ЛичностиВ Баку я впервые увидел кино. В Баку я впервые увидел, как снимают кино. Наконец, в Баку я сам снял не один десяток фильмов... Приходилось работать и в Москве, и в Санкт-Петербурге, и в Стамбуле, и в Лондоне, но с вдохновением, которое мне давал родной город, ничто не сравнится.
Кенан Мамедов – известный кинооператор, работавший над фильмами, ставшими классикой азербайджанского кинематографа, – «Гачаг Наби», «Другая жизнь», «Контакт», «Семь дней после убийства», «Тахмина» и других. Заслуженный деятель искусств, лауреат Государственной премии, единственный в Азербайджане член Европейской киноакадемии (EFA).
Я по рождению «крепостной». И папа мой был «крепостной», и мама. В Баку это весьма почетное звание: так здесь всегда называли жителей Старого города – бакинской Крепости, Ичери шехер.
Мой дед приехал в Баку из Лянкярана еще в 1900 году. Благодаря образованности, знанию языков и каллиграфическому почерку устроился мирзой (клерком) в Городскую думу и чуть погодя купил в Старом городе на улице Тверской двухэтажный дом. Там наша семья и жила аж до 1957 года.
Крепость – уникальное место. Мало кто знает ее так, как я, особенно сейчас. Мне знаком там каждый камень, ведь еще мальчишками мы разведали все уголки Старого города. Целыми днями носились по улочкам, забирались на немногочисленные деревья, играли в популярные игры того времени: в альчики (похоже на русские бабки), в наккули (что-то вроде чижика, но с другой системой начисления очков), в энзели, или отмерной (своеобразная чехарда)... Катались с горок на санках. Конечно, снег в Баку был большой редкостью, и наши «санки» были на роликах из шарикоподшипников – такие самодельные самокаты.
Холодильников тогда не было, и продукты хранили в ледниках – шкафах, куда раз в два-три дня закладывались цельные плиты льда, покупаемые у уличных торговцев-ледоносов.
Жарким летом многие «крепостные» спали на плоских крышах своих домов. Мы – отец, я и трое моих братьев – тоже укладывались на остывшей после солнцепека крыше, где мама заботливо стелила специальные циновки и одеяла. Папа дожидался, чтобы все улеглось, накрывался одеялом с головой и принимался крутить небольшой радиоприемник – ловил турецкое радио в надежде получить какую-нибудь информацию, альтернативную той, что поступала со страниц газеты «Правда».
– Ох, Азиз-ага, – вздыхала с нижнего этажа мама, – доиграешься ты со своим приемником, ох, донесет кто-нибудь, нас всех арестуют.
– Ничего-ничего, – отмахивался отец, – не донесут.
И действительно, обошлось. Видно, вокруг жили порядочные люди. Крепость вообще была средоточием колоритных личностей. И отца, профессора-востоковеда, уважали. Помню, он шел по улице в сером макинтоше, шляпе, и все с ним почтительно здоровались.
Неподалеку от нашего дома на углу находилась керосиновая лавка, где даже летом было очень прохладно, а у продавца было необычно серого цвета лицо – наверное, от паров керосина. А чуть дальше располагался продуктовый магазинчик Зивяра, прозванный так в честь толстого завмага. Туда мама однажды отправила меня за первыми в моей жизни покупками, дав три рубля. Я вернулся ни с чем:
– Мама, эти продукты стоят 2 рубля 40 копеек, а у меня было всего три рубля!
Мама весело рассмеялась и объяснила, что такое сдача.
* * *
Много лет спустя я снял в крепости большой эпизод художественного фильма «Другая жизнь». Там Александр Калягин в роли профессора Рзаева не может найти дом своего детства, заблудился так же, как в жизни заблудилась его душа. У нас было мало времени, и за два дня до съемки я прошелся по знакомым местам и четко расписал график перемещения камеры от сцены к сцене, сообразуясь с положением солнца. Мы успели снять весь эпизод за один день. В крепости негде устанавливать рельсы, тележку или кран, и я все снимал с рук 18-килограммовой камерой Arriflex. Результат понравился и режиссеру Оджагову, и актеру Калягину.
Вообще в Старом городе довелось поработать немало. Да что говорить, именно здесь я когда-то впервые увидел, как снимается кино! Это был 1956 год, классический фильм «Не та, так эта» по одноименной оперетте Узеира Гаджибейли. Съемочная площадка была оцеплена, но я-то знал в родных кварталах все лазейки и спокойно наблюдал, как играет роль Рустам-бека знаменитый Агасадых Герайбейли. Оператором фильма был Алисаттар Атакишиев, с которым мы познакомились уже на киностудии, когда я вернулся из ВГИКа. Последний раз мы встретились с этим классиком азербайджанского кинематографа в московском Доме кино за два месяца до его кончины.
– Снимаешь кино? – спросил меня Алисаттар Атакишиев своим низким хрипловатым голосом.
– Снимаю, Алисаттар муаллим.
– Ну снимай, снимай, – произнес он и положил мне руку на голову, словно благословив.
Но запомнился Атакишиев мне не престарелым ветераном, а молодым энергичным стилягой, в 1956 году одетым в самые шикарные брюки эпохи – дудочки бутылочно-зеленого цвета (бутулка шалвар!) с разрезами внизу. Таким я увидел его за камерой на съемках «Не та, так эта».
* * *
Немало классиков встретилось мне на пути, но одна из самых забавных историй связана с классиком, с которым встретиться, увы, не довелось. И произошла она не со мной, а с братом.
Мой брат в школьные годы был изрядным озорником: все время что-то вытворял, педагоги постоянно ждали от него какой-нибудь каверзы. И вот однажды на уроке литературы, когда учительница сказала: «Дети, сегодня мы начинаем изучение творчества великого русского писателя Антона Павловича Чехова», – он небрежно заявил на весь класс: «Это мой родственник!» Все с удовольствием захихикали.
Разумеется, учительница такого стерпеть не могла и вызвала в школу нашу маму. А мама подтвердила, что да, действительно, ее родной дядя Беюкага Талыблы до революции учился в санкт-петербургском Технологическом институте, где познакомился с племянницей Антона Павловича Чехова Натальей Михайловной Чеховой. Они поженились и в итоге переехали в Баку.
Правда, судьба маминого дяди и моего двоюродного деда трагична. Он был незаурядным человеком, писал рассказы, работал в Москве в Народном комиссариате иностранных дел. В Баку стал наркомом просвещения, потом наркомом юстиции, затем был назначен главным прокурором Азербайджана, а в 1937 году его расстреляли как врага народа. Наталья Михайловна пережила ссылку и Великую Отечественную, вернулась в Баку и дождалась посмертной реабилитации мужа. Мальчиком мне довелось с ней встречаться. Жаль, не догадался расспросить об Антоне Павловиче. Зато она рассказала мне, как у Финляндского вокзала в Петрограде слушала Ленина, взобравшегося на броневик.
* * *
«Баку – благодатный город для кино. Здесь снято немало фильмов»
Я всегда мечтал работать в кино, а следовательно, хотел непременно поступить в московский Всесоюзный государственный институт кинематографии. Однако сразу во ВГИК не принимали, был необходим трудовой стаж. Чтобы не терять времени, я поступил в бакинский Политех на вечернее отделение, а днем работал фотографом в лаборатории при «Азнефти». Благодаря этой службе я регулярно бывал в Нефтяных Камнях – тех самых, что значатся в Книге рекордов Гиннесса как старейшая морская нефтяная платформа.
Нефтяные Камни – потрясающее место: настоящий город, выстроенный посреди моря в 42 километрах от Баку, с многоэтажными домами, улицами, садами и даже футбольными площадками. Фотографируя по заданию руководства какой-нибудь новый подъемный кран, я немало снимал и для себя (сегодня сказали бы «для портфолио»). Накопив достаточно снимков, отправил их на творческий конкурс во ВГИК: пан или пропал! И они... понравились! Меня вызвали в Москву.
В шоке были все: ректорат Политеха, куда я внезапно пришел забирать документы; отец, который прочил меня в востоковеды. Только мама сказала: «Сынок, иди за своей мечтой», – и вручила 300 рублей.
Я приехал в Москву, сдал шесть экзаменов, ответил на хитрые вопросы Александра Гальперина, выдающегося кинооператора и педагога, автора знаменитого фильма «Трактористы» и, кстати, бакинца. Выслушав мои рассуждения о барбизонской школе живописи и архитектуре Раннего Возрождения, Александр Владимирович, лукаво прищурившись, задал единственный вопрос о кино:
– Скажите, Мамедов, какой фильм, снятый в Азербайджане, как бы навеян картиной «Под небом Сицилии» Пьетро Джерми?
– Ну, разумеется, «В этом южном городе»!
– А почему?
– Художники покрасили в белый цвет домики в нашем Старом городе и для контраста одели всех героев в черное – чем не Сицилия? А еще оператор воспользовался специальными фильтрами, чтобы оттенить небо...
После этого Гальперин сказал:
– Можете идти, дорогой коллега.
Так я поступил во ВГИК.
Оператором фильма «В этом южном городе» был Расим Оджагов, который впоследствии стал режиссером, и я с ним снял четыре полнометражные картины. Вот ведь как все переплетается в этой жизни...
По окончании кинематографического института я вернулся в Баку, где меня уже ждали на киностудии «Азербайджанфильм» и зачислили на работу приказом от 2 августа 1976 года. Сейчас 2 августа – праздник, День азербайджанского кино. Но это, конечно, совпадение.
* * *
Баку – благодатный город для кино. Здесь снято немало фильмов, как азербайджанских, так и зарубежных. Но снять красиво город не может быть самоцелью. Это должно быть ощущением режиссера и оператора, в кадре должна чувствоваться любовь к городским крышам, улицам, переулкам... Мы на улицах снимали нередко. Как правило, для нас устанавливали милицейское оцепление, чтобы зеваки не лезли в кадр. Но Расим Оджагов недолюбливал это дело, предпочитал по возможности съемки скрытой камерой. Но не всегда же ее скроешь. И тогда мы применяли прием «ложной площадки»: направляли камеру в некое важное место и якобы что-то снимали, туда устремлялись взоры толпы. А потом по команде режиссера резко разворачивались и принимались снимать в совершенно другом направлении, где уже ждал актер. Получалось весьма ловко!
Проходили съемки и в пригородах. В поселке Бинагади среди нефтяных промыслов мы снимали детское приключенческое кино «Рыцари Черного озера», действие которого происходило в 1905 году. Великолепный Гаджи Мурад Ягизаров играл нефтепромышленника Фаттахова. Для обогащения кадра я попросил художника-постановщика крупными буквами написать на здоровенных нефтяных чанах, что сохранились на промыслах с незапамятных времен, фамилию «владельца» – Фаттаховъ. Написали, отфактурили, надпись стала похожа на старинную. Сняли и уехали.
Спустя несколько лет я проезжал мимо, и у нас сломалась машина. Пока водитель ковырялся в моторе, я вышел на дорогу и вдруг заметил ту самую надпись. Неподалеку на камне сидел какой-то дедушка, должно быть, из местных. Я поздоровался и спросил:
– Скажи, отец, а кто такой этот Фаттахов?
– О! – воскликнул дед. – Это же был такой нефтяной король, Фаттахов! Очень богатый человек! Ему здесь все принадлежало! Я еще мальчишкой был, помню...
Так появляются мифы. Мне, правда, немного неловко стало перед стариком за розыгрыш. Но и разочаровывать его тоже не хотелось.
* * *
...Давным-давно, в 1952 году, я ходил в детский сад вместе с младшим братом Сананом. Садик находился недалеко от бульвара и Старого города. Вечером за нами обычно приходила мама. Но однажды пришли оба родителя. Папа почему-то очень торопился, даже принялся помогать маме одевать меня и брата. Вчетвером мы выбежали наружу, где, как сейчас помню, шел сильный дождь, и побежали по улице Зевина.
Мы прибежали в кинотеатр! Чуточку опоздали, и служители с фонариками проводили нас на места. Я сел на колени к отцу, Санан – на колени к матери. И мы все вместе, во все глаза смотрели самый потрясающий фильм – «Тарзан» с Джонни Вайсмюллером! Санан в какой-то момент даже заплакал от криков с экрана, а на меня фильм произвел неизгладимое впечатление. Ведь это было первое кино в моей жизни!
