Один из лучших шахматистов мира по рейтингу FIDE, международный гроссмейстер Шахрияр Мамедъяров признается, что шахматы хоть и имеют большое значение в его жизни, но они далеко не единственная радость.
33-летний Шахрияр Мамедъяров входит в тройку лучших шахматистов мира согласно рейтингу FIDE на 1 декабря 2018 года. Он трехкратный чемпион Европы в составе сборной Азербайджана, чемпион мира по быстрым шахматам и единственный шахматист в истории, дважды становившийся чемпионом мира среди юношей до 20 лет.
БАКУ: У вас шахматная семья, сестры были даже чемпионками Азербайджана. А кто в семье не играет в шахматы?
ШАХРИЯР МАМЕДЪЯРОВ: Мама не играет. Фигуры она, конечно, знает. А еще разбирается в оценках, потому что внимательно следит за нашими успехами. Когда в семье столько шахматистов, хочешь не хочешь – начнешь разбираться в системе начисления баллов. А уж если ведется прямая трансляция с матча, мама, конечно, самый преданный болельщик. Очень переживает!
БАКУ: Лицо во время игры у вас не самое выразительное...
Ш.М.: Странно улыбаться во время матча. Хотя некоторым шахматистам это свойственно. Бывает, сделаешь ход, а соперник ухмыляется, словно ты совершил детскую ошибку, – этакая психологическая атака. Это неприятно. Но, разумеется, есть шахматисты просто с активной мимикой, к примеру гроссмейстер Василий Иванчук. Мы все понимаем, что он не специально.
БАКУ: Можно как-то бороться с психологическими атаками?
Ш.М.: Только не обращая внимания. Если противник предпринимает что-то совсем уж раздражающее, вольно или невольно, например бьет ногой по столу, приходится обращаться к арбитру. Ведь по кодексу мы во время партии даже разговаривать друг с другом не можем.
БАКУ: С чего вообще начались шахматы в вашей жизни?
Ш.М.: Впервые я соприкоснулся с шахматами в городе Зангелане, в гостях у дяди Рашида. Сперва мы, дети, баловались, бросались фигурками. Однако мой отец объяснил нам основные правила, и с тех пор я увлекся игрой не на шутку. Увлеклась и моя старшая сестра Зейнаб. Мы вместе стали посещать шахматную школу, вместе тренировались. И поначалу Зейнаб у меня даже выигрывала.
Можно сказать, что я поздно пришел в шахматы – в девять лет. Все, кто сегодня в первой двадцатке, начинали много раньше. Теймур Раджабов уже в четыре года играл на международных турнирах. Вугар Гашимов в восемь лет был мастером FIDE, а я и в 17 не стал. Вообще со мной произошла, можно сказать, уникальная история: в 14 лет у меня еще не было рейтинга, а в 21 год я стал четвертым шахматистом мира. За семь лет поднялся фактически с нуля до вершины. Многие играют полвека, и им подобного не удается. Потому что все тренируются с компьютерами и используют одни и те же электронные уроки. То, что когда-то сделал Бобби Фишер, сегодня уже невозможно. Компьютер научил играть всех.
БАКУ: Ваше прозвище – Шах. Вам оно нравится?
Ш.М.: Для иностранцев имя Шахрияр трудновато, вот и сократили. Мне нравится, лестное прозвище. Некоторые турки почему-то сокращают не имя, а фамилию – «Мамед» говорят. Ну какой я им Мамед? А Шах – и звучно, и по теме.
БАКУ: Я слышал, что вы даже в армии были шахматистом. Как это случилось?
Ш.М.: Мне повезло: за два дня до призыва я стал чемпионом мира среди юношей до 20 лет, и Президент Азербайджана Ильхам Алиев настоял на том, чтобы и в армии я продолжил тренировки. Я попал в ЦСКА, где, будучи рядовым солдатом, смог защищать шахматную честь страны. После армии получил высшее экономическое образование, окончил институт с красным дипломом. Но, признаться, тренируясь по десять часов в день, я несильно налегал на учебу, считая своим призванием шахматы.
БАКУ: Каково это, десять часов в день играть в шахматы?
Ш.М.: В 17–20 лет это было нормально и просто, а теперь, конечно, становится сложнее: появилась семья, новые заботы. Недавно на сборах в Гахе я попытался поставить рекорд, тренируясь по 18 часов в сутки, но через два дня понял, что еще немного – и меня увезут в ближайший сумасшедший дом.
БАКУ: Но вы в любом случае играете каждый день?
Ш.М.: Таль, кажется, сказал однажды: «Когда я хотя бы день не занимаюсь шахматами, я чувствую, что после этого играю странно. А если два дня не занимаюсь, то мою плохую игру замечают даже соседи». Он, разумеется, шутил, но в этом есть большая доля правды. Каждый день нужно играть, разбирать партии, наблюдать за играми.
БАКУ: Большая команда вас сопровождает на турниры?
Ш.М.: Смотря какой турнир. На простые я могу поехать один, или с тренером, или с супругой. А когда очень серьезное соревнование, такое как кандидатский турнир, меня могут сопровождать пять-шесть человек.
БАКУ: Когда-то шахматистов-чемпионов сопровождали даже психологи. Анатолию Карпову, например, знаменитый Владимир Зухарь помогал справиться с бессонницей.
Ш.М.: Я иногда тоже прибегаю к помощи психолога. Во время ответственных турниров он помогает мне настроиться, а если вдруг что-то идет не так – поддерживает, внушает уверенность, помогает справиться с разочарованием.
БАКУ: Разочарования бывают?
Ш.М.: Конечно. После нескольких поражений порой хочется, чтобы турнир просто закончился, неважно, с каким результатом. На одних соревнованиях я проиграл подряд шесть партий из десяти! Нужно было вообще не ехать на тот турнир, но я не мог отказать – это был первый международный турнир памяти Вугара Гашимова в Шамкире. Что ж, проигрыш – нормальное дело. Фабиано Каруана потерял в Вейк-ан-Зее 30 пунктов рейтинга, а потом выиграл кандидатский. Однажды у меня был период, когда за год я проиграл всего шесть партий, или за 16 месяцев у меня не было ни одного поражения белыми...
БАКУ: Проигрыши, наверное, тоже чему-то учат?
Ш.М.: Магнус Карлсен с этим будет не согласен (смеется). Хотя и у него бывают неудачные турниры.
БАКУ: Как вы восстанавливаетесь после соревнований?
Ш.М.: Смотря как они для меня завершились. Когда хорошо – праздную с друзьями, с семьей. А если нет, стараюсь забыться – с друзьями, с семьей (смеется). Иногда уезжаю куда-нибудь в провинцию, где никто не знает о моем проигрыше. Как-то случилась забавная история, когда я играл с Сергеем Карякиным. Была простая позиция: король и ладья у меня, король и пешка у Сергея. К тому же у меня было большое преимущество по времени. Я мог просто атаковать ладьей пешку, а вторым ходом ее побить. Но я почему-то эту возможность не увидел. Сам удивляюсь. И фактическую свою победу свел к ничьей.
«Как ты не заметил ладью b6?» – спросили меня гроссмейстеры. «Ну вот так...» «Почему вы не заметили ладью b6?» – спросили перворазрядники. «Так вышло...» Когда с тем же вопросом ко мне стали подходить зрители, у меня появилось желание скрыться. Я выбежал на автостоянку, стал выруливать, но тут ко мне подошел охранник паркинга. «Ты что, не заметил, что мог ладьей пешку ударить?» – спросил он. И я вжал педаль газа в пол (смеется).
БАКУ: Переживаете?
Ш.М.: Да, для меня поражение – маленькая смерть. Но я не боюсь. Если бы я боялся и не рисковал, столько бы не выигрывал.
БАКУ: Чему вас научили встречи с выдающимися шахматистами?
Ш.М.: Шахматисты, как правило, очень закрытые люди. Они тщательно берегут свои находки, идеи. Даже когда встречаются два друга-шахматиста, они очень мало говорят о шахматах. Но бывают исключения. К примеру, мне дал много советов гроссмейстер Василий Иванчук – очень общительный, доброжелательный человек. Мне тогда было 17 лет, и советы старшего товарища были очень важны.
БАКУ: В XIX веке шахматной звездой был Вильгельм Стейниц, в первой половине XX – Эмануэль Ласкер, Хосе Рауль Капабланка и Александр Алехин, позже появились Фишер, Ботвинник, Таль, Карпов... Чем отличаются поколения шахматистов?
Ш.М.: Когда я начинал заниматься шахматами, я, конечно, изучал партии Стейница, Капабланки. Но сейчас уже не могу почерпнуть из них ничего нового. Думаю, что лет через 50 шахматисты, глядя на наши сегодняшние партии, тоже будут улыбаться. Потому что наступит время безошибочных партий, все ошибки будет выбраковывать компьютер. В былые времена играли по-другому. Было много отложенных партий, а динамических, напротив, мало. Таких агрессивных партий, мастером которых сегодня является Магнус Карлсен, не было вовсе. Мне даже представить трудно, что спустя годы появится кто-то сильнее Карлсена. Этот человек практически не ошибается!
БАКУ: А компьютер можно обыграть?
Ш.М.: В будущем, пожалуй, если соберутся сильнейшие шахматисты мира и смогут свести партию с компьютером к ничьей, это можно будет назвать большой удачей. Однако компьютеры созданы человеком, а значит, человек должен найти способ их победить. Я однажды выиграл у компьютера. Дело в том, что эта умная электроника заряжена на победу и только на победу. Ничья в задачу не входит. А я стремился к ничьей. В какой-то момент компьютер был вынужден ради победы рискнуть – и проиграл.
БАКУ: А что насчет памяти? Сколько партий вслепую можете вести?
Ш.М.: Думаю, десяток – легко. А Тимур Гареев из Узбекистана недавно провел сеанс на 50 досках. Выиграл из них 48. Но это невероятная нагрузка.
БАКУ: В жизни развитая память вам пригождалась? Телефонные номера всех друзей помните наизусть?
Ш.М.: (смеется) Я все время забываю пароль от электронной почты, оставляю телефоны в ресторанах... Я словно боюсь, что память переполнится, поэтому не загружаю ее посторонними, нешахматными вещами. Зато однажды я не вел на турнире записи, а по окончании соревнований все свои 18 партий записал без ошибок. Вообще не у всех шахматистов хорошая память, поэтому, скажу по секрету, некоторые все время используют один и тот же дебют.
БАКУ: Помните свои встречи с великими?
Ш.М.: На мемориале Таля в Москве ко мне подошел сам Виктор Корчной и сказал: «Ты мой любимый игрок, я за тебя болею!» И пока я приходил в себя от комплимента, он попросил подождать, ушел и вернулся с подарком – бутылкой шампанского. Мне было очень приятно! (Задумывается, смеется.) Кажется, на следующий день я проиграл... Но жалею о другом: я хотел сказать Виктору Львовичу, какой он великий игрок и как я восхищаюсь его гением, но не успел. Был у меня и шанс встретиться с Бобби Фишером. На турнире в Исландии администратор сказал, что легендарный Фишер сидит в библиотеке, однако настроение у него не очень и он никого не хочет видеть. Я решил не беспокоить одиннадцатого чемпиона мира, подумал, вдруг он не пойдет на контакт и это меня выбьет из колеи. А теперь думаю: надо было попытаться.
«ПРИНЯТО СЧИТАТЬ, ЧТО УМ ШАХМАТИСТА МАТЕМАТИЧЕСКИЙ. НО Я ДУМАЮ, ЧТО ВАЖНЕЕ МАТЕМАТИКИ ИНТУИЦИЯ»
БАКУ: Чем отличается ум шахматиста от ума обычного человека?
Ш.М.: Принято считать, что ум шахматиста математический. Но я думаю, что для шахматиста важнее математики интуиция. Куда передвинуть, скажем, короля с g1, чтобы через 20 ходов он не оказался под шахом? Рассчитать это невозможно, а хорошая интуиция даст верный совет. Мощной интуицией обладали все великие шахматисты, например Анатолий Карпов.
БАКУ: Можно ли развить интуицию?
Ш.М.: Можно! И очень странно, что многие молодые шахматисты и тренеры этим не занимаются. Есть немало упражнений, начиная с простейших: в какой руке зажата монетка? Сперва я всегда ошибался. Затем пересмотрел свою тактику и принялся давать противоположные ответы. И стал угадывать. В шахматах в 90% случаев первая мысль бывает самой правильной. Когда начинаешь долго думать, сомневаться, легко можешь утратить правильное решение, возникшее интуитивно. Я люблю быструю игру. Потому-то и стал чемпионом мира по быстрым шахматам.