Михаил Лермонтов: «Я сердцем твой»

Хотя в Азербайджане, Грузии, Чечне и на Ставрополье Лермонтов провел в всего около полутора лет, этого оказалось достаточно, чтобы Кавказ занял особое место в сердце поэта и оказал решающее влияние на его творчество.

Иллюстрация: Виктория Семыкина

Суровое очарование гор было знакомо Лермонтову с детства: бабушка Елизавета Алексеевна Арсеньева возила мальчика на воды для поправки здоровья. Именно в Пятигорске – тогда его называли Горячеводском – десятилетний Лермонтов встретил свою первую любовь, девочку лет девяти, которая приходила в гости к его кузинам. Будущий поэт даже не запомнил, хороша она была собой или нет, но то робкое и вместе с тем мучительное чувство сделало Кавказские горы священными для Лермонтова, а неясный образ возлюбленной преследовал его годами. В стихотворении «Кавказ» он напишет:

Я счастлив был с вами, ущелия гор;
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.
Там видел я пару божественных глаз;
И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..

Судьба подарила поэту шанс вернуться в горы уже в сознательном возрасте – правда, не по доброй воле, а в качестве ссыльного. В 1837 году, откликнувшись на гибель Пушкина гневной эпитафией «Смерть поэта», Лермонтов обвинил в трагедии русскую аристократию, которая, по его мнению, своими насмешками, клеветой и лицемерием свела в могилу гения. Николай I, ясное дело, не пришел в восторг от того, что какой-то мальчишка называет его окружение рабами и подлецами. Так появилось «Дело о непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым». Поэта арестовали, допросили и вынесли приговор: сослать с глаз долой. 

Благодаря заступничеству влиятельной родни он отделался сравнительно легко: его перевели в Нижегородский драгунский полк, стоявший недалеко от Тифлиса. Предполагалось, что поэт вместе с однополчанами отправится подавлять восстание в городе Кубе, располагавшемся на территории современного Азербайджана. Для Лермонтова и его современников входившие в состав России территории Дербентского, Кубинского, Ширванского, Шекинского, Гянджинского, Карабахского, Бакинского и Талышского ханств тогда были просто Кавказом: официально название «Азербайджан» стало использоваться лишь начиная с первой четверти XX века. 

По пути Лермонтов простудился, застрял в Пятигорске, и к тому времени, когда он добрался до Кубы, осаду уже сняли. Более того, эскадроны нижегородских драгун до города вообще не дошли: на полпути им сообщили, что их помощь уже не нужна. Не найдя свой полк в районе Кубы, Лермонтов пожал плечами – и отправился на его поиски, оставшись фактически один на один с манящим Кавказом.

«Суровый царь земли»

Примерную карту кавказских странствий Лермонтова мы узнаем из письма, которое поэт отправил своему другу Святославу Раевскому в Петрозаводск из Тифлиса в конце ноября – начале декабря 1837 года: «С тех пор как выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже».

Хотя поэт с детства бережно хранил воспоминания о живописном Пятигорске, новый, неизведанный Кавказ буквально ошеломил его. Исполинские горы в пелене густых облаков, узловатые чинары, похожие на скованных древним проклятьем великанов, бескрайние виноградники, певцы-ашуги и их народные песни, проникнутые героикой и затаенной печалью, – все это находило в Лермонтове живейший отклик.

Но дело было не только в восхитительных пейзажах – и не только в людях, так не похожих на болтливое, пустенькое общество, окружавшее поэта в Санкт-Петербурге. Неугодный правительству, опальный, невольник, в Азербайджане, где началась его ссылка, он вдруг обрел безграничную внутреннюю свободу. Мудрость природы уняла боль в обиженном сердце, вернула покой душе: «Для меня горный воздух – бальзам; хандра к чорту, сердце бьется, грудь высоко дышит – ничего не надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь» (из письма Раевскому). Впоследствии в стихотворении «Тебе, Кавказ, суровый царь земли» (1838) поэт скажет, что Кавказ подарил ему «забвенье бед».

В Шемахе, присоединившись наконец к однополчанам, Лермонтов вкусил все прелести азербайджанского гостеприимства: для офицеров закатывали грандиозные пиры, поили их лучшими винами, приглашали на ястребиные и соколиные охоты. Здесь же он увидел знаменитых шемахинских танцовщиц, чьи плавные движения поразили его и вдохновили на описание танца княжны Тамары в поэме «Демон»:

То вдруг помчится легче птицы,
То остановится, глядит –
И влажный взор ее блестит
Из-под завистливой ресницы;
То черной бровью поведет,
То вдруг наклонится немножко,
И по ковру плывет, скользит
Ее божественная ножка.

Погружение в культуру

На первый взгляд чувство Лермонтова к Кавказу может показаться романтически-поверхностным: в конце концов, не нужно быть великим поэтом, чтобы проникнуться обаянием местной природы, оценить красоту восточных женщин и понять, насколько выгодно отличается аскетичный жизненный уклад горцев от царящей в столице страсти к бездумному веселью. Однако Лермонтов пошел дальше: полюбив Кавказ – и Азербайджан как его часть – всем сердцем, он стал с энтузиазмом изучать местную культуру, обычаи и даже язык: «Начал учиться по-татарски, язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе, – да жаль, теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться» (из письма Раевскому). Путаницы здесь нет: в те времена «татарами» называли всех обитавших на Кавказе мусульман, а под татарским языком имели в виду все языки тюркской группы, включая азербайджанский.

Пробыв в ссылке всего около двух месяцев, Лермонтов, разумеется, вряд ли смог бы поддержать философскую беседу на азербайджанском: его знаний хватало на простую бытовую лексику. Но и этого было достаточно, чтобы привнести местный колорит в написанные позже произведения. В стихах и прозе Лермонтова встречается множество как собственно азербайджанских слов, так и тех, что прочно вошли в азербайджанский язык: зурна (музыкальный инструмент, похожий на флейту), чуха (верхняя одежда с откидными рукавами) и папах (шапка из овчины) – в «Демоне»; чинара (кавказское название платана) – в «Свидании»; яман (плохо) и якши (хорошо) в «Герое нашего времени» и т. д.

Возможно, сюжет сказки «Ашик-Кериб» Лермонтов услышал от азербайджанского певца-ашуга. Бедный музыкант Ашик-Кериб полюбил наследницу большого состояния Магуль-Мегери и, прежде чем просить руки избранницы, дал клятву семь лет странствовать по свету в поисках богатства. Лермонтову вообще была близка идея изнурительных романов на расстоянии: ему хватило лишь нескольких встреч с черноглазой кокеткой Екатериной Сушковой, чтобы вздыхать по ней четыре года и вынашивать план мести за то, что она не ответила взаимностью на его притязания. Ашик-Кериба, правда, ждала куда более приятная судьба – после долгой разлуки он все-таки воссоединился с Магуль-Мегери.

С другой стороны, Лермонтов мог записать легенду об Ашик-Керибе со слов Мирзы Фатали Ахундова – будущего реформатора азербайджанской литературы, «мусульманского Мольера». В те годы Ахундов занимал в Тифлисе должность переводчика при главноуправляющем Грузии бароне Розене; он, как и Лермонтов, был вхож в круги тифлисской интеллигенции и обучал азербайджанскому и персидскому языкам декабриста Александра Бестужева-Марлинского во время его пребывания в Тифлисе в том же 1837 году. Существует вероятность, что именно Ахундов взял шефство над Лермонтовым и ближе познакомил его с культурой Азербайджана и Кавказа в целом.

И восходит солнце

«Ашик-Кериб», «Демон», «Мцыри», «Дары Терека», «Герой нашего времени» – вот далеко не полный список произведений, в которых отразились впечатления Лермонтова, полученные во время кавказских ссылок. Ведь первая ссылка оказалась не последней: в 1840 году за дуэль с сыном французского посла Эрнестом де Барантом поэта вновь отправили воевать на Кавказ, где он блестяще проявил себя в битве на реке Валерик. Загадочный, притягательный Кавказ, «жилище вольности простой», представал перед Лермонтовым и в первозданном покое, и в пылу битвы – и был так живописен, что в ссылках поэт занимался не только стихосложением: здесь расцвел его изобразительный дар.

Конечно, Лермонтова вряд ли можно назвать великим художником – его работы порой кажутся наивными. Однако каждая из них буквально светится любовью к предмету. Зловещие ущелья, пасторальные пейзажи, сценки из бытовой и военной жизни – Лермонтов-художник изображал Кавказ во всем его многообразии, но неизменно прекрасным, как и Лермонтов-поэт:

Светает – вьется дикой пеленой
Вокруг лесистых гор туман ночной;
Еще у ног Кавказа тишина;
Молчит табун, река журчит одна.
Вот на скале новорожденный луч
Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч,
И розовый по речке и шатрам
Разлился блеск и светит там и там.

(«Утро на Кавказе»)

По страшной прихоти судьбы именно на Кавказе, близ Пятигорска, на горе Машук состоялась фатальная дуэль с майором в отставке Николаем Мартыновым, поводом для которой послужили остроты задиристого Лермонтова. Поэт был ранен смертельно. Он скончался наОднако круг – символ бесконечности, и в той точке, где оборвалось земное существование Лермонтова, началась вечная жизнь его поэзии и прозы

Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»