ЛокацииГобустанский заповедник – уникальный памятник, созданный на заре человеческой цивилизации: крупнейшее собрание наскальных рисунков-петроглифов и предметов материальной культуры и быта на Кавказе. По Гобустану следует ходить очень осторожно и пытливо, тогда ощущение Великой Тайны не покинет вас.
После увиденного хотелось прийти в себя, оглядеться, подняться на высоту, где парят птицы и, раскинув крылья, повисеть неподвижно в струях поднимающегося от земли воздуха. Это было невозможно, но желание подняться над, чтоб увидеть всю окрестность, было столь сильным, что автор этих строк, не жалея ни сил, ни башмаков, вскарабкался-таки на вершину грязевого вулкана Кягниздаг и оттуда наконец увидел всю территорию Гобустана. Слева темнеют вершины Лянгабизского хребта, одного из отрогов Большого Кавказа, чуть правее – силуэт Джингирдага, еще правее уже светится вечерними огнями Баку, Абшеронский полуостров, море. Море во всю ширь востока, удивительного зеленовато-голубого цвета, как, впрочем, и весь Каспий, оно казалось столь же чистым и свежим, как когда-то, 30 тысяч лет назад. За спиной простиралась скудная страна, вся будто скомканная материя, смятая глубокими складками, тяжкими морщинами осадочных толщ и разноцветных – желтых, серых, зеленоватых и розоватых – глин, прорезанных когда-то водными потоками. «Гобу» и означает по-азербайджански «балка», «пересохшее русло». С юга высовывалась из тумана вершина Кичикдага, напоминающая идеальную посадочную площадку для НЛО, и, наконец, Беюкдаш – большая столовая гора, один край которой был в незапамятные времена разрушен землетрясением, обвалившим весь ее восточный склон и превратившим его в нагромождение глыб. Один взгляд на все это вызывал в груди непонятный восторг: земля внизу жила, дышала накатами моря, ее спокойный ракушечник и известняк тонкой корой покоился на бурлящем котле земной мантии, о которой так красноречиво напоминал то булькающий, то сопящий о чем-то вулкан (хоть и грязевой, но настоящий). Когда-то, 20–30 тысяч лет назад, вид гор и окружающих их долин с журчащими ручейками являл собою иное зрелище: заросли фисташковых деревьев, иволистной груши, граната, непролазные кущи боярышника и можжевельника, дубовые и сосновые рощи… Густые камышовые крепи у моря славились изобилием зверья и птицы, море было неистощимым поставщиком рыбы. Естественно, в этих благословенных местах жили люди. Те самые люди, которые оставили там, внизу, на камнях Джингирдага, Беюкдаша и Кичикдага наскальные рисунки, вернее, петроглифы – выбитые твердой речной галькой в мягком ракушечнике изображения, которые в таком количестве не встречаются нигде на Кавказе.
Обнаружили странные рисунки в 1939 году, когда на горе Беюкдаш (ныне являющейся центром заповедника) добывали камень для строительства Баку. Рисунки показали ученым. Первым (уже после войны) ими занялся старейший археолог республики Исхак Джафарзаде, который, приступив к изучению наскальных изображений, буквально погрузился в сказку… Изданная им в 1973 году монография насчитывает описания 3500 рисунков, а сегодня их обнаружено более 6000! И при этом, по мере вхождения наследия Гобустана в мировой обиход, международную научную общественность все больше волнует вопрос: какую мифологическую традицию исповедовало древнее население Азербайджана? Потому что это во времена исторического материализма мы могли радоваться, что гобустанские петроглифы «реалистично» запечатлели такое-то количество бытовых сюжетов, сцен охоты и рыболовства, а также в огромном количестве разных животных. Дело не в реализме. Это не просто полное собрание прекрасных рисунков. Большая часть их объединена мифом – своеобразным сном древнего человека о себе самом, об окружающем его мире, вселенной, жизни и смерти… Миф был самой ранней формой человеческого мышления, что объяснялось, в частности, физиологически – доминированием у древних людей правополушарного (художественного, образного) мышления, в отличие от нашего левополушарного (рационального, логического).
Мифы имеют для носителей древней культуры жизненно важное значение. «…Если племя теряет свое мифологическое наследие, оно незамедлительно распадается и разлагается, как человек, который потерял бы свою душу, – писал знаменитый исследователь психологии мифа Карл Густав Юнг. – Мифология племени – это его живая религия, потеря которой – всегда и везде, даже среди цивилизованных народов – является моральной катастрофой. Религия же – это живая связь с душевными процессами, не зависимыми от сознания и происходящими за его пределами, в темных глубинах души…»
В древности, в особенности на ранних стадиях первобытного общества, миф считался священным, часто составлял тайну и собственность определенного первобытного коллектива. Миф не рассказывали иноплеменникам или чужеродцам. Даже богатырские сказания не исполнялись без серьезного повода, ради праздного любопытства, в присутствии посторонних…
Неслучайно, по-видимому, гобустанские петроглифы расположены в неудобных для жилья каменистых завалах: место для жилья было в низине, а эти места, среди нагромождений величественных, иногда приводящих в непонятный трепет камней, без сомнения, принадлежали сакральной географии. Отношения людей с камнями непросты. Существует ряд обычаев у разных народов, охраняющих сакральность, «святость» камня. У одних женщины не имеют права подходить к священным камням. У других камни-останцы или отдельные скальные выходы почитаются как дети матери Земли, которые еще связаны с ее телом и заинтересованы в получении пищи – крови и мяса жертвенных животных. Камни и скалы причудливой формы были своеобразными культовыми центрами охотников…
Но ведь это в точности пейзаж Гобустана! Поэтому и без наличия на нем такого мощного ритуального сегмента, как изображение, можно было бы с уверенностью сказать, что в этих местах у священных камней происходил общепринятый в древности обряд инициации юношей: в ходе этого обряда юноша «умирает» для своей прошлой жизни и вновь рождается уже как воин. «Посвящение юношей обычно производилось в отдаленных от поселений местах, в глубокой тайне от непосвященных и включало трудные, подчас жестокие испытания…» (К. Юнг) Таким же свойством «отдаления» от общего, мирского обладали трансовые практики шаманов и даже ритуальные племенные торжества, о праздновании которых в Гобустане, помимо рисунков, свидетельствуют удивительные музыкальные инструменты. «Гвал-даш» буквально означает «звучащий камень». Поставленная на три точки плита белого известняка при ударе по ней камнем начинает звучать как бронзовая, напоминая негромкий колокол. Очевидно, на празднике звучали и другие музыкальные инструменты – бубны, свирели, но за то количество лет, что прошло со времен заселения Гобустана (сейчас ученые сходятся на 35–40 тысячах лет), эти инструменты истлели. Поистине здесь именно камень и явленное в камне служат главным свидетельством. Чего? Возможно, изображения Гобустана проще понять, если рассматривать камни, на которые они нанесены, как развалины исполинского собора. На стенах которого – теперь расколотого, во фрагментах, которые можно соединить или не соединить, – в рисунках было записано, образно говоря, все «священное писание» обитавшего здесь народа. Собор, а не пещерный город вроде крымского Чуфут-Кале (древней столицы караимов) или Мангупа (столицы готов) – вот что такое Гобустан! Да в нем, собственно, и нет пещер – ни естественных, ни высеченных человеческими руками, а завалы исполинских каменных глыб, которые мы условно называем пещерами (как, например, Ана-зага – Пещера-мать), чрезвычайно неудобны для жилья, зато представляют собой идеальную среду для общения первобытного человека с высшим миром, служат местом проявления священной реальности в виде рисунков.
Что же явлено в священной реальности мифа? Разумеется, самое главное. Космогония (устройство вселенной), место в ней солнца, луны, звезд, земли и человека на этой земле. Ведь не все равно, в каком – верхнем, срединном или нижнем – мире человек коротает свои дни и часы, не так ли? Разумеется, рисунки должны запечатлеть главную тему жизни – тему рождения и смерти, плодородия, связанных с ним понятий и образов мужского и женского, земли (матери) и неба (отца)… Но главными фигурами древнего пантеона были все же предки. Культ предков, утверждая в народном сознании идею непрерывности кровнородственных связей, цементировал род, гарантировал преемственность традиций и стабильность первобытного коллектива. Цепочка, которую составляли предшественники – отцы, деды, прадеды и т. д., – тянулась в глубь веков, связывая живущих с мифическими первопредками и с теми из них, кто был возведен в ранг божеств. Предками могли считаться мифические антропоморфные персонажи или реальные люди – родоначальники группы. А также тотемические животные и растения. «Тотемические предки – сверхъестественные учредители обрядов, выполняемых членами группы, запретов, выполняемых ими. Мифы о странствиях и приключениях тотемических предков составляют как бы либретто священных драматических церемоний, в которых воспроизводятся эти мифы…» – писал высокий специалист по архаическому мышлению Мирча Элиаде. Так что и здесь нам не обойтись без священнодействия.
На жилых стоянках на территории Гобустана обнаружено огромное количество костей джейрана и других животных, которые служили главными источниками пищи. Огромно же количество изображений быков, коз, маралов, змей и черепах, которые были тотемами. Животных, от которых, как верили люди, они ведут свой род, которым поклонялись. Олени, изображения которых мы тоже нередко видим на скалах, особенно олени с раскидистыми рогами, в индоевропейской традиции воплощали собой космос, в рогах которых, как в системе первобытных координат, умещалась вся вселенная. Некоторые животные (волк? лев?) могли заслуживать особого поклонения как «хозяева всех зверей», без «разрешения» которых охота не могла быть удачной. Представления об охотничьих божествах сохраняются еще в охотничьем эпосе и мифологических сюжетах об охотниках, которые, преследуя покровительницу и хозяйку диких животных в образе зверя, падают с высокой скалы и погибают. Эти сюжеты, как и тексты хоровых песен и плясок, исполнялись на весенних празднествах…
Так что обилие изображений животных на скалах Гобустана свидетельствует не только о тучности первобытных стад и о богатстве дичи в лесах и саваннах. Изображение быка в первобытных рисунках, несомненно, превалирует. Но бык, как и олень, может быть связан с космосом, да к тому же воплощает мощное мужское начало. Некоторые петроглифы древних тюрков в Сибири изображают даже «священный брак» между женщиной и быком – наивысшим воплощением мужской силы. Неслучайно, думаю, ясно прорисованный силуэт быка присутствует на камне, где изображены «восемь красавиц» – восемь великолепно стилизованных женских фигур с крутыми бедрами и тонкими талиями. Но кто они? Богатые украшения говорят об их царственном или даже божественном происхождении, литая стать – о воплощении женской силы, а луки за спиной заставляют вспомнить об амазонках. Кстати, фигуры «красавиц» словно нарочно убраны подальше от глаз непосвященных; они спрятаны в объемистой полости под завалом камней. Что здесь происходило? Кому здесь поклонялись? Кто? Мужчины? Женщины? Те и другие вместе? Увы, несмотря на горы литературы по толкованию мифов и множество великолепных мастеров этого жанра, главное в древних мифах остается загадочным… В благоприятном случае в своем подходе к мифу нам удается лишь задать правильный вопрос. Кто вот, к примеру, те мужчины, изображенные на камне №29? О том, что это охотники и воины, говорят их мускулистые ноги и широкие плечи, луки в руках. Но ведь на этой плоскости не два изображения, а четырнадцать, стоит приглядеться. Почему у одного из мужчин рога на голове? Что это за зигзагообразные линии, которые, зародившись над головою одного из охотников, пронизывают его тело? Если это дождь, означает ли это, что древний художник просто-напросто изобразил собратьев по племени, возвращающихся после неудачной (без дичи) охоты в плохую погоду? Или принципиально иное: человек, бредущий в потоке дождя, – не кто иной, как заклинатель погоды, только что вызвавший дождь со своим верным помощником?
Нам нелегко понимать своих предков. Одной из самых распространенных и грубых ошибок при изучении истории является представление о том, что люди, жившие сто, тысячу или десять тысяч лет назад, думали так же, как мы. Нет! Даже те, кто жил сто лет назад, думали иначе! А если дело происходило пять тысяч лет назад, в бронзовом веке? А в каменном? Непредставимо! Поэтому, увидев, скажем, изображение кабана, преследуемого собаками, мы можем, как всегда, порадоваться его «реалистичности», но может оказаться и так, что в этом рисунке, в этом «кадре» мифа (ни начала, ни конца которого мы не знаем) схвачен некий кульминационный момент, когда царь, превращенный за грехи свои в вепря, тщетно пытается уйти от расплаты, преследуемый демонами мести и правосудия. Вот ведь как может обернуться дело. И вопросам не будет конца. Скажем, верно ли, что пробитое в камне отверстие предназначено для привязывания скота? Не много ли скотине чести? Или это было приготовленное к закланию жертвенное животное? А может быть, эта дырка – инструмент космической оптики (что нередко встречалось у древних) или просто священная дыра – Пустота, мать всего сущего?
Изображения, сделанные на протяжении тысяч лет, наслаиваясь друг на друга, со временем создали какие-то невероятные панно из мифической и самой что ни на есть «реальной» реальности: похищение невесты, охота, рыбная ловля, ритуалы и танцы, в которых участвует чуть ли не все племя, – все это запечатлено. В более позднее время традиционные изображения дополняются надписями по-латыни: у подножия горы Боюк-Даш оставил «автограф» Ливус Максимус, центурион XII Молниеносного легиона (в I веке н. э.), который оказался самой восточной из сделанных римлянами надписей. Есть краткие изречения на арабском: «Пришел, помолился, ушел» и даже изображения мужчин в чалмах.
И если в отношении последних уже не возникает вопроса: кто эти люди? – то в отношении тех, кто жил здесь в каменном и бронзовом веках, вопрос открыт. И закрыт никогда не будет. Потому что в истории, которая уходит в глубину тысячелетий, не может быть ясной определенности. Важно одно: эти люди, талантливые охотники, воины, маги и заклинатели, были предками тех, кто живет здесь сейчас, как бы они когда-то ни назывались – асеры или каспии. В свое время знаменитый путешественник Тур Хейердал, увидев изображения каспийских лодок на рисунках Гобустана – от тростниковых пирог до «солнечной ладьи», – принялся напрямую связывать берега Каспия и берега Скандинавии, где похожие изображения были оставлены на скалах викингами. Идея эта не набрала потом научных доказательств, но связи Гобустана с югом, в частности с Египтом и цивилизацией шумеров в Двуречье, получают все больше подтверждений. В погребениях Гобустана находят раковины-каури, родиной которых является Средиземное море, изображения «солнечной ладьи» есть с египетской стороны Красного моря, а на территории между Тигром и Евфратом до недавних пор использовались лодки, связанные из толстых пучков тростника и рогоза, – такие были в ходу в Гобустане. В довершение ко всему племена Абшеронского полуострова, равно как и носители так называемой моздокской культуры Северного Кавказа, верили в Инанну – шумерскую богиню плотской любви и плодородия, о чем свидетельствует древний камень, на котором нарисован шумерский миф, сохранившийся для нас благодаря клинописи, которую удалось расшифровать.
С первых веков человеческой истории Гобустан был одним из постоянно пульсирующих духовных центров человечества и оставил ему в наследство уникальную культуру, где тайна и магия древних росписей неотделимы от магии породившего эту культуру ландшафта, которую так явственно, будто кожей, ощущаешь, поднявшись на высоту птичьего полета.
В 2007 году усилиями правительства и ученого сообщества Азербайджана в Список всемирного культурного наследия ЮНЕСКО был включен Гобустанский историко-художественный заповедник. На всем пространстве СНГ это первый случай (второй – в Казахстане), когда памятник такого рода становится мировым культурным достоянием. Пожалуй, только директор заповедника Малахат Фарджаева, видный специалист в области первобытного искусства, может сказать, что без капитальных вложений и продуманной стратегии правительства по финансированию научной работы, сохранению памятников, постепенному превращению заповедника в музей на мировом уровне (а площадь Гобустана – 100 кв. км) статус «всемирного культурного наследия» получить просто невозможно.
Культура 
