Режиссер Олег Сафаралиев: такая вот история

Накануне своего 70-летнего юбилея режиссер Олег Сафаралиев рассказал нам о жизни между Россией и Азербайджаном, кинематографическом образовании и о том, как стал режиссером благодаря встрече с Микеланджело Антониони.

Фото: Александр Гронский

БАКУ: Вы считаете себя именно азербайджанским режиссером?

ОЛЕГ САФАРАЛИЕВ: Очень правильный вопрос человеку, который родился в Казахстане, а потом 30 лет работал в России. В принципе, мне приятно считать себя режиссером, олицетворяющим мультикультурность, поэтому я бы согласился с тем, как пишут про меня в «Википедии»: советский, российский, азербайджанский режиссер.

БАКУ: Можете охарактеризовать ту свою творческую часть, что отвечает за Азербайджан?

О.С.: Чтобы ответить, надо знать некоторые этапы моей биографии. Родился в Казахстане, вырос в Азербайджане, окончил там исторический факультет педагогического института. Десять лет работал завучем в средней школе, причем не в столице, а в провинциальном городе на юге Азербайджана – Сальянах. А в 32 года появился в Москве и поступил во ВГИК. Тогда, с середины 1980-х, началась российская часть моей жизни. Но в Баку я снял свой дипломный фильм «Мурад-сад» (по пьесе Петера Вайса «Марат/Сад»), потом снял телефильм «Человек, который старался», получивший главный приз международного телефорума стран СНГ и Балтии, а позже – драму «Прощай, южный город», которая была на Берлинском фестивале. Вот эти три картины я снимал в Азербайджане, на родине.

Это моя родина по отцу, у меня особый менталитет, поэтому, разумеется, я азербайджанец. Но при том что я говорю по-азербайджански, моим родным языком является русский – язык, на котором я воспитывался и учился. Я хорошо знаю русскую культуру, поэзию Пушкина, даже лучше многих этнических русских. А идеалом поэта считаю Бродского. Но часто бывает, что режиссеры работают не только в своих родных странах. Так и я, будучи азербайджанцем, много лет снимал в России.

БАКУ: Помните свои самые первые соприкосновения с кинематографом, когда вы решили, что хотели бы им заниматься?

О.С.: Вы отбросили меня во времена, когда я был 15-летним подростком и отдыхал во Всесоюзном пионерском лагере «Артек». Вожатым нашего отряда был молодой выпускник ВГИКа Марк Кушнирович, в дальнейшем известный киновед. Он часто рассказывал нам перед сном о мировом кинематографе, звездах немого кино. Еще я был в одном отряде с московской художницей Надей Рушевой, о которой вы наверняка слышали. Встреча с этими людьми и развернула мое сознание в сторону кинематографа. Надя собиралась поступать на художественный факультет ВГИКа, она видела себя аниматором. А я решил, что буду режиссером.

Главное – поставить перед собой цель, а потом ее добиваться. Когда позже я учился на историческом факультете, по-прежнему увлекался кино. Нужно сказать, что 1970-е годы были периодом настоящего расцвета любительского кино. Во всех республиках его снимали, проводили фестивали. На одном таком, Всесоюзном фестивале любительских фильмов, я и победил с лентой «Осенние мотивы», снятой на 16-миллиметровую камеру.

БАКУ: Почему вы реализовали свою мечту лишь спустя годы? Откуда вообще взялся исторический факультет?

О.С.: Он был ближе, чем столичный ВГИК. К тому же попасть на режиссерский факультет после школы тогда могли только крутые ребята из кинематографических семей. Все остальные проходили на режиссуру, если имели за плечами некий жизненный опыт, уже могли что-то написать, рассказать, переплавить свой жизненный багаж в художественную форму. Поэтому и мне надо было где-то еще поучиться, поработать, пройти армию, чтобы претендовать на место во ВГИКе. Отбор туда был жесткий. Для абитуриентов из союзных республик существовала квота, больше всего мест получали ребята из Казахстана.

Я был из семьи врача, никаких связей в киносфере не имел. Но в 1981 году состоялось мое знакомство с Рустамом Ибрагимбековым: он был тогда первым секретарем, а потом председателем Союза кинематографистов стран СНГ и Балтии, активно занимался поисками талантливой молодежи и помогал с поступлением во ВГИК. Он и увидел во мне уже не молодого, но перспективного режиссера. В 1984-м я поступил в мастерскую Сергея Александровича Соловьева. Это была «казахская» мастерская – семь студентов, трое из которых, включая меня, родились в одном селе.

БАКУ: Судя по всему, какое-то уникальное место, порождающее режиссеров?

О.С.: Да-да, мы тоже все шутки на эту тему перешутили: может, там особый состав воды или в воздухе что-то? Но это просто стечение обстоятельств, для меня особых. Мои родители оказались в Казахстане в ссылке, отец из Азербайджана, мать из Крыма, и волею судеб я там родился.

Так что мой путь к режиссуре был длинным. Мечта оформилась в 15 лет и не исчезала, даже когда я стал завучем школы в Сальянах и не без удовольствия погрузился в процесс преподавания.

Многое изменил любопытный случай. Хорошо помню, что было 22 ноября 1976 года. Я с двумя приятелями пошел в пивную, которую мы называли «Парламент» за круглые столики-грибочки и стеклянную витрину. По-моему, Азербайджан – единственное место, где пиво пьют с вареным горохом. Причем пиво должно быть ледяным, а горох горячим – получается отличный вкусовой эффект. Мы стояли за столиком, когда мимо витрины прошел Микеланджело Антониони.

Я со школьных лет выписывал журнал «Советский экран», даже на день рождения просил у родителей подписку. Поэтому всех великих режиссеров знал в лицо. И вот я вижу, как мимо не очень чистой витрины проходит мужчина с орлиным профилем, вокруг еще несколько человек. Я замер, подумал: какое все-таки хорошее пиво, но, видимо, хватит на сегодня.

«Азербайджан – это моя родина по отцу, у меня особый менталитет, поэтому, разумеется, я азербайджанец»

Олег Сафаралиев с актером Тимуром Бадалбейли на съемках фильма «Прощай, южный город». Фото: AZERBAIJANFILM

БАКУ: И вы не выбежали узнать, что делает в Сальянах великий итальянский режиссер?

О.С.: Да, хотелось это сделать, но я решил, что это видение и знак. Будто старик мне намекает: а не забыл ли ты о своей мечте? не изменяешь ли ей?

Спустя много лет, в конце 1990-х я был продюсером кинокомпании «Евразия». Ко мне пришел друг и сказал, что у него есть идея снять фильм и пригласить меня сопродюсером. Сценарий будет писать сам Тонино Гуэрра. Он тогда как раз был в Москве, и мы поехали к нему в район «Красных Ворот».

Мы сидели, пили чай и обсуждали проект, и я вдруг вспомнил историю про то, как был в пивной и видел Антониони, проходящего мимо и удаляющегося в мареве заходящего солнца. Гуэрра ушел в кабинет, вернулся с потрепанной картой, развернул ее, и я увидел намеченный красным карандашом маршрут: Москва, Баку и Сальяны. Оказалось, они и правда там были, выбирали натуру для съемок советско-итальянского фильма, а в тот вечер шли в ресторан ужинать. Дело в том, что Сальяны – это место, где река Кура впадает в Каспийское море, там водится вдоволь осетрины. Итальянцы поехали полакомиться ею.

Так получилось, что Надя Рушева, затем Микеланджело Антониони, а потом и Рустам Ибрагимбеков помогли мне прийти в профессию.

БАКУ: Верно я понимаю, что фильм «Прощай, южный город» должен был снимать Расим Оджагов, но не смог, и Ибрагимбеков пригласил занять режиссерское кресло вас?

О.С.: Да, Расим Оджагов планировал снимать его, но заболел, и тогда по рекомендации Рустама Ибрагимбекова постановку предложили мне.

БАКУ: Действие фильма происходит в 1980-е. Каким вам хотелось показать тогдашний Баку и какие из тех черт он сохранил по сей день?

О.С.: Я даже уточню: это 1988 год, время перед началом довольно трагических событий, которые на следующий год переросли в крупномасштабную войну в регионе – ту, что называется Первой карабахской. Уже начинались процессы, которые спустя три года привели к распаду Советского Союза. Мне хотелось передать тревожную атмосферу грядущей катастрофы, приближающихся исторических катаклизмов, но при этом избежать плакатности, прямых аналогий.

Как вы уже знаете, я ученик Сергея Александровича Соловьева. Он обладал уникальным умением передать особое состояние души, тонкие метафизические вещи. Кажется, что и мне это удалось, хотя съемки сопровождались большими проблемами, связанными с техническим состоянием студии, малым бюджетом и т. д. Но творческую составляющую я проработал вместе с Рустамом Ибрагимбековым, великим сценаристом и по-настоящему близким мне человеком, которого мы совсем недавно похоронили. Я бы назвал настоящим везением общаться и сотрудничать с ним в течение 40 лет.

БАКУ: Сегодняшний Баку вам каким кажется? Изменился ли он? Остались ли в нем нотки тревожности?

О.С.: Любопытно, что, закончив картину, я не приезжал в Баку в течение 15 лет. А вернувшись, обнаружил совершенно другой город: современный, с великолепными зданиями и улицами, уникальной атмосферой. Я бы сказал, что город нашей юности ушел, а вместе с ним и беззаботность. Хотя, возможно, это связано с моим изменившимся с возрастом восприятием мира. В любом случае Баку как был прекрасным, так им и остался.

БАКУ: Вы вернулись спустя 15 лет, чтобы преподавать?

О.С.: Да, три года назад, по приглашению опять же Рустама Ибрагимбекова. В Баку открылась киношкола при Союзе кинематографистов, председателем которого он являлся. Я стал ее директором, веду двухгодичный курс режиссуры.

Однажды у Сергея Эйзенштейна спросили, любой ли человек может стать режиссером. Он сказал, что да, конечно, любой, просто одного надо учить пять лет, а другого – 50. Поэтому задача была найти ребят, которых можно обучить за два года. И к счастью, такие нашлись. Выпускники нашей школы уже получили несколько призов на международных фестивалях, смотрах короткометражных и студенческих фильмов. Я надеюсь, что в дальнейшем они будут успешно работать в большом кино.

БАКУ: Что за люди ваши студенты? Во что верят, о чем мечтают, похожи ли на вас в том же возрасте?

О.С.: Они, слава Богу, на меня не похожи. У меня было много фантастических преподавателей: и Паола Дмитриевна Волкова, и Ливия Александровна Звонникова, а актерское мастерство нам преподавал великий Анатолий Александрович Васильев. Зарубежную литературу нам читала Нина Александровна Аносова, среди студентов которой был сам Эйзенштейн. В коридорах можно было встретить Сергея Бондарчука, Ирину Скобцеву, Сергея Герасимова. Для меня, довольно провинциального человека, учеба была сильнейшим культурным потрясением. Нынешние студенты совсем другие – современные ребята со знанием английского языка. Им уже сейчас тесно в рамках нашей местной действительности, они рвутся куда-нибудь подальше, в Европу, Турцию. Они вооружены интернетом и огромным количеством связей.

БАКУ: Кажется, очень правильно учиться с полным доверием мастеру. Но были случаи, когда студенты учились наперекор ему – например, Андрей Тарковский, вечно споривший со своим мастером Михаилом Роммом. Какой подход вам кажется более продуктивным и есть ли среди ваших студентов те, кто постоянно вам оппонирует?

О.С.: Очень хороший вопрос. Оба подхода вполне допустимы. Но можно восторженно ловить каждое слово мастера и не стать режиссером, а можно наставнику противоречить и добиться успехов. Эта профессия требует колоссальной внутренней трудоспособности и умения перемолоть огромные культурные пласты в самых разных областях: литературе, живописи, музыке, философии, кинематографе, поэзии... Если бы не повезло Тарковскому повстречаться с Роммом, возможно, и не было бы у нас Тарковского. А если бы не повезло с Роммом Василию Шукшину, вероятно, другой мастер не оценил бы парня, топающего по коридорам ВГИКа в кирзовых сапогах.

У меня с Сергеем Александровичем было отличное понимание, хотя пару раз он грозился меня отчислить. Но при этом я замечал, что на самом деле он пристально наблюдает за моим творческим генезисом.

У меня тоже есть студенты, которые мне регулярно возражают. Некоторые даже уходят из мастерской, что не мешает им продолжать снимать, потому что режиссер – это еще и характер, и воля. Когда я снимал свои картины, всегда преодолевал сопротивление начальства, продюсеров. Это всегда борьба, которая связана с внешними неблагоприятными факторами и внутренними сомнениями.

БАКУ: Каким себя видит азербайджанское кино сегодня: частью Европы, Азии или, наоборот, наследником советских традиций?

О.С.: Если понимать под Азией все, что находится восточнее Каспийского моря, то азербайджанское кино, конечно, европейское и по своим форме и содержанию стремится к Европе. Но прогнозы и выводы об азербайджанском кино делать не так просто. Пока в год снимается три-четыре картины, при этом только за последние два года азербайджанские фильмы были представлены и на Неделе критики Каннского фестиваля, и в Венеции. В прошлом году азербайджанская картина («Среди рассыпанных смертей») впервые попала в конкурс Венецианского фестиваля. Есть несколько побед в Локарно, Сараеве. Так что, конечно, азербайджанское кино тянется к европейскому.

Фото: Александр Гронский
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»