Культура
Пианист Риад Маммадов дал концерт в ГМИИ им. Пушкина, выступив в качестве не только исполнителя, но и композитора. В его программе «Музыкальные шедевры» прозвучали произведения Чайковского, Шопена, Скрябина и собственные сочинения.
В биографии 33-летнего пианиста множество достижений: выступления на Дягилевском фестивале в Перми и фестивале Узеира Гаджибейли, миссия музыкального советника на церемонии открытия Первых Европейских игр 2015 года в Баку и десятки концертов со знаменитыми оркестрами и дирижерами. Однако роль композитора для него сравнительно нова. В концерте, прошедшем в рамках фестиваля «Пятницы в Пушкинском», Риад соединил несколько эпох, переходя от «Шести фортепианных пьес» Чайковского к шопеновским экспромтам и завершив программу скрябинской Сонатой № 2. Собственные опусы 10 p. m. и 1 a. m. Маммадов представил в середине вечера – и подробно обосновал это решение.
«Нет принципа, по которому музыканты, не только я, выбирают произведения для своих программ, – говорит Риад Маммадов. – Есть какие-то элементы восприятия, ощущение вкуса и стиля программы, которые, конечно, должны работать друг с другом. А еще понимание эпохи и личная история исполнителя, который показывает свое прочтение произведения. Я поставил свои сочинения между сочинениями Шопена: в этом для меня заключена внутренняя драматургия, о которой, мне кажется, принято больше молчать, чем говорить, чтобы у каждого, кто пришел на концерт, было пространство для собственных чувств и интерпретаций».
«Будучи музыковедом, – продолжает Риад, окончивший аспирантуру в Московской консерватории как пианист и как теоретик, – я всегда стараюсь, чтобы с данной точки зрения все было убедительно: тогда есть большой шанс, что это будет работать с публикой, будет отзываться и поможет преобразовать музыку в личную историю каждого присутствующего. Неважны, скажем так, химические принципы создания этой истории – важно, как тайна раскрывается в каждом зрителе».
Выбор места концерта тоже оказался значимым для музыканта: «Для меня был важен и интересен контекст, в котором все мы оказались, – выставка «Бывают странные сближенья» Жан-Юбера Мартена, в лучшем из смыслов слова захватившая главное здание Пушкинского музея. Об этих сближеньях я и размышлял. Чем-то они напомнили мне сновидения наяву, когда, кажется, не спишь, но все равно грезишь. Это момент пробуждения чувств, который, наверное, случался у каждого из нас. И мне кажется, что произведения из программы концерта откликаются и ведут диалог с произведениями искусства, выбранными Жан-Юбером Мартеном, а еще подчеркивают те самые сближенья – у каждого свои».
Две четырехминутные пьесы Маммадова меланхоличны, при этом в них чувствуется энергия и любовь к жизни; еще они полны мужества при всей ажурности выделки. Такое сочетание завораживает, и сразу хочется узнать, кого из композиторов Маммадов считает своими заочными учителями, кто в наибольшей степени повлиял на него. «Мне сложно сказать, какой именно композитор повлиял, даже если начну перечислять своих любимых, – говорит Риад. – Я могу сказать, какие композиторы были рядом, вокруг меня, когда я писал эту музыку. Это, конечно, Брамс: Три интермеццо для фортепиано, Скерцо для фортепиано. Это Скрябин (Соната-фантазия), Малер (Первая симфония), финал Второй симфонии Сибелиуса, его симфоническая сюита «Пеллеас и Мелизанда». Вот с ними я общался, когда писал музыку, прозвучавшую в Пушкинском и вошедшую в мини-альбом I Hope This Night Will Never End, релиз которого состоялся в июне прошлого года».
Концерт, проходящий не в концертном зале, всегда испытание для артиста. Но Маммадов остался доволен выступлением. «Я неслучайно выбрал именно этот зал, – говорит пианист. – Я познакомился с акустикой Белого зала Пушкинского музея в 2018 году на презентации Зальцбургского фестиваля. Стать частью той программы меня пригласил Теодор Курентзис. Он и интендант Зальцбургского фестиваля Маркус Хинтерхойзер тогда были в Москве, и мы сделали презентацию: я выступал с программой Дебюсси вместе с солисткой Пермского театра оперы и балета, сопрано Надеждой Павловой, моей очень хорошей коллегой и другом. В каком-то смысле играть здесь снова – это роскошь, потому что мы не всегда знаем акустику залов, в которых выступаем.
Впрочем, акустика, конечно, имеет большое значение, но решающую роль играет способность исполнителя взаимодействовать с ней, то есть понимать, какими средствами нужно работать и как их использовать. Это способность слушать себя со стороны, о которой много говорили Святослав Теофилович Рихтер и Генрих Густавович Нейгауз», – заключает Риад.
