической поддержки?
Э.А.: Да, приходится работать психотерапевтом. Приезжает 250 артистов – это 250 гигантских проблем.
Л.А.: Причем проблема обычно в том, что никакой проблемы нет.
Э.А.: Ну да. Но артисты – сложные люди. Не ту машину подали, подушка не того цвета, а когда вылет – ой, это неудобно… Но я привык, нормально. Это же мои коллеги, я их искренне люблю, они это знают и чувствуют. Поэтому и приезжают. Все же едут абсолютно бесплатно. И если бы их не ждало наше гостеприимство, они бы не приезжали.
Л.А.: Мне кажется, после такой напряженной работы тебе самому нужно кому-то пойти пожаловаться.
Э.А.: Я стараюсь дома максимально отключаться, быть с детьми. Отлично помогает справиться со стрессом.
Л.А.: Ну серьезно, сейчас же этому даже в бизнес-школах учат: медитация, осознанность, умение быть здесь и сейчас…
Э.А.: Если даже самого осознанного бизнесмена поставить руководить фестивалем «Жара», он просто с ума сойдет. Потому что на 18-й звонок с претензиями любой нормальный человек сорвется и пошлет. А у меня такой возможности нет. Берешь трубку, слушаешь про то, что была тяжелая пересадка, что артист не выспался, плохо летел и поэтому репетицию надо передвинуть… «Жара», конечно, тяжелая история. Вообще-то он задумывался как небольшой фестиваль артистов на восемь-десять. А превратился в грандиозное шоу, самое рейтинговое на всем постсоветском пространстве. В следующем году будет юбилей, пять лет, появятся уже звезды мирового масштаба.
Тут еще важно, что я очень самокритичен. Если я более или менее доволен, то обычно бывают довольны все. Потому что мне всегда все не нравится: и свет на сцене, и экраны, и звук, и еда, и скорость обслуживания, и растаявший лед на столах. И все это имеет значение.
Л.А.: Скажи, а подчиненные тебя не боятся?
«Крутая музыка – это музыка, которая может удивить. А для этого должно произойти какое-то волшебство»
Э.А.: Нет, мне кажется, у меня все довольно демократично. Я просто очень требовательный, иногда могу нагрубить человеку, который что-то запорол по глупости и невнимательности. Но всегда извиняюсь потом.
Л.А.: Да, это очень важно. А в мире недвижимости и ретейла меньше стресса, чем в музыке, или больше?
Э.А.: В бизнесе вообще меньше стресса, потому что им обычно занимаются не творческие, а структурированные люди. Вы с партнером садитесь, договариваетесь: вот это построить можно за столько, туда вложить вот столько, вот аванс, вот договор… А артист живет по настроению.
Л.А.: Но ведь и в бизнесе все просчитать невозможно, случаются самые неожиданные вещи.
Э.А.: Риски – неотъемлемая часть бизнеса. На то он и бизнес. Но с рисками тоже можно работать структурированно, в целом это понятная область. А с артистами всегда происходят совершенно нелогичные вещи, которые даже предугадать невозможно.
Л.А.: А тебя можно назвать структурированным человеком?
Э.А.: Конечно.
Л.А.: Это не мешает творчеству?
Э.А.: Думаю, нет. Структурированностью я компенсирую некоторое отсутствие свободы. Я же приезжаю на репетицию после рабочего дня, полного обсуждений строительных и бизнес-вопросов. Сотрудники, бухгалтеры… И нужно переключиться на музицирование. Причем я понимаю, что у меня просто нет времени все контролировать и в чем-то нужно довериться профессионалам, которые со мной работают. Скажем, приезжает из Лондона мой музыкальный директор, который помогает улучшить звучание моей группы. Многие артисты на концерте не слушают звукорежиссера, настраивают звук сами и вообще пытаются все сделать сами. Обычно результат плачевен. А я как бизнесмен умею делегировать.
Л.А.: Быстро ли у тебя происходит это переключение из бизнесмена в артиста?
Э.А.: У меня и та и та роль всегда присутствует. Шоу-бизнес – это тоже бизнес. И музыка – бизнес. А стройка – и бизнес, и творчество. Когда строишь здание, ресторан или сцену для фестиваля, во всем этом есть творчество. Ты и сама прекрасно знаешь, Лейла.
Л.А.: А можно сказать, что бизнесмен тебя чему-то научил как певца и наоборот?
Э.А.: Бизнесмен меня научил все считать, а певец научил это делать с душой и сердцем.
Л.А.: Но песню написать все равно приятнее самому, а не делегировать это профессионалам?
Э.А.: Написать можно, но ведь на этом работа не заканчивается. Ее надо аранжировать, спродюсировать, можно взять соавтора, который ее улучшит. Зачастую профессионалы помогали мне докрутить мои песни, и они становились лучше. Мы с Максом Фадеевым однажды работали над песней: попробовали так, потом на полтора тона выше, потом на тон ниже, еще в одной тональности все перезаписали – и только тогда поняли, что все четко. Этот процесс, с одной стороны, творческий, а с другой – технический. Не просто пришел в студию и поешь, как тебе удобно. Надо думать об этом и как продюсеру.
Л.А.: Сейчас этот процесс развивается на глазах, композиторы и хитмейкеры даже используют искусственный интеллект, который подсказывает интересные гармонические решения. Что ты про это думаешь?
Э.А.: Я использую, например, программу MasterWriter, которая помогает подбирать рифмы. Это очень удобно! Не то что сам не могу их подобрать – я же знаю эти слова, к тому же в английском с рифмами в принципе все проще. Но программа дает почву для новых идей: смотришь на список, и он может увести в неожиданную сторону. Научил меня этому Роб Дэвис, автор песни Кайли Миноуг Can’t Get You Out Of My Head. Роб пользуется этой программой уже лет десять. Я как-то провел с ним неделю за городом, и за это время мы написали штук 15 песен. Ни одной не издали, как ни странно.
Л.А.: Оказались недостаточно хороши?
Э.А.: Просто не попали в стилистику. Все песни клевые, но, как мне казалось тогда, не для меня. Ну, может, кто-то другой их споет. У меня много написанных и неизданных песен. Возможно, несколько сотен.
Л.А.: Расскажи, а как вообще поменялся мир музыки за эти 15 лет? Ты же одновременно и музыкант, и владелец лейбла, то есть и пишешь свою музыку, и раскручиваешь чужую.
Э.А.: Сегодня донести контент до слушателя очень просто. Откуда я раньше брал музыку? Надо поехать в магазин, купить аудиокассету или CD, поставить его в машине, заслушать до дыр. Современные слушатели вообще не понимают, что это такое. Человек может записать дома песню под гитару, и ее немедленно услышат миллионы. Это дико повысило конкуренцию. Раньше артисты конкурировали только с себе подобными. Ну сколько в одной стране было известных артистов с записанными альбомами? Ну десятки, ну сотня. А сейчас каждый день в мире выходит, кажется, 40 тысяч треков. И сингл известного артиста конкурирует с ними всеми сразу, в том числе с треками каких-то неизвестных мальчишек, которые все сами записали и стримят в соцсетях.
И мне это очень нравится! Я создал лейбл в тот момент, когда очень сильно менялась индустрия, а это всегда перспективное время. Во всем российском стриме объем артистов «Жары» приближается к 10 %. Это колоссальная цифра. И среди них, кстати, много моих крутых земляков, которые сейчас взрывают все чарты: HammAli & Navai, Рауф и Фаик, Jony, Эльман Зейналов, Бахти…
Мы за год подписали 100 артистов, им всем по 20 лет. И аудитория у них такая же. А наши конкуренты – Universal, Warner – монетизируют больших артистов. Но с музыкантами, которых слушают 13–14-летние, они конкурировать не могут, школьники заслушивают свою музыку реально до дыр. Так что у «Жары» огромное будущее.
«Шоу-бизнес – это тоже бизнес. И музыка – бизнес. А стройка – и бизнес, и творчество»
Л.А.: Ты не устаешь от публичной жизни, особенно сейчас, в эпоху социальных сетей? Часто ли чувствуешь, как нарушаются твои личные границы?
Э.А.: Меня это утомляет меньше, чем тебя, Лейла, я тебе сразу скажу. Раздражает только когда комментируют мою семью. Когда какие-то незнакомцы обсуждают, почему я развелся или почему женился. Причем делают это люди, которые либо еще не женились, либо уже десять раз развелись. Это, естественно, личное пространство, его я чувствую очень хорошо. Получается, что любой человек может в тебя кинуть камень, причем абсолютно необоснованно. Это раздражает, да. А все остальное… Ну раз уж мы все пользуемся соцсетями и выставляем в том числе свою личную жизнь, надо быть готовым к тому, что в ответ прилетит какая-нибудь дрянь.
Л.А.: Мне кажется, многие публичные люди начинают просто жить в соцсетях, перестают чувствовать, где кончается их жизнь и начинается работа на публику.
Э.А.: Это от характера зависит. Артисты, например, часто болезненно воспринимают то, что им пишут. Им кажется, что эти несколько десятков человек в комментариях в соцсети и есть весь мир. А ведь это не так! Я даже читал любопытную статистику: только один человек из десяти напишет комментарий, если ему что-то понравилось. А из тех, кому не понравилось, отзовутся два из трех. В результате мы видим 100 % негатива и всего 10 % позитива. Реальность совершенно другая, чем кажется в интернете.
Л.А.: Ты активно занимаешься благотворительностью...
Э.А.: Конечно. Любой нормальный человек, у которого есть возможность, будет помогать. И не всегда деньгами: можно куда-то отвезти, позвонить, чтобы приняли в больницу…
Л.А.: Но ты этим занимаешься, кажется, больше всех, не очень афишируя. Это твоя осознанная позиция?
Э.А.: Бывает, что нужно афишировать. Например, если я открыл «Добродомик», который кормит пенсионеров, мне хочется туда привлечь больше клиентов, чтобы получить возможность открывать их и дальше. Кстати, следующий мы обязательно откроем на территории Азербайджана. Такие проекты требуют публичности, иначе не сможешь привлечь к ним общественное внимание. А если нужно помочь маме больного ребенка, глупо это афишировать. Бывает, что это перерастает в акции вроде «Бумеранга добра», которую придумали мои волонтеры из фан-клуба. В каждом городе мы продаем свою продукцию, собираем деньги и вкладываем их либо в лечение какого-то конкретного ребенка, либо отдаем детскому учреждению. Некоторые концерты получаются просто благотворительными.
Л.А.: Где ты себя видишь через десять лет?
Э.А.: Честно говоря, при моем ритме жизни… Если вообще себя буду видеть, это уже будет большое счастье и достижение. Серьезно! Хочу быть с вами через десять лет. Если будут здоровы мои дети, близкие, родители, будет идеально. Все остальное разрулим.
«Любой нормальный человек, у которого есть возможность, будет помогать. И не всегда деньгами»