Слово «бакинец» всегда означало значительно больше, нежели просто горожанин. Бакинцы – это интернационал. Когда я учился в школе, никто не спрашивал, русский ты или азербайджанец. Потому что бакинцы – это люди, которые уважают друг друга.

Санан Алескеров - известный азербайджанский фотохудожник. Его персональные выставки проходили в Азербайджане, Грузии, Казахстане, Франции. Санан Алескеров – участник многочисленных международных проектов, обладатель множества наград, включая золотую, серебряную и бронзовую медали Салона художественной фотографии во Франции, Почетную ленту Американской ассоциации фотографов, золотую медаль «Австрийского суперкруга», почетные медали Лондонского фотосалона. Работы Санана Алескерова хранятся в галереях и частных коллекциях США, Турции, Австрии, Германии, Великобритании, Польши, Венгрии, Дании, Норвегии, Франции.

Вокруг слова «бакинец» немало всякой шелухи. Считается, что бакинец – непременно русскоязычный, любит джаз, к каждому слову добавляет «-да» и регулярно поедает шашлык на берегу Каспия – этакий карикатурный типаж.

Я вам скажу, что такое настоящий бакинец. Как-то раз году в 1972-м я возвращался с концерта поздно вечером, когда автобусы уже не ходили. Стоял на площади Молодежи, размышляя, как добраться к себе в микрорайон. На такси денег не было, оставалось идти по морозу пешком. Вдруг подъезжает незнакомый парень:

– Брат, что делаешь?

– Стою.

– Давай я тебя подвезу!

– Денег нет, а ехать далеко.

– Садись, покатаемся!

Мы всю дорогу проговорили о жизни, о девочках, о музыке, о польском вокально-инструментальном ансамбле «Скальды», с концерта которого я, собственно, и возвращался. Парень тоже оказался их поклонником. Никакого разговора о деньгах не возникло. И так случалось не раз.

***

Когда я провожал девушку в район улицы Советской – опасный, между прочим, район, – я был уверен: пока я с девушкой, никто из парней с ножичком меня не заденет. А когда возвращался один, меня подзывали:

– Брат, иди-ка сюда. Ты с нашей девушкой гуляешь?

– Да, гуляю.

– Так ты смотри, не обижай ее!

Предупредили, на этом все.

Среди бакинцев были прослойки: бомонд, стиляги, ученые, блатные… Но всех объединяли общие понятия: идет мужчина с женщиной – значит, на женщину нельзя смотреть. Вот так.

***

Наша семья не раз меняла место жительства, да и я, став взрослым, часто переезжал. Но меня всегда влекла наша Крепость, наш Старый город, наш Ичери шехер. Там было тихо, спокойно – совершенно иной ритм жизни. Бывало, я сбегал туда с уроков, бродил по узким улочкам, размышлял, приглядывался. Наверное, именно тогда я начал видеть определенные вещи: перспективу, построение света. Мне это очень нравилось. А из дверей доносилось: «Сынок, заходи, попей чаю!» И ведь незнакомые люди приглашали.

***

Наша семья не раз меняла место жительства, да и я, став взрослым, часто переезжал. Но меня всегда влекла наша Крепость, наш Старый город, наш Ичери шехер. Там было тихо, спокойно – совершенно иной ритм жизни. Бывало, я сбегал туда с уроков, бродил по узким улочкам, размышлял, приглядывался. Наверное, именно тогда я начал видеть определенные вещи: перспективу, построение света. Мне это очень нравилось. А из дверей доносилось: «Сынок, заходи, попей чаю!» И ведь незнакомые люди приглашали.

***

С девушками мы, разумеется, ходили гулять на бульвар. Когда я начал зарабатывать, мог позволить себе заказать шампанское и гляссе в кафе «Садко».

Поесть котлет по-киевски ходили в подвальчик при «старом «Интуристе», потанцевать отправлялись в «новый «Интурист» – гостиницу «Азербайджан». Туда же ходили к польским и чехословацким туристам за джинсами. Их специально привозили и продавали за советские десятки, которые очень котировались в Восточной Европе.

До поры Баку был закрытым городом, но в начале 1970-х, если не ошибаюсь, его открыли, и сюда хлынул поток иностранных туристов: немцев, французов, англичан. Их было очень много, эти группы заметно выделялись в толпе. Мы даже различали по внешнему виду восточных и западных немцев.

***

Районы Баку всегда очень сильно отличались друг от друга. Например, на Баилове была военно-морская база, жило много моряков – такие портовые кварталы. Морячки играли на гитарах, выпивали. Завокзальная улица – совершенно иная публика с особым акцентом. В «юхары махалля» по-русски уже не говорили. В микрорайоне был свой сумасшедший микс. Центр города – место, где мы гуляли. Мы знали: сейчас завернем за угол и увидим прогуливающихся Рафика с Эдиком (Этибаром), знаменитых своими белыми туфлями. Это было очень модно!

Мы покупали по дешевке цветы и раздавали прохожим. Многие улыбались, иные удивлялись.

***

Однажды на Торговой неподалеку от памятника Насими я встретил самого Вагифа Мустафазаде – человека, из-за которого навсегда и бесповоротно влюбился в джаз.

Я старался ходить на все концерты Вагифа. Он выходил на сцену, неловко оглядывал пустые ряды, начинал играть, порой невпопад, затем закрывал глаза, уходил в себя, погружался в свою внутреннюю музыку – и начиналось невероятное представление, лились восхитительные вариации. Вагиф был гений! Нет, тогда на улице я к нему подойти не решился. Это сейчас какой-нибудь пацан может запросто подбежать и спросить: «Почем ты снимаешь?» «Ты»!.. В наши времена мы не смели себе такого позволить. Могли ли мы подойти к легендарному Исаю Рубенчику и спросить, на какую пленку тот снимает? Да никогда! Только издалека смотреть и перешептываться...

И к замечательному писателю Юсифу Самедоглы я бы никогда не решился обратиться первым. Он пришел ко мне в лабораторию сам и сказал: «Мне вас рекомендовали». Мы познакомились, и я был счастлив этому. Большего бакинца я не знал: интеллигент, аристократ, широчайшей души человек. Рассказывал мне о своих поездках, о встречах с Вацлавом Гавелом... Как-то раз спрашивает: «А что это ты с рук снимаешь? У тебя нет штатива?» – «Нет». Он поехал домой и привез мне штатив. «Юсиф-муаллим, а как же вы?» – «А я себе еще куплю за границей». То есть он мне свой единственный штатив отдал. В таких людях и есть дух города.

***

В новом Баку мне по душе прежде всего чистота. Я кайфую от того, что у нас появились садовники, что в городе убирают и чистят, что моя улица избавилась от крыс, что, когда весной выходишь на улицу, слышишь запах свежескошенной травы. Это прекрасно!

Новый Баку еще не обтесался. То, что построили не так, будет перестроено – я больше чем уверен. Но я счастлив, что возле моего дома появился бульвар. Сажусь на велосипед и еду по бульвару к старенькому отцу – это огромное удовольствие!

***

Я себя ни к какой категории не причисляю. Всегда считал себя человеком мира, а с развитием интернета тем более никаких границ не осталось. Хотите считать меня бакинцем – спасибо. Хотите кем-то другим – ваше дело. Поэтому и в выборе тем для своих фотографий я не ограничиваюсь национальными или географическими характеристиками. Главное, чтобы человек мне был интересен.

С городом то же самое. Сейчас, к примеру, я сделал большую серию «Советская». Начал ее лет шесть назад. Идею подсказала Аида Махмудова: «Будет выставка в Вене. Посмотри, получится ли у тебя какая-нибудь интересная городская серия». Я ответил, что она уже есть, нужно лишь немного добавить акцентов. И в течение двух месяцев сформировал подборку, да и до сих пор много хожу по Советской улице. Не потому, что она мне близка или мне жаль, что ее сносят. Город должен меняться, а улица Советская и прилегающие кварталы никакой исторической или архитектурной ценности не имеют. Но мне жаль деревья, которые там растут, – надеюсь, их не срубят. Жаль людей, что там прижились, – они ведь уже как родственники. Увы, это неизбежный процесс.

Нервничаю, когда слышу: «Вот раньше было хорошо-о-о…» В таких случаях отвечаю: «Стоп! А ты помнишь, как стоял в очереди за мороженым мясом, как кланялся мяснику, а мяса все равно не доставалось?»

Я сам как-то раз спросил у мясника:

– Мяса нет?

– Нет! – сурово ответил он.

А мама меня отругала:

– Кто же так спрашивает? Надо спрашивать: «Мясо есть?», чтобы мясник ответил: «Есть!»

***

Кулинария во времена моей молодости делилась на советскую и азербайджанскую. Советская – это общепит в ресторанах: борщ, гуляш и макароны печального качества. А азербайджанская, наивкуснейшая, – дома. До сих пор мой главный праздник – Новруз Байрам, внерелигиозный, энергичный, связанный с огнем и светом. Официально запрещенный Новруз справляли по-настоящему: целый месяц искали продукты и готовили. Это не касалось ни страны, ни политики, только семьи и друзей. Очень теплый, домашний праздник. Мы угощали соседей, соседи угощали нас. А сегодня как? Купил сладости в магазине, и все. А от магазинного какая радость?

***

Мой любимый фотограф Йозеф Судек говорил: «Если ты не трудился, если не пролил слезу над работой, если не провел с ней бессонную ночь, то фотография, сделанная одним щелчком, не принесет тебе удовлетворения». Это не старческое «раньше было лучше». Сейчас тоже великолепно. Но все же душевности недостает. Ведь сколько было поводов для обсуждения: «Лучшая пахлава во дворе у тети Гончи, а вот шекербуру тетя Гонча готовит не так вкусно»... Из этих разговоров вырастал большой обаятельный образ тетушки Гончи. Когда она возвращалась с базара, ей никогда не приходилось тащить корзинки с продуктами самой: подбегали, выхватывали, поднимали на четвертый этаж. А недавно я хотел помочь старой женщине поднести тяжелый пакет – она испугалась: «Что вы! Что вы! Я сама!» Не доверяют сегодня друг другу. А ведь когда-то и двери не запирали.

Но все обязательно вернется. Для меня важно понятие «аура». Я совершенно точно знаю, что, когда делаю снимок без особого отношения, не ощущаю некой энергии, фото не получится, какими бы хорошими ни были ракурс и освещение. Вот в Баку энергетика есть. И даже если сюда приедут медведи с Северного полюса, они вскоре станут бакинцами. Просто должно пройти некоторое время.

Помню, как ездил с Туром Хейердалом в деревню Киш, и норвежский ученый обнаружил там под древней албанской церковью остатки святилища огнепоклонников. Храмы строили на одних и тех же местах, насыщенных энергией. Говорят же, что свято место пусто не бывает. Баку – это «свято место».