За свою долгую карьеру Риккардо Мути руководил театром «Ла Скала», Лондонским филармоническим и Филадельфийским оркестрами. История его сотрудничества с Зальцбургским фестивалем насчитывает более 40 лет. Франция наградила его званием Командора ордена Почетного легиона, а Великобритания – Рыцаря-Командора Британской империи. Сейчас он управляет двумя оркестрами одновременно – Чикагским симфоническим и созданным лично им оркестром Луиджи Керубини. С последним он и приехал в Баку. 

БАКУ: Вы были близко знакомы с Мстиславом Ростроповичем. Как вы думаете, какая часть программы, которую вы привезли на фестиваль, понравилась бы ему больше всего?

РИККАРДО МУТИ: Я дружил с маэстро Ростроповичем и восхищался им. Мы вместе играли в «Ла Скала» и много раз встречались в Равенне, где я живу и где Ростропович выступал как виолончелист и как дирижер. Он был одним из величайших музыкантов ХХ века и великим человеком с большим сердцем. Он любил всю музыку и любил Италию, поэтому и наша программа посвящена Италии: Верди (Ростропович очень любил Верди, а Галина Вишневская – даже больше его!), Моцарт, который находился под большим влиянием итальянской музыки, и Шуберт в итальянском стиле. А во второй части второго вечера еще Пятая симфония Чайковского – дань уважения Ростроповичу, России и Баку, где Ростропович родился.

БАКУ: Как вам кажется, какие произведения стали сюрпризом для бакинской публики?

Р.М.: Несомненно, балетная музыка из «Сицилийской вечерни» Верди. Ее исполняют нечасто, потому что опера очень длинная, балет занимает полчаса, и его обычно купируют. Но это самая важная симфоническая музыка Верди. Уверен, ее никогда раньше не играли в Баку.

БАКУ: Вы отбираете в оркестр лучших молодых музыкантов. Но через три года каждый из них должен покинуть коллектив. Не жалеете, когда они уходят?

Р.М.: Оркестр Луиджи Керубини был создан для того, чтобы готовить молодых музыкантов стать профессиональными оркестрантами. Он не соревнуется с другими оркестрами. Его участникам предстоит быть настоящими профессионалами в течение 40 лет, всей жизни – а это нелегкое дело. Оно требует самоотдачи, самопожертвования и серьезного, нешаблонного отношения к музыке. Молодые люди учатся быть хорошими оркестровыми музыкантами. Поэтому был установлен предел: в 30 лет они должны уходить в другие оркестры. Обычный срок работы у меня – три года, самые молодые могут оставаться чуть дольше. Многие из музыкантов, ранее работавших в оркестре Луиджи Керубини, сейчас состоят в очень знаменитых оркестрах, исполняют как оперную, так и симфоническую музыку. Сейчас у нас новый набор – нынешние участники пришли в оркестр в прошлом году, но уже побывали во многих частях Европы. Я очень рад музицировать с ними, поскольку убежден, что должен передавать опыт молодым.

БАКУ: Известно, что, работая в оперном театре, вы заставляете певцов отказываться от привычки брать высокие ноты, которые не были написаны композитором. Почему это так важно для вас?

Р.М.: Итальянскую оперу обычно исполняют с меньшим уважением, чем Моцарта, Штрауса, Вагнера или Мусоргского. Певцы обычно считают, что итальянская музыка легче (саркастически улыбаясь, напевает песенку Герцога из «Риголетто»: «La donna è mobile qual piuma al vento…»). Италия ассоциируется с помидорами, пиццей, мандолиной... Но Италия – это также Данте, Леонардо, Рафаэль, Боттичелли, Тициан, Караваджо. Серьезная Италия. Верди, Доницетти и Пуччини были великими композиторами. Верди всегда настаивал: «Вы должны исполнять точно то, что я написал». Да, в его время певцы любили делать из оперы шоу, устраивать почти цирковые номера. Но сейчас не делают шоу из Вагнера, не устраивают цирк с Моцартом. Зачем поступать так с Беллини, Верди и Доницетти? Публика часто не слушает музыку, она ждет только высокой ноты и начинает кричать «браво!». Тосканини первым начал бороться с этим, требовать строгого подхода к музыке. Вот почему в июле я открываю в Равенне академию для молодых дирижеров и пианистов и буду учить их исполнению итальянской оперы. Когда я иду в «Метрополитен-опера» или в Венскую оперу и вижу, как исполняется итальянская музыка, я впадаю в гнев, потому что это оскорбление итальянской культуры. Итальянские композиторы – великие композиторы, особенно Верди. Он глыба, монумент для нас. И ведь часто, когда певцы берут эти высокие ноты, они не поют то, что написано до них! Например, в «Трубадуре» звучит призыв к оружию: Аll’armi! Аll’armi! Аll’armi! – и тут тенор прекращает петь. И весь хор: Аll’armi! – а тенора нет. И только когда замолкает хор, тенор возвращается и исполняет самую высокую ноту: «All’armi!». Это смехотворно и даже оскорбительно. В итальянской музыке есть достоинство, которое следует сохранять. Я не против импровизации, как было в XVIII веке, – тогда существовала особая техника исполнения. Но сейчас иногда даже уходят на тон-полтона ниже, чтобы затем спеть высокую ноту! Публика этому радуется – но это не означает, что она права.

БАКУ: Какое качество вы считаете самым необходимым для дирижера?

Р.М.: Раньше дирижеры в обязательном порядке изучали композицию, фортепиано, скрипку или виолончель, получали очень серьезную подготовку. Я, например, в течение десяти лет изучал композицию, десять лет – фортепиано и семь лет – скрипку. И еще занимался философией в университете. Объем знаний – важная вещь, нужно быть хорошо подготовленным. Второе – природный талант. И третье – то, что называется харизмой. Харизму нельзя купить или подделать. Невозможно заявить «я харизматик». Или у вас есть харизма, или нет. Но самое главное – быть серьезным музыкантом. Вы должны контролировать и певцов, и оркестр, ведь дирижер отвечает за все, что происходит на сцене. В наше время люди решили, что дирижировать легче, чем играть. Если не можешь играть на каком-либо инструменте, ты дирижируешь. Если не можешь больше петь – дирижируешь. Если не способен быть регулировщиком дорожного движения – дирижируешь. Когда играешь на инструменте, чувствуешь ответственность за то, что делаешь. Но если делаешь так (машет рукой, как будто палочкой) – ответственны вроде бы другие люди. Искусство дирижирования до определенного момента – самая простая вещь на свете. Но исполнение настоящей музыки всерьез – самая сложная вещь во вселенной. Если вы выходите к оркестру и даете знак, он начинает играть. Но если я дам вам скрипку, вы сразу поймете, что играть на ней непросто. Дирижирование превратилось в удобное искусство, и это проблема. Вот почему режиссеры стали так важны в театре – потому что дирижеры слабы и неуверенны. Если ты не слаб, тебя уже называют диктатором. А если говоришь: «Не могли бы вы сыграть вот так, если не возражаете…» – вот тогда вас любят. Но работа дирижера – это не дипломатия. Впрочем, и не диктатура. Нужно иметь музыкальную идею и донести ее до ста сидящих в оркестре человек. Убеждением, а не силой.

БАКУ: Чего нельзя простить дирижеру?

Р.М.: Я не могу простить дилетантизм. Не могу простить, когда люди не тратят время на подготовку к работе. То, что называется «самолетные дирижеры»: сегодня в Нью-Йорке, завтра в Лондоне, наутро в Москве, вечером в Баку, а потом в Риме. Вчера Девятая симфония Бетховена, сегодня Четвертая симфония Шумана. Это становится болезнью. Помню, в 1966 году мы много выступали вместе со Святославом Рихтером. Мы были большими друзьями, и иногда одну фразу он обсуждал со мной полчаса. «Может быть, сделать вот так? Да? Нет? Может быть?..» В этот момент видишь переживания артиста. Я много чему научился у Рихтера. Сегодня же за полчаса могут подготовить три концерта – но это не музыка. Проблема сегодняшнего дня – слишком быстро, слишком поверхностно. Это не означает, что то, что делаю я, заведомо хорошо. Но я стараюсь. То же касается и певцов: когда в 2001 году мы с Пласидо Доминго готовили «Отелло» в «Ла Скала», Доминго до того исполнял роль Отелло раз триста, но мы работали над ней месяц. Создавали персонаж заново. Не потому, что он был плох до того, но чтобы создать нечто новое. Целый месяц! Только так и нужно работать. Музыка не завод. 

БАКУ: Успели ли вы хоть немного погулять по Баку?

Р.М.: Нет, но я успел увидеть, что это фантастический город и в нем живут очень дружелюбные люди. По-итальянски мы называем таких людей dolce (улыбается от души).