Новая книга «Затылок» азербайджанской поэтессы Лейли Салаевой получилась парадоксальной – полной недосказанности и предельно откровенной. А все потому, что, по ее убеждению, слова – не обязательно звуки, но и движения тела, а самое важное говорят молча.
Лейли Салаева выпускает по книге стихов раз в два года, с образцовым для молодых авторов постоянством. И с завидной даже для маститых литераторов раскованностью пишет на неродном языке: сборники «Двенадцать тринадцать» (2014) и Youtopia (2016) вышли на английском, «Анабиоз» (2018) и намеченный на 2020 год, но припозднившийся из-за пандемии «Затылок» – на русском. В Facebook*-посте, посвященном выходу сборника, Лейли так объясняет заглавие: «Затылок в японской культуре имеет эротическое значение. Да и вспомните сами дыхание на вашем затылке, ваши ощущения, ваши наваждения. А еще затылком называется часть огнестрельного оружия. Словами ведь можно стрелять, не так ли?»
Дизайнер Наргиз Ибрагимова оформила книгу так, что ее нужно все время крутить в руках: тексты то прижаты к нижнему краю страницы, то повернуты вертикально, а письмо направлено то слева направо, то снизу вверх – словно это не сброшюрованное издание, а отдельные листы с записями, набросанными где придется, когда застало вдохновение. Такая фрагментарность добавляет динамики и напряжения и без того драматическим переживаниям лирической героини.
Произведения в сборнике делятся на «Мысли» и «Наваждения», то есть на философскую и любовную поэзию, а вместо названий им даны порядковые номера. Они перемежаются прозаическими миниатюрами, которые не только лишены номеров, но и не указаны в содержании. В качестве эпиграфа к «Мыслям» Лейли использовала собственные строки: «Поэт имеет право на все, кроме молчания. // Потому что, если поэт замолчит, то // человек пропустит рассвет и // не заметит закат». Как раз это утверждение и сбивает с толку внимательного читателя, который по мере погружения в книгу обнаруживает, что в ней полно молчания. Например, намеренных недомолвок, пропусков в тексте: «Не боится остаться наедине // С отражением в разбитом» или «Взбираются по труднопроходимым, // Чтобы лишний раз поклониться». И если в первом случае продолжение легко угадывается, то второе предложение сжато настолько, что его смысл становится трудноуловимым. Его можно рассматривать как один из множества игровых элементов книги, нацеленных на взаимодействие с читателем: последнему предлагается закончить фразу самому. С известной долей условности к умолчанию можно отнести и не упомянутые в содержании миниатюры, и антиутопическую «Трилогию без «Глаза», состоящую только из двух частей: это «Мозг» и «Сердце».
Молчание – неоднократно повторяющееся слово-образ в художественном мире Лейли. В «Наваждении 35» лирическая героиня стремится почувствовать «то, что в стихах нужно так тонко умолчать, // Говорить и рассказывать объятьями». В 42-м признается, что «Помолчать нам друг с другом несложно: // Движения тела и взгляд есть слова», а в 44-м спрашивает: «Что за день будет такой? <...> // Без слов, прочитанных в глазах, // Но не использованных в звуках». Однако молчание – и читатель это увидит – ничего не скрывает. Любовные стихи в «Затылке» предельно откровенны, а Лейли, подобно своей любимой азербайджанской поэтессе XII века Мехсети Гянджеви, не таит своих чувств. Здесь пропущенное снова оказывается более значимым, чем сказанное, молчание становится искреннее слов.
«Пока книга готовилась к печати, начался карантин, в период которого я написала довольно большое количество стихотворений, – продолжает Лейли в Facebook.* – Я решила включить их отдельным разделом под названием «Кафкир». «Кафкир» переводится на русский язык как «шумовка». Это слово автор снова снабжает двойным значением: оно и примета времени, когда все бакинцы сидели по домам и готовили плов, и символ собственного профессионального взросления, когда со стихов стекла вся «вода».
Парадоксальным образом во время изоляции взгляд поэтессы перестает быть обращенным только на себя и наблюдающим за собой. Здесь показательным становится образ окон. Если раньше Лейли заглядывала в них «замирая, едва дыша, ведь не дозволено и так нельзя», то сейчас они стали «прямоугольными отверстиями в мир». В «Кафкире» в предзакатный час под звонкий стук нардов и скрип стульев на углах узких улиц оживает южный город, в котором бесстрашные мальчишки, несмотря на снова и снова разгоняющий их патруль, каждый вечер выбегают на строительную площадку поиграть в футбол. На последних страницах место мыслей и наваждений занимает большая, светлая, по-детски восторженная любовь к родному Баку – городу «Бога, ветра и огня».
* Соцсеть, признанная в России экстремистской.