ТрадицииВоеначальники и светские львы, красавицы и аристократки, ссыльные и расстрелянные – история ханов нахчыванских неотделима от истории Азербайджана и России. Больше того, без этой династии последняя, возможно, была бы немного иной. И хотя ханов больше нет, их история сохранилась – и продолжается в потомках.
Однажды меня, журналиста Ясну Нагдалиеву, пригласили в Нахчыван. Мое детство проходило в обрамлении черно-белых фотографий последних ханов Нахчыванских. Это – мои предки. И тайна, которую скрывали от посторонних много лет. Всех мужчин нашего рода во времена советской власти уничтожили, а моя бабушка чудом уцелела, выйдя замуж за парня со скромным именем Афи Нагдалиев.
Когда я вошла во дворец, где жили ханы, со стен на меня смотрели родные лица. Видимо, должно было пройти почти 100 лет, чтобы настало время передать людям и истории все то, что бережно хранилось в нашем семейном архиве, памяти и сердцах.
В нашем доме всегда были эти странные вещи. Серебряная ваза для фруктов (чистить прожилки ее многочисленных узоров было сущим наказанием), шелковая скатерть в бордовых тонах, серебряные ложки, флакон духов и медный подстаканник. Сначала мы тщетно пытались разместить эти вещи на чехословацкой мебели, которую еще в советские годы папа раздобыл по большому блату. Потом насильно их впихнули в беспощадную простоту IKEA. А уж когда появился интерьер в стиле ар-деко, ваза, ложки, подстаканник и флакон устроили настоящий бунт. Утварь со старинным клеймом не хотела дружить ни с подсвечниками Elkington & Co, ни с лампами Baccarat, ни с консолью Agostoni.
За годы стало понятно, что нам не удастся пристроить странные вещи ни в один интерьер. Насильно мил не будешь – и в конце концов я убрала их подальше.
Нахчыванское ханство основано в 1747 году. После убийства Надир-шаха в июне того же года предводитель старинного азербайджанского рода Кенгерли Гейдар-Кули-хан изгнал ирано-каджарского наиба Ага Хасана и провозгласил себя ханом. Территориально ханство было разделено на махалы: Алинджа, Хок, Даралайаз, Ордубад, Айлис, Дасте, Билав. В 1813 году по Гюлистанскому мирному договору царская Россия признала Нахчыванское ханство «в совершенной власти» каджарского Ирана, однако с началом новой русско-иранской войны его заняли войска генерала Паскевича, который 26 июня 1827 года вступил в Нахчыван. Эхсан-хан I Кенгерли вместе с братом Шихали-беком «добровольно» перешел на сторону России. В итоге Нахчыванское ханство попало под управление Российской империи. Существованию Нахчыванского ханства был положен конец в 1827 году. В марте 1828 года из территорий Иреванского и Нахчыванского ханств была образована так называемая Армянская область (1828–1849), позже вместо нее была создана Иреванская губерния (1849–1918), в составе которой земли Нахчыванского ханства – Нахчыван и Шарур-Даралагёз – стали уездами.
Игра на ложках
Акпер-хан Нахчыванский очень любил Париж. Как гласит семейная легенда, он проводил на Монмартре и Елисейских Полях больше времени, чем в родном Нахчыване. К тому же Акпер-хан никогда не расставался с шахматами, которые его бабушке Хуршидбану Натаван подарил Александр Дюма, и писал тонкие салонные стихи. Но буквально с 28 июля 1920 года, когда 1-й кавалерийский полк 28-й советской стрелковой дивизии занял его фамильную вотчину, которую в феврале 1924 года провозгласили Нахчыванской Автономной Советской Республикой в составе Азербайджанской ССР, поездки на родину Дюма закончились. Как оказалось, навсегда.
Советская власть пыталась перековать звезду высшего парижского света то в начальника охраны железной дороги, то в секретаря Наркомздрава автономной республики, а то и в завхоза городской больницы. Акпер-хан свободно владел персидским, русским и французским языками, но ему трудно давались слова «культпросвет», «нархоз» и «заря социализма». Последний хан, как ни крути, оставался ханом, и поэтому, отобрав у него шахматы, подаренные Дюма, и все остальное имущество, его отправили на Соловки.
После ареста Акпер-хана его семья начала готовиться к ссылке. Когда прямо на лужайке у дворца выставили на продажу огромные серебряные блюда, стулья, обитые зеленым бархатом, и коллекцию картин, любимая дочь Акпер-хана – Ханумджан ханым смотрела в сторону. С собой ей разрешили взять только самое необходимое. Это было несколько предметов из большого обеденного сервиза на 16 персон: невысокие серебряные стаканчики, пузатый молочник, вилки, ложки, ножи…
Вагон для скота вез семью последнего хана в Среднюю Азию больше месяца. На фамильное серебро в дороге покупали продукты, чтобы не умереть с голода. Когда ссыльных доставили к месту назначения, у них осталось только несколько вещиц.
Где-то в конце 1940-х годов, после освобождения из лагеря, последний хан приехал к дочери в Среднюю Азию. Для него накрыли стол. Рядом с дымящейся тарелкой положили две последние ложки с монограммой его дома.
Акпер-хан взял со стола ложки, долго держал в руках. Он гладил их обмороженными пальцами, тер о впалую щеку. Потом вдруг перевернул серебряными спинками друг к другу и ударил по коленке. Раздался неожиданный тяжелый лязг, как будто кто-то двинул железным засовом – туда-сюда.
– В лагере научили, – просто объяснил он.
И стало тихо, так же тихо, наверное, как когда Иисус сказал: «Так будут последние первыми, и первые последними».
Акпер-хан Нахчыванский (ок. 1873–1961). Детство провел в Шуше, в доме своей бабушки – поэтессы Хуршидбану Натаван. Окончил реальное училище в Тифлисе. Помещик, владелец виноградников, избирался городским головой (1910–1913). С приходом Красной армии был арестован, затем освобожден и после конфискации всех земель привлечен к деятельности по восстановлению области. 9 февраля 1928 года вновь был арестован; 5 сентября 1929 года приговорен к ссылке в Сибирь сроком на три года; позже ссылку заменили на содержание в Соловецком концлагере с увеличением срока до пяти лет. 9 февраля 1934 года, после отбытия лагерного срока, Акпер-хан был выслан в Северный край без права возвращения на родину. В Азербайджан смог вернуться лишь в 1956 году, где и скончался.
Скатерть в бордовых тонах
Бабушка жила в маленьком среднеазиатском поселке Славянка, где по утрам звенел голос муэдзина. Ее большая семья ютилась в землянке. На базаре удавалось купить только пресные лепешки и немного риса. Эту жалкую снедь она неизменно выкладывала на роскошную мелкоузорчатую скатерть из ханского дворца. Так обед казался сытнее.
В сложный узор скатерти были вплетены золотые нити, которые очень любили вытягивать дети. Особенно скатерти доставалось от бабушкиного младшего брата – Джейхуна. Из этих ниток мальчик плел сестрам браслеты. У него было обостренное чувство прекрасного.
Однажды ночью Джейхун захрипел. Туберкулез. Бабушка побежала в соседний поселок за фельдшером.
А потом было горе… Когда под утро она привела фельдшера, Джейхун уже остывал. Бабушка смотрела на маленького брата. Еще вчера она играла с ним в высокой пыли улиц, а теперь перед ней лежал чужой неподвижный мальчик.
Потом была целая жизнь: замужество, дети, работа. Радости, горести, любовь. И только когда она расстилала на столе бордовую скатерть, в душе поднималась какая-то забытая хворь…
Энвер ханым Кенгерлинская (1924–2002), бабушка автора. Родилась в семье Фарадж-бека Кенгерлинского и Ханумджан ханым Нахчыванской. Ее отца расстреляли в 1937 году, вместе с матерью и другими детьми была выслана в Среднюю Азию. Вышла замуж за ссыльного азербайджанца Афи Нагдалиева. Проживала в селе Сарыагач Чимкентской области. Родила пятерых детей.
Духи флорентийского парфюмера
В комнате общежития было накурено. На стенах густо висели фотографии советских киноартистов. В их ряды каким-то образом затесался академик Сеченов. Юные студенты-аграрии спорили, чем отличается плазма от сыворотки. Одним из них был мой папа. Он учился на последнем курсе и в свободное время подрабатывал сторожем на мясокомбинате. А три года назад его полюбила красивая зеленоглазая девушка. Сегодня была их свадьба.
– За Фармана и Надю, – горланили друзья, пока молодые целовались.
У Нади не было красивого подвенечного платья, а Фарману костюм одолжил сосед по комнате. Всю стипендию жених и невеста потратили на свадебный стол. Из роскоши здесь была только жестяная банка индийского чая со слоном.
Под утро, когда молодые остались вдвоем в разгромленной комнате, Фарман положил перед Надей сверток. Подарок. Под шорох обертки Надя извлекла на свет чудо – большой хрустальный флакон духов, увитый золотыми цветами.
До этого момента Надя отчаянно мечтала о французских духах, которые продавали за три ее стипендии в больших универмагах. Но теперь они казались ей жалкими – по сравнению с теми, что она сейчас держала в руках.
Духов было совсем немного – на донышке. Надя потянула за крышку и извлекла поршень, на кончике которого с готовностью дрожала капелька. Она покатилась по руке и остановилась на запястье. В комнате запахло апельсиновым деревом, амброй, черным перцем и чем-то далеким-далеким…
Принц Фази (так называли Фейзуллу Мирзу принца династии Каджаров друзья-офицеры) не любил заниматься хозяйством. Сухой, жилистый, с крутой ломаной бровью, не то очень сердитый, не то очень красивый. В бою его ранило в ногу, с тех пор он хромал и с тех пор предпочитал решать все вопросы, сидя в седле.
Но теперь ему пришлось спуститься на землю. Надо было срочно распорядиться, чтобы перетянули мебель в приемной, купить новый экипаж, заменить старые портьеры новыми и много чего другого. Третьего дня принц женился на племяннице своего полкового командира Гусейн-хана Нахчыванского. Юная Хуршид ханым в присутствии мужа прятала глаза и замирала. Когда принц попытался взять ее за руку, она молча отняла руку и отодвинулась. Принц нахмурился. Не клеились у него дела…
Несколько дней подряд на квартире красавца-ротмистра князя Николая Мхеидзе шел офицерский кутеж. Лучшим шампанским отмечали возвращение князя из вояжа по Европе. Принц тоже был здесь. Он не пил, угрюмо мерил неловкими шагами холостяцкую квартиру. О чем-то думал. Проходя мимо столика, принц смахнул нарядный кофр.
– Осторожно, разобьешь, – рассмеялся князь.
– Лафит там у тебя, что ли?
– Какой там лафит! Это я, брат, во Флоренции у знаменитейшего парфюмера духи купил. Княжне Catiche в день ангела преподнесу. Знаешь, вот я в Италии зашел в кабачок, так там…
Но принц уже не слушал.
– Ники, продай их мне. Любые деньги плачу!
– Помилуй, принц, зачем тебе?..
– Ничего не спрашивай. Продай! – отрезал принц Фази.
Он положил нарядный кофр в руки жены. Хуршид ханым вопросительно посмотрела на мужа и открыла увитый золотыми цветами флакон. И тут же по комнате, где до сих пор не перетянули мебель и не сменили старые портьеры, разлился сладкий аромат апельсинового дерева, амбры и черного перца. А Хуршид ханым звонко рассмеялась и впервые посмотрела мужу прямо в глаза.
Принц каджарский Фейзулла Мирза Каджар (1872–1920) – военачальник Российской императорской армии, единственный сын претендента на каджарский трон принца генерал-майора Шафи-хана Каджара. В русско-японскую войну воевал во 2-м Дагестанском конном полку под началом Гусейн-хана Нахчыванского. Был тяжело ранен. За храбрость и другие отличия награжден орденом Святой Анны 3-й и 4-й степени, орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Женился на дочери Рагим-хана Нахчыванского – Хуршид ханым. В Первую мировую войну был произведен в полковники, а позже – в генерал-майоры; служил командиром Чеченского конного полка, командиром 2-й бригады Кавказской туземной конной дивизии. Был награжден орденами Святого Владимира 3-й и 4-й степени и орденом Святого Георгия 4-й степени. Весной-летом 1918 года служил в Отдельном Азербайджанском корпусе. После советизации Азербайджана расстрелян большевиками. Фарман Нагдалиев (род. в 1948 г. в селе Сарыагач Чимкентской области) – отец автора, профессор, доктор сельскохозяйственных наук. Поставил ряд уникальных экспериментов в области фундаментальных исследований процессов пищеварения животных. Автор многих научных трудов и учебных пособий. В 1970 году женился на своей коллеге Надежде Федоровой, двое детей.
Медный подстаканник
Наш комфорт обеспечивают самые простые вещи. В каждом доме есть почти новый сервиз для гостей, парадная скатерть или нетронутые свечи. Если что-то из этого пропадет, мы сразу и не заметим, но стоит где-нибудь оставить любимые очки с поломанной дужкой – стресс с последующей глубокой депрессией.
Эхсан-хан Кенгерли в 1830-х годах решил, что его семье нужен новый дом. Старый дворец ханов Нахчыванских мало походил на дома европейской знати. Неутомимый реформатор и генерал-майор Российской императорской армии, он заложил в Нахчыване у подножия башни Атабека фундамент нового дворца – образец европейской лаконичности и восточной грации. Залы и комнаты повелел декорировать мозаикой, мрамором, деревом и декоративной резьбой. Мебель, текстиль, золотую и серебряную утварь заказал в Европе у лучших мастеров.
Стремительный и пылкий, хан любому делу отдавался безжалостно. Дольше всего он провозился с изразцовой печью. Подходящих мастеров в Нахчыване не нашлось, пришлось выписывать немецкого специалиста из Петербурга.
Много красивых и дорогих вещей было во дворце. Но больше всего Эхсан-хан почему-то полюбил медный подстаканник: как только он занимал свое место за столом, у его правой руки ставили любимый подстаканник. Эхсан-хан долгие годы не притрагивался к золотым кубкам и чашечкам из тончайшего фарфора. Потом подстаканник стал незаменимым и для последующих хозяев дома: Келб-Али-хана, Рагим-хана и Акпер-хана.
После установления в Нахчыване советской власти ханская семья решила замуровать самые дорогие вещи в изразцовой печи. В основном это была золотая и серебряная утварь. Когда вещи уложили, в печи осталось немного места. Тогда туда решили положить медный подстаканник – для сохранности. Ведь однажды власть рабочих и крестьян закончится, и можно будет вернуться домой – тогда все идеалисты были в этом уверены. Только в последний момент кто-то передумал и выдернул из тайника любимый подстаканник Эхсан-хана.
Когда дворец заняли красноармейцы, они разломали печь, над которой так долго трудился выписанный из Петербурга мастер, и достали сокровища ханов Нахчыванских. Больше их никто никогда не видел.
А любимый подстаканник Эхсан-хана теперь у моего отца. Как только он садится за стол, мы ставим подстаканник у его правой руки. Он просто жить без него не может.
Эхсан-хан I (ок. 1789–1846) – участник ирано-турецкой войны (1821–1823). Серхенк (военное звание каджарской армии) иранской армии, командир Нахчыванского батальона сарбазов, начальник псовой охоты наследника персидского престола принца Аббаса Мирзы. Во время второй русско-иранской войны (1826–1828) по предварительной тайной договоренности сдал русским войскам крепость Аббасабад и перешел на российскую службу. Пожалован в полковники и назначен российским наибом Нахчыванского ханства (1828–1839). Позже Эхсан-хану присвоено звание походного атамана Кенгерлинских всадников, а затем атамана Закавказских мусульманских войск. В 1831 году награжден орденом Святой Анны 2-й степени. Построил новый ханский дворец в Нахчыване. За Эхсан-ханом и его потомками в Российской империи закрепилась фамилия Нахчыванских. Из этого рода вышли многие известные военачальники, в том числе генералы Исмаил, Келбали, Гусейн, Джамшид – ханы Нахчыванские. Дворец ханов нахчыванских. Построен в 1830-е годы Эхсан-ханом I по образцу европейских дворцовых сооружений. Дворец делился на две половины: южная предназначалась для административных дел и приема высоких гостей, северная – для проживания ханской семьи. В дворцовый комплекс входили здание для прислуги, сад с декоративными растениями и плодовыми деревьями. В советское время дворец использовался в разных целях, с апреля 1998 года – Нахчыванский музей ковра. Несколько лет назад здание было полностью отремонтировано и сейчас представляет собой музейный комплекс «Дворец хана».
Ваза для фруктов
Эта история началась просто. Мне исполнилось девять лет, и в честь этого старший брат повел меня на детский спектакль. Фархад не любит нештатных ситуаций, поэтому всюду приходит раньше времени. Когда мы подошли к дверям театра, до начала оставалось 40 минут. Фархад огляделся по сторонам, решая, где скоротать время: выходной, все закрыто, и только какая-то неяркая вывеска на соседнем доме. Мы подошли ближе. Оказалось, небольшой антикварный магазинчик, точнее, подвал.
Внутри было пыльно и темно. На прилавке – целый склад никому не нужных вещей, на стенах вперемешку иконы и чьи-то портреты. Лица казались одинаковыми. Фархад вздохнул, посмотрел на часы и потянул меня к выходу.
Я сделала несколько шагов, но уткнулась в его спину. Фархад, не отрываясь, смотрел в дальний угол прилавка. В его глазах было смешанное чувство беспокойства и азарта.
– Откуда у вас эта вещь? – спросил он продавца.
– Выкупил у кого-то, – пожал он плечами.
Я проследила за взглядом брата. Фархад смотрел на вазу для фруктов. Она была почти черная, давно не чищенная, но все равно хорошо просматривался тонкий узор из ромбов, цветов и виноградных лоз. И – знакомый вензель в самом центре…
Из магазина мы выходили счастливые, с драгоценной покупкой. До спектакля оставалось всего ничего, но в театр больше не хотелось. Я впервые думала о нищете и богатстве. О хрупкой и изменчивой человеческой судьбе.
Фархад Нагдалиев (род. в 1971 г.) – брат автора. Кандидат биологических наук. С научными экспедициями побывал в самых отдаленных уголках России. Опубликовал множество научных статей, а также большое историческое исследование на основе уникальных архивных материалов под названием «Ханы Нахчыванские в Российской империи».
В этом году исполняется 270 лет со дня основания Нахчыванского ханства, и я впервые приехала на родину предков. И сразу попросила отвезти меня во дворец нахчыванских ханов. Теперь это дом-музей, и здесь живут только воспоминания и семейные легенды.
Проходя через анфиладу комнат, я вдруг увидела близких родственников моих серебряных ложечек – чайник и чашечку со знакомой монограммой. На одном из столов лежала такая же бордовая скатерть (только попроще, без золотой нитки). А в витрине было зеркальце, рядом с которым так не хватало нашего флакона духов…
Когда я вернулась в Москву, я снова достала свои странные вещи. Ложки, ваза, подстаканник… и большая, сложная, красивая жизнь многих людей. Уже очень скоро эти вещи вернутся туда, где им самое место, – во дворец ханов нахчыванских, для которого их создавали.
Культура 
