В июне Рамиль Мехдиев, один из самых ярких танцоров знаменитого ансамбля Игоря Моисеева, объявил об уходе из коллектива, в котором прослужил более 15 лет, и сосредоточился на карьере хореографа по фигурному катанию. Мы поговорили с Рамилем о детстве, о том, как наполнить смыслом катание на льду, и о том, почему не надо никого жалеть.

Фото: Даша Ястребова

БАКУ: Вы сами захотели танцевать или карьеру для вас выбрали родители?

РАМИЛЬ МЕХДИЕВ: Сам я даже не думал, что свяжу жизнь с танцами. Просто я с детства заикаюсь, и родители отчетливо понимали, что никакая профессия, где надо говорить, мне не подойдет. Они выбирали для меня дело, где не нужно использовать речь: фортепиано, скрипку, большой теннис, вокал. К тому же я был чересчур активным ребенком, и эту активность надо было куда-то направлять. В теннисе мне быстро попали мячом в глаз, и родители меня забрали. Скрипка – кропотливый инструмент, полгода играть пиццикато мне было очень тяжело. Так остались пение (хор), фортепиано и танцы. Наверное, танцы победили, потому что в кружке «Адажио» при общеобразовательной школе были очень хорошие педагоги. Они смогли привить мне жадность к искусству.

Педагога по классике Гертруду Александровну Тишкову я недолюбливал. Она была очень строгая, дисциплинированная, жесткая, даже могла ударить. Сейчас я ей благодарен – за закалку, за психологическую стойкость и за танцы. Второй мой педагог, по народному танцу, Людмила Юрьевна Капралова – добрейший, самый милый, солнечный человек. Благодаря этим двум непохожим друг на друга женщинам во мне не развились комплексы и страхи по поводу моей особенности, но пробудилась любовь к танцу. Еще важную роль сыграли конкурсы, фестивали, выступления. Я с детства любил быть в центре всеобщего внимания, поэтому такой формат мне очень подходил. После кружка я в 13 лет со спокойной душой поступил в школу-студию при ансамбле Игоря Моисеева.

БАКУ: Большой был конкурс?

Р.М.: Огромный – много мальчиков и раза в два, если не в три больше девочек. Поступили 25 мальчиков и 25 девочек. Дело было в 2002 году, в тот период группы набирали раз в четыре года, поэтому и конкурс был так велик. Мы, кстати, стали первым набором, который должен был учиться пять лет, а не четыре, как раньше.

БАКУ: А что в обучении было самым сложным? Бывало ли, что вы шли на занятия и думали: «Сегодня будем заниматься этим, ой как не хочется»?

Р.М.: Нет. Такого никогда не было. Мне все нравилось – наверное, потому что все быстро получалось. У меня хорошая координация и абсолютный слух, поэтому я быстро схватывал и мог повторить.

БАКУ: Было ли в классе соперничество? 25 парней – каждый ведь наверняка хочет быть лучшим.

Р.М.: Мама мне лет с четырех говорила: «Ты самый лучший. Но чтобы этому соответствовать, надо очень много трудиться, стараться, не стесняться, не бояться». Папа работал директором магазина, а мама занималась мною и очень волновалась из-за моих проблем с речью. Но ей удалось из ребенка с такими особенностями сделать вполне успешного человека. Она, можно сказать, провела со мной основную психологическую работу. Поэтому для меня соперничества не существовало. Как только я поступил, сразу же стал лучшим – у меня такая установка была. Не только в этом дело, конечно: поступить просто, а вот проучиться все пять лет, не уступая первого места, очень тяжело. Но у меня получилось, и я окончил школу-студию с красным дипломом.

БАКУ: Какие у вас были взаимоотношения в классе? Вот балетные артисты рассказывают всякие ужасы про конкуренцию в училищах…

Р.М.: Нет, у нас такого не было. Нас воспитывали в духе, что мы именно ансамбль. Слово ensemble переводится как «все вместе». Лучший ты или не лучший, но ты часть коллектива. Такая идеология была создана еще Игорем Моисеевым, она присутствует и в школе-студии: дух семьи, один ансамбль, все друг за друга. Даже сейчас, хоть я и ушел из ансамбля, скучаю по коллегам. С некоторыми я 20 лет протанцевал бок о бок, среди них есть настоящие друзья. Дух коллективизма у нас превалирует, поэтому зависти нет. Кроме того, я сам человек очень независтливый, добрый, всем помогаю, подсказываю. Как я отношусь к людям, так и они мне обратно транслируют.

БАКУ: Вы окончили школу в 2007-м, а в конце года умер Игорь Моисеев. Довелось ли вам встретиться с легендарным хореографом?

Р.М.: Конечно. Он ведь ходил к нам на репетиции и экзамены. Школа базируется в Концертном зале имени Чайковского, там же ансамбль работает, у них одни и те же педагоги, потому что основное правило – «из ног в ноги, из рук в руки». Кроме того – я же говорил, что люблю быть в центре внимания? – я запомнил, в какое примерно время Игорь Моисеев выходил из зала Чайковского, всегда ждал его на выходе – на улице или внутри – и, когда он шел, делал поклон. В какой-то момент он меня запомнил и спросил: «Мальчик, а ты откуда?» – «Я учусь в школе-студии». Он сказал мне несколько добрых напутственных слов.

Когда Игорь Александрович пришел к нам на экзамен, я стоял по центру, прямо напротив него, и он иногда показывал на меня пальцем – наверное, я вызывал у него какие-то эмоции. Я его немножко застал даже в ансамбле, потому что был принят туда как один из лучших учеников еще в 2005 году, до окончания школы.

БАКУ: Какие танцы из огромного репертуара ансамбля у вас были самыми любимыми?

Р.М.: Прежде всего калмыцкий, мой коронный номер. Калмыки буддисты, и в танце очень много знаков, символов. Я станцевал его уже через год после прихода в ансамбль. На сцене всего три человека: по центру я – «орел», и рядом два «охотника». Исполнители не улыбаются, а когда артист не улыбается, зрителю кажется, что он безэмоциональный. Но мне было важно этот номер наполнить собой, и я с первого до последнего дня танцевал его будто в первый раз. Мы не меняем хореографию – мы именно наполняем ее собой, и я все время что-то искал: какие-то новые краски, новые эмоции. Поэтому то, как я его исполнял в 2008 году и в последнее время, конечно, небо и земля. «Калмыки» обычно выходят из-за кулис в тишине и проходят восемь шагов вперед: считается, что, если публика тут начинает аплодировать, это дорогого стоит. Мы смогли добиться того, что все начинали аплодировать, как только открывался занавес.

Второй мой любимый танец – узбекский. Я очень долго его учил, все не хотел выпускать на сцену, но так случилось, что в 2014 году я девять месяцев пробыл на больничном. А когда вышел, надо было вернуться на сцену, доказать, что я в форме и ничего не растерял. Примерно за полгода я подготовил этот узбекский номер с блюдом. Он актерский, цирковой: надо тарелку держать на лбу, поднять ее ногами и чтобы она прокатилась по спине вниз, потом наверх – обратно на тюбетейку.

И еще любимый номер – аргентинский гаучо. К этому танцу я стремился очень долго, премьера была в 2012 году в Марселе. Но из-за того, что я был еще молодой, неопытный (мне было чуть больше 20), а этот танец представляет суровый мужской образ – такой солидный, зрелый пастух, – премьера была очень неудачной в эмоциональном плане. Через четыре года я заново подготовил номер, и вот тогда он стал одной из моих визитных карточек. Теперь многие меня узнают по «калмыкам», по «гаучо» и по танцу с блюдом. Но все же моя душа – это «калмыки». Мне важно, что и настоящие калмыки его ценят: девять лет назад мне присвоили почетное звание «Заслуженный артист Республики Калмыкия». Почетное звание «Заслуженный артист Российской Федерации» я получил только в 2017 году.

БАКУ: Теперь, оставив ансамбль, вы сосредоточились на фигурном катании. С кем из спортсменов работаете?

Р.М.: С одиночниками Сашей Самариным и Марком Кондратюком и с большой группой фигуристов из ЦСКА. Плюс я работаю в команде Нины Михайловны Мозер (парное катание) – там у нас и юниорские, и взрослые пары, очень хорошие, надо сказать. С июля начал сотрудничать с танцевальной парой Екатериной Кузнецовой и Александром Колосовским, которые представляют на льду Азербайджан.

БАКУ: В чем состоит работа хореографа в фигурном катании?

Р.М.: Моя задача – «раскрасить» программу, которую создал постановщик. Представьте, что это черно-белая картинка, а я добавляю в нее цвета. Расставляю акценты, обращаю внимание на руки, могу внести новые шаги, колоритные связки, которые подходят постановке по смыслу. И конечно же, я наполняю персонажей эмоционально. Прежде чем приступаю к работе, всегда задаю фигуристам один вопрос: «Кто вы в этой программе?» Музыка может быть очень разной – современной, классической, народной, – но она всегда содержит историю. Нельзя под Первый концерт Чайковского поставить историю про любовь, потому что музыка говорит совершенно другое. Нельзя под «Реквием» Моцарта поставить сказку. Я наполняю программу смыслом и идеей.

Например, у Романа Плешкова с Алиной Пепелевой была программа, где она – муза, а он – творец. Я им объяснял: «Ты его вдохновляешь, чтобы он творил и создавал». Моя задача – сделать программу фигурного катания артистически наполненным произведением. Плюс я занимаюсь с фигуристами в зале: классический и народный танец, актерское мастерство, импровизация. Моя задача – раскрепостить, раскрыть ребят, чтобы они были не просто спортсменами, но и артистами.

БАКУ: Вы смотрите выступления фигуристов, с которыми работаете?

Р.М.: Конечно! И кричу на них, и ругаюсь в телефон, если не могу присутствовать на катке. Я очень эмоциональный, очень страстно реагирую, если у них что-нибудь не получается.

БАКУ: А случалось ли так, что было очевидно: ваших подопечных засудили?

Р.М.: Нет. Это такой спорт – в нем видно всё, как на лакмусовой бумажке.

БАКУ: В прошлом году вас пригласили в жюри телешоу «Большие и маленькие», где иногда участвуют совсем маленькие дети. Сейчас снимается новый сезон. Как вам кажется, насколько эти состязания важны для юных артистов?

Р.М.: Детям очень нравится. Они не зажимаются, а наоборот, расслабляются при виде камеры. С ними работают гримеры, стилисты, осветители выставляют красивый свет, атмосфера в павильоне очень добрая. Так что участники довольны и счастливы.

БАКУ: Бывает ли вам жалко кого-то из конкурсантов?

Р.М.: Нет, жалость – плохое чувство, я никого из артистов никогда не жалею. Они не нуждаются в этом, потому что на передачу выбирают самых ярких, технически подготовленных, талантливых. Жюри их всех поддерживает, и если мы озвучиваем какие-то замечания, то только с добрыми пожеланиями. Мы всегда говорим, как приятно, что в стране так много талантливых детей. Я никогда не поверил бы, что в четыре года можно прекрасно танцевать, но в этом году одна маленькая балеринка доказала нам, что можно, и еще как! Проект телеканала «Культура», по-моему, делает очень важную вещь: с экрана телевизора популяризирует детскую самодеятельность, развивает детское творчество.

БАКУ: А теперь давайте вернемся к истокам. Какая у вас первая ассоциация со словом «Баку»?

Р.М.: Баку – это, наверное, папа. И многочисленные родственники. Папа родился в Нагорном Карабахе, в селе Горадиз Физулинского района. Во время недавней войны он ужасно переживал и, когда освободили Физули, даже заплакал от радости. Я впервые попал в Баку, когда мне было всего два года, и потом уже только в 18, вместе с папой. Мы поехали дней на 20 и почти каждый день были в гостях у разных родственников: то плов, то шашлык, то долма, то что-нибудь еще. Ездили в деревню, в горы – у меня был такой большой трип по Азербайджану. Но самого города я почти не видел и понял, что так ездить в Баку не хочу. Спустя несколько лет стал летать туда «подпольно», сообщал, что приезжаю, только двоюродному брату Эльшану. Даже папе о своих планах не рассказывал, потому что если бы он узнал, то тут же все родственники были бы в курсе.

Я летал в Баку в 2012-м, 2017-м и еще раз в 2018 году, с гастролями ансамбля Игоря Моисеева. У меня есть товарищи в Бакинской академии хореографии и в Государственном ансамбле Азербайджана, они меня встречали, и мы гуляли по городу, по Ичери шехер. Я забирался на Девичью башню, ходил в Музей Гейдара Алиева, в Театр кукол, в музей живописи, торговался на базаре – мне очень хотелось ощутить себя жителем этого города. Кстати, родственники все равно как-то узнавали, что я в Баку. В последнее утро перед отлетом в Москву ко мне обычно приходил Эльшан и говорил, что мы должны всех уважить. И мы весь день ездили с визитами вежливости.

Раньше я такой связи с Баку не чувствовал, потому что родился и жил в Москве. Но примерно лет десять назад стал понимать, что я азербайджанец, и очень горжусь этим. Я хочу снова летать в Баку, но пока из-за пандемии не удается. Очень надеюсь, что получится появиться в Академии хореографии с моим мастер-классом. Мне важно делиться мастерством и опытом с соотечественниками. Пусть я живу в Москве, но именем своим славлю Азербайджан.

Фото: Даша Ястребова