Звуки и краски Аддиса Гаджиева

Я коренной бакинец в третьем поколении, а с маминой стороны – даже в пятом: ее корни по прабабушкиной линии – прямо из крепости. Прадед с папиной стороны был достаточно известной фигурой в бакинской Думе, звали его «Дум-Меликага». Наше родовое гнездо со львами на фасаде до сих пор высится тремя этажами на одной из улочек в центре. И я, приезжая, частенько туда наведываюсь.

Иллюстрация: Виктория Семыкина

Аддис Гаджиев – художник кино, театра и ТВ, телережиссер. Вице-президент Гильдии художников кино и ТВ Союза кинематографистов России, член правления Союза кинематографистов Российской Федерации, член Союза дизайнеров России и Союза художников Азербайджана. Преподаватель Московской школы кино и Британской высшей школы дизайна и искусства.

Я рос слабым и болезненным ребенком. Меня старались кормить калорийной едой и бесконечно кутали, чуть похолодает. Первые сознательные воспоминания: я, одетый в шубу из черного искусственного меха, туго замотанный красно-синим шарфом, еле передвигаясь от обилия одежды, иду на прогулку вместе с няней Еленой Петровной по переходу в сторону Парапета. Мы медленно миновали карусель с оленями и лошадками в яблоках и усаживались на одной из скамеек с чугунными барашками-основаниями. Чуть поодаль располагались игрушечные автомобили, о которых я долго мечтал, – маленькие копии «Волги-21».

Другой прогулочный маршрут пролегал через улицу Азизбекова, Парапет, Торговую улицу, где няня что-то покупала, и по улице Карганова мы поднимались вновь до Ази Асланова. Сколько было интересного по пути! И упоминаемый всеми гастроном Шахновича, и живописные плакаты новых фильмов в кинотеатре «Вэтен», с которых смотрели индийские Зиты и Гиты, и замечательный зоомагазин, и маленький хлебный на углу Толстого и Крупской, в котором вкусно пахло дрожжами и продавец большим ножом резал круглую буханку серого хлеба на толстенной деревянной доске.

Иногда мы шли в Молоканский садик, где главной достопримечательностью была большая зеленая голубятня на столбе. На жердочках и на земле вокруг вечно ворковали птицы, кормящиеся хлебными крошками. Надо сказать, Баку в то время вообще был городом голубей. Там же, в садике, стоял знаменитый фонтан «Три грации» с маленьким кафе позади.

Здесь няня доставала из полиэтиленового пакета бутерброд, состоящий из разрезанной вдоль и намазанной сливочным маслом булки с изюмом и докторской колбасы между половинками. Я люто ненавидел это кушанье, тем более в сочетании с какао, которое наливалось в кружку-крышку от большого китайского термоса с надписью «Дружба». А теперь вспоминаю с умилением.

separator-icon

Няня Елена Петровна была соседкой бабушки по коммунальной квартире, и мы ее звали просто «тетя». Эта худощавая и очень красивая седовласая женщина была вдовой белогвардейского офицера, которую судьба после всех переворотов забросила в наш южный город. Она жила в крохотной комнатке с большой никелированной кроватью с чудными шарами в изголовье, старым комодом, покрытым белоснежными кружевными накидками, со всякими фарфоровыми фигурками на нем: балеринами, немецкими овчарками, клоунами.

Я очень любил содержимое ее старинной прикроватной тумбы, точнее, верхнего выдвижного ящика, запираемого на латунный ключ. Чего только там не было! Часы фирмы «Буре» с темно-синим циферблатом и цепочкой для крепления к жилету, благополучно мною разобранные до винтика. Серебряный портсигар. Старый альбом с фотографиями людей в непонятной форме с золотыми погонами… У тети в комнате пахло валерьянкой, чистотой и аристократией.

separator-icon

Мой папа, художник Алтай Гаджиев, всегда был занят либо в мастерской, либо общественными делами в Союзе художников, а мама работала в Ботаническом саду младшим научным сотрудником и тоже приходила поздно. Мы с сестрой росли у бабушки с маминой стороны Тамары ханым. Бабушкина квартира располагалась недалеко от Парапета, на улице Ази Асланова. Двор был проходным и колодцем, весь разлинован бельевыми веревками с развешенным на них бельем. Мы любили играть в этом лабиринте белья в лапту, «ловитки» и прятки.

Но воскресенья, когда родители оставались дома, были особенными. Утром, чинно позавтракав, родители красиво нас наряжали, и мы с сестрой, обязательно держась за руки, шествовали впереди них. Начинали с улицы Cамеда Вургуна, спускаясь вниз, затем Торговая улица, улица Зевина, проходили мимо магазина «Динамо» с обилием спортивных снарядов. Рядом располагалась маленькая торговая точка, где продавали изумительное лакомство – вафельные трубочки с кремом: правда, крем был лишь с концов трубочки, но не было ничего вкуснее этих пирожных.

Затем мы проходили мимо памятника поэтессе Натаван, что до сих пор стоит перед кинотеатром «Азербайджан»; магазин «Охотник» завораживал огромным чучелом уссурийского тигра; слева – знаменитый БУМ; подземный переход на бульвар – и дальше по набережной вдоль моря, в сторону «Азнефти». Финалом нашего путешествия была гостиница «Интурист», знаменитый памятник конструктивизма архитектора Щусева, что у фуникулера, с располагавшимся здесь же рестораном.

Нас усаживали за стол, расстилали на коленях хрустящие накрахмаленные салфетки, и мы ели бефстроганов. Не знаю почему, но тогда я его не любил: лук, сметана, перец – брр! Но атмосфера была волшебная, мы сидели в окружении таких же семейных пар с детьми. Почти все мальчики – в беретках и голубых костюмах с ракетой на груди, а девочки – с огромными бантами на голове. Звякали приборы о посуду, солнце косыми лучами проникало в зал.

separator-icon

«Каждое лето, приезжая в Баку, я не мог надышаться пыльным новханинским воздухом – в этом селении вблизи города была наша дача»

Иллюстрация: Виктория Семыкина

Раз в месяц нас с сестрой водили в кукольный театр, что прямо у перехода на бульвар. До революции в этом здании размещался первый кинотеатр «Феномен», построенный в 1908 году польским инженером Иосифом Плошко. Как вкусно там пахло пылью, картоном, клеем и еще чем-то!

В темноте зала мы погружались в сказку – не было ничего лучше тех представлений: «Джыртдан», «Мелик-Мамед», «Красная Шапочка», «Волк и семеро козлят»... Мы с сестрой пересмотрели почти весь репертуар. Именно тогда, наверное, я полюбил театр.

После представления опять прогулка по бульвару с непременным посещением кафе «Гагайы». Шарик мороженого со льдом в темно-коричневом кофе гляссе был пределом мечтаний, ну а если добавить к нему запотевшую металлическую креманку с порцией ледяного сливочного пломбира, то комплект удовольствий был полным и безоговорочным! Чайки парили над кафе и садились на перила ограждений, оправдывая название кафе («Гагайы» значит «чайка»).

Вообще, бульвар часто мне снится до сих пор: его фонтаны, чертово колесо, стеклянное здание дендрариума, прохладные тенистые каналы местной «Венеции». И летний кинотеатр «Бахар» под крупными звездами южного неба, разносивший по всему ночному парку бархатные голоса актеров, дублирующих Бельмондо и Делона!

separator-icon

В школу я пошел в первую, на улице Льва Толстого. Учился прилежно, шел на золотую медаль, и когда по окончании восьмого класса я поступил в художественное училище, у педагогического состава был шок: «Как в ПТУ?!» Вызвали родителей, поинтересовались, в своем ли мы все уме. Они ведь не знали, что я из семьи художников и мне на роду было написано стать продолжателем династии.

Впрочем, наш курс в училище сплошь состоял из детей и родственников художников. Мы мнили себя Пикассо и Дали, вели глубокомысленные разговоры, сидя в соседнем кафе «Снежинка». Училище тогда располагалось на проспекте Ленина, рядом с кинотеатром «Низами», куда я благополучно сбегал с первых уроков. Видимо, это были уже первые признаки зарождающегося романа с кинематографией.

Я смотрел все без разбора: и индийские фильмы с обязательно идущим в конце дождем, и непонятного мне тогда еще Тарковского в маленьком зале с полным отсутствием зрителей, и «Пиратов ХХ века» с аншлагами даже утром. Мне нравилась завораживающая темнота кинозала с летающими пылинками в луче проектора и трескотней аппарата. А еще я любил молочный коктейль, который взбивали в металлических высоких стаканах в фойе кинотеатра «Вэтен»: он был полон ледяного крошева – от одного глотка мгновенно сводило виски!

В училище я проучился четыре года, причем последние пару лет мы помещались уже в другом здании, у памятника Нариманову. От моего дома на Гоголя шел троллейбус № 3 прямо до него. В то время в Баку появились новенькие троллейбусы «Шкода» – красивые, просторные, желтые с красной полосой; внутри был кондиционер, а в некоторых – даже электронное табло.

Из окон училища открывался красивый вид на весь Баку. Когда я был на последнем курсе, умер известный политический деятель, руководивший СССР. В день похорон мы глядели в окна на Каспий, на корабли, стоящие в бухте, и раздающиеся отовсюду заунывные гудки нагоняли тоску и предчувствие перемен.

Был 1983-й. На следующий год я уехал из Баку.

separator-icon

Поступить в московский ВГИК было нелегко, многие пытали счастья многократно. Но я был профессионально подготовлен, с направлением от киностудии «Азербайджанфильм» и красным дипломом об окончании художественного училища – и прошел с первого раза. Мне было 19.

В первые месяцы в Москве я отчаянно скучал по дому и для курсовой работы выбрал один из рассказов Максуда Ибрагимбекова. Рисуя эскизы старых бакинских дворов и улочек, абшеронских селений с белым песком и черными тенями, я мысленно уносился туда, где хазри треплет верхушки чинар, – и в этот момент ком к горлу подступал.

Из-за тоски в первый год обучения я часто ездил домой, практически каждый месяц. Потом это чувство стало притупляться – нет, не прошло, а как-то ушло вглубь. Но каждое лето, приезжая в Баку, я не мог надышаться пыльным новханинским воздухом – в этом селении вблизи города была наша дача.

Я любил оставаться один и писать пейзажи с низкими инжирниками, занесенными желтым песком почти до макушек. С удовольствием срывал и ел теплые от полуденного солнца спелые ягоды с капелькой выступившего сахарного сока. Или приезжал в город и подолгу ходил по Ичери шехер – и рисовал, рисовал, рисовал. Меня очаровывали гулкая тишина крепостных узеньких улочек, доносящиеся из распахнутых окон неспешные беседы местных обитателей, звуки мугама из простеньких радиоприемников и бархатные голоса дикторов телевидения, читающих новости. А еще витающие в воздухе ароматы блюд, готовящихся к обеду, вперемешку с доносимым с промыслов запахом нефти. Этот волшебный коктейль запахов, звуков, картинок до сих пор живет во мне.

Каждую осень я привозил в институт большую серию живописных и графических работ, показывал их на зачете по летней практике – и всегда преподаватели и студенты, обступив работы, цокали языками и удовлетворенно охали.

separator-icon

Я очень хотел по окончании ВГИКа вернуться в Баку, правда-правда! Но, видно, не судьба. Однако несколько раз в год я стараюсь приезжать сюда, в город с Приморским бульваром и красивыми фонтанами. На табло парашютной вышки и сейчас светящиеся цифры безмятежно отсчитывают время, в тенистых парках слышны звонкие удары пластмассовых шариков о теннисный стол, а горожане приходят в прохладные летние вечера на набережную у моря, где белые барашки волн лениво катят к берегу.

«Бульвар часто мне снится до сих пор: его фонтаны, чертово колесо, стеклянное здание дендрариума, прохладные тенистые каналы местной «Венеции»

Иллюстрация: Виктория Семыкина
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»