Он был, конечно, настоящим советским человеком. И не потому, что прожил в СССР все те 70 с лишним лет, что это государство просуществовало. И даже не потому, что 42 года входил в состав правительства этого государства. Просто по факту. Белорус по происхождению, Николай Байбаков провел большую часть жизни в России, но в конце этой жизни – длинной и наполненной событиями так, что хватило бы на пятерых, – написал книгу, которая называется «Моя родина – Азербайджан».

Сначала была нефть. Она двигала не только механизмы, но и миллионы людей, срывала их с насиженных мест, манила надеждой на обогащение – или хотя бы на сытость. Нефтяные лихорадки во всем мире развивались приблизительно по одному и тому же сценарию, и Азербайджан не стал исключением. Каждый, у кого был хотя бы клок земли, бурил, у кого не было – нанимался бурить. В знаменитом фильме «Не бойся, я с тобой!» эту одержимость блестяще сыграл исполнитель роли Фарзали бека Мирза Бабаев. «У Нобеля есть, у Ротшильда есть, почему у меня нет?!»

У Нобеля действительно «было». Швед не просто вгрызался в азербайджанскую землю и качал из нее нефть. Он строил заводы и дороги, школы и дома для рабочих, приехавших со всей России. Сейчас удобства, в которых жили рабочие Нобеля, могут показаться сущей нищетой, но тогда однокомнатная отдельная квартира на семью для России была чудом. В одной из таких квартир в поселке Сабунчи жила семья кузнеца Константина Байбака, выходца из Слонимского уезда Гродненской губернии. У Байбака было семеро детей; Николай, родившийся в 1911-м, – младший.

Про роль социального происхождения в советском обществе напоминать не стоит – оно было огромным, а в довоенном СССР – исключительным. Строчка «родился в семье рабочего» в автобиографии по умолчанию давала ее обладателю колоссальные преференции. Николай Байбаков родился в семье рабочего. Но, во-первых, его отец был высококвалифицированным специалистом, «синим воротничком». Семья Байбаков жила в относительном достатке («Раз в неделю у нашей семьи на столе было мясо», – напишет позже Байбаков в мемуарах). А во-вторых, дело происходило в Баку, который во вторую декаду XX века был, по общему мнению, уже вполне европейским городом, космополитичным культурным центром, в котором рабочие даже своим внешним видом мало напоминали образы, увековеченные в фильмах вроде «Юность Максима».

В восемь лет Коля идет в школу. Школа, основанная еще в 1897 году, называется «1-я Сабунчинская двухклассная школа Совета съезда нефтепромышленников» – «двухклассная» означает пятилетняя, по тем временам более чем приличное образование. Впрочем, уже через два года она станет 1-й Сабунчинской трудовой школой; ее Байбаков и окончит девять лет спустя. Это довольно важная деталь: абсолютное большинство советских детей училось в ту пору максимум в семилетках. Байбаков легко поступил в Азербайджанский политехнический институт, который через пару лет был переименован – совершенно логично – в Азербайджанский нефтяной институт.

Вниз и вверх

«Воевать без нефти нельзя, а кто имеет преимущество в деле нефти, тот имеет шансы на победу в грядущей войне». Эти слова принадлежат Сталину, и сказал он их в 1927 году, за год до поступления Байбакова в институт. Инженер-нефтяник – профессия вроде бы сугубо гражданская, но только не в стране, которая все время готовится воевать. Милитаризация советской экономики, казалось бы, явление негативное, но для нефтяной промышленности она была благом: средств на ее развитие не жалели. Впрочем, иногда их все же не хватало, особенно на дорогостоящие импортные материалы, и этот дефицит сыграл в жизни молодого инженера Николая Байбакова важную роль. Для подъема нефти из скважин использовались насосно-компрессорные трубы, в СССР в то время не производившиеся. Но был и другой метод, беструбный, когда используются так называемые обсадные колонны. Байбаков не был его изобретателем, но стал его популяризатором, написав в 1933 году брошюру «Беструбная насосная эксплуатация». И брошюру, и автора заметили: инженер Ленинского нефтепромысла Байбаков работает на производстве всего год, а уже переведен в начальники группы и получил отсрочку от призыва.

Он получит ее и в следующем году – а потом вдруг откажется и уйдет служить в армию. Заведующий промыслом Байбаков превратился в красноармейца Особого 184-го артиллерийского полка. Подробности этой истории не разглашались – принято считать, что таким образом будущий нарком избежал ареста за вредительство, хотя, конечно, если бы его всерьез собирались репрессировать, то нашли бы и в Дальневосточном военном округе. В Баку Байбаков вернулся в начале 1937 года – как раз к «эпохе быстрых карьер при печальных обстоятельствах».

Если бы главному инженеру треста «Лениннефть» летом 1937 года сказали, что ровно через три года он будет сидеть в огромном кабинете на площади Ногина в Москве и обращаться к нему будут «товарищ заместитель наркома», Байбаков, скорее всего… поверил бы. Он был прагматиком и прекрасно понимал, что в кровавом вихре конца тридцатых есть только две возможности – погибнуть или взлететь.

Сам Байбаков считал себя «сталинским выдвиженцем» и гордился этим – хотя скорее его нужно называть выдвиженцем Кагановича. «Железный нарком» заметил молодого инженера на каком-то производственном совещании в 1937 году и несколько лет упорно двигал по карьерной лестнице. Байбаков относился к Кагановичу с благодарностью (они поддерживали связь и когда всесильный сталинский соратник попал в пожизненную опалу), но трезво: Каганович даже в своей среде выделялся феноменальной грубостью и не слишком острым умом. Известно даже, что однажды у себя в кабинете он ударил Байбакова (и тот долго переживал, что не ответил). Зато Сталина – который, вопреки легенде, вовсе не был нарочито груб, разве что с ближайшим кругом, – Байбаков просто боготворил. Вождь демонстративно ценил в сотрудниках профессионализм, а профессионалом Байбаков был настоящим.

Приказано уничтожить

Москва – столица, Ленинград – символ революции, Украина – хлеб, Баку – нефть. Гитлер и его генералы точно знали, без каких четырех вещей – двух символических и двух вполне осязаемых – Советский Союз перестанет быть способен к войне. И то, что из этой четверки немцы овладели только Украиной, стало важным фактором их итогового поражения.

Битва за Кавказ началась летом 1942 года. Байбаков мог по праву считать себя ее участником: правда, его фронт проходил в ближнем тылу, но легче заместителю наркома нефтяной промышленности СССР от этого не было. Хотя бы потому, что задание у него было – врагу не пожелаешь: руководить уничтожением нефтепромыслов, чтобы они не достались немцам. «Трудно передать состояние людей, взрывавших то, что недавно создавалось своими руками», – напишет позже Байбаков. После операций на Кубани и в Грозном в августе 1942 года группа Байбакова прибыла в Баку.

Его сопровождал первый замнаркома внутренних дел Меркулов. Приказ ГКО звучал недвусмысленно: «Обязать НКВД СССР совместно с Наркоматом нефтяной промышленности провести специальные мероприятия по подготовке к выводу из строя объектов нефтяной промышленности (скважин, емкостей, предприятий и оборудования) бакинской нефтяной промышленности, которые к моменту начала проведения этих мероприятий окажутся невывезенными».

К счастью, в отличие от Краснодара и Грозного, в Баку взрывать ничего не пришлось: немецкие войска были остановлены на дальних подступах к Азербайджану. Бакинская нефть продолжила воевать с нацизмом.

Возвращение

В конце войны Байбакова назначили наркомом нефтяной промышленности – многие полагали, что случайно, потому что его предшественник пал жертвой бытового доноса. В результате, однако, он возглавлял отрасль 11 лет. Результаты этого десятилетия – в лаконичных цифрах статистики. В 1940 году в СССР добывали 33 миллиона тонн нефти, в 1955-м – 71 миллион. Среди них – те, что были добыты на шельфе Каспия, в Нефтяных Камнях. Разработка этого месторождения началась именно при Байбакове.

Уцелевший в кадровых мясорубках сталинского времени Байбаков умудрился не сработаться с «демократом» Хрущевым. В середине 1950-х тот в рамках обновления правительства сделал бывшего министра нефти главой Госплана. Байбаков сперва отказывался, ссылаясь на малую компетентность в общеэкономических вопросах. Хрущев настоял – и быстро пожалел об этом. Когда в 1957 году затеяли грандиозную реформу госуправления – замену отраслевых министерств на территориальные совнархозы, – Байбаков резко и публично выступил против. В результате – опала: пять лет Байбаков работает на Кубани, потом еще пару лет – вновь во главе нефтяной индустрии страны.

Ну а потом снова был Госплан. Косыгину и его реформам нужен был такой человек, как Байбаков, – аполитичный, компетентный, работоспособный, прогрессивно мыслящий, но при этом лояльный. Государственным плановым комитетом СССР он руководил невероятно долго – 20 лет и три месяца. Тяжело переживал сворачивание косыгинских реформ (вдвойне тяжело, потому что причиной стали легкие «нефтяные» деньги 1970-х; Байбаков-экономист не мог до конца победить в себе Байбакова-нефтяника); с горечью наблюдал за тем, как теряет волю после тяжелой болезни его шеф Косыгин; безуспешно пытался внедрить механизмы, смягчающие тяжелейший дефицит товаров народного потребления. Разумеется, Байбаков не был ни рыночником, ни даже сторонником по-настоящему глубоких преобразований плановой экономики. Но он был патриотом – и патриотом трезвомыслящим. Не так уж мало в то время и в том месте.

Байбаков не любил встречать свой день рождения в Москве, всегда старался подгадать какую-нибудь командировку. Семидесятилетие (к нему он получил звезду Героя Социалистического Труда), например, провел на заседании Комитета СЭВ. Мог послать заместителя, но поехал сам – ведь заседание проходило в Баку. В Азербайджане он вообще старался бывать при всякой возможности, неизменно избирался от республики в Верховный Совет СССР (формальность, но немаловажная: через «своего» депутата тогда можно было решить много вопросов в Москве). А в 1993-м стал первым председателем Общества российско-азербайджанской дружбы.

Наверное, если бы ему в 1937 году сказали, что в конце жизни он будет возглавлять такую организацию, он бы все-таки удивился. Но Николай Байбаков всю свою долгую – он прожил 97 лет – жизнь был прагматиком и превыше всего ставил общественную пользу. И потому даже если переживал распад СССР, независимость родной республики поддержал. И к своим многочисленным знакам отличия – от звезды Героя до ордена «За заслуги перед Отечеством» – добавил высшую награду Азербайджана орден Независимости.

Фотографии из Национального архивного управления Азербайджанской Республики и семейного архива Николая Байбакова.