В Советском Союзе должность мэра официально появилась на излете перестройки. В Баку же с конца 1960-х был свой мэр – Алиш Лемберанский, имя которого сегодня не произносят без эпитета «легендарный». Мэром, на западный манер, его нарекли иностранцы, впечатленные красотой азербайджанской столицы и ее прогрессивным градоначальником. Определение пошло в народ и закрепилось за Лемберанским как высшее признание всего, что он сделал для Баку и бакинцев.

У старшего поколения бакинцев имя Алиша Джамилевича Лемберанского неизменно вызывает теплые воспоминания и добрую улыбку. Обаятельный, деликатный, остроумный, с изысканным вкусом, он гармонизировал пространство вокруг себя, реконструировал и модернизировал город. Баку был смыслом его жизни, и в памяти людей он остался строителем и созидателем.

В разные годы Алиш Лемберанский занимал разные высокие посты, при этом оставаясь бескорыстным и отзывчивым человеком без капли чиновничьего высокомерия, вальяжности и амбиций. Он умел слушать и слышать, был прост, открыт и сдержан, легко заражал окружающих своей энергией и преданностью делу. Горожане до сих пор помнят его пешие рейды по улицам города, когда, следя за порядком и чистотой, он мог собственноручно поправить перевернувшуюся урну; не забыли они и видавший виды вагончик, кочующий от стройки к стройке, – его передвижной кабинет. Алиша Лемберанского называли прирожденным хозяйственником, хотя в молодости он готовил себя совсем для другого поприща.

10 мая 1914 года в селе Лембеpан Агдамского уезда у известного хирурга-травматолога профессора Джамиля Лемберанского родился сын Алиш. Отец окончил медицинский факультет Императорского университета святого Владимира в Киеве. По сравнению с другими детьми – братом Фирузом, сестрами Саидой и Сафурой – Алиш рос самым спокойным. Он был очень серьезным, скромным, даже застенчивым, хорошо учился. После школы поступил в Азербайджанский индустриальный институт на нефтетехнологический факультет. 

В 1936 году сразу после получения диплома устроился рабочим в цех одного из нефтеперерабатывающих заводов. Подающего надежды выпускника загрузили работой выше головы: квалифицированных кадров не хватало. В 1937 году юный инженер стал помощником начальника цеха, в 1938-м – заместителем начальника, а в 1939-м – старшим инженером завода.

В том же году он был мобилизован в Красную армию, в 1941-м вернулся на завод и работал сначала старшим, а потом главным инженером. С этой должности 22 июня Алиш и ушел на фронт. Служил начальником инженерной службы полка, получил несколько орденов и медалей. В 1943 году был тяжело ранен под Ростовом, его подобрали на поле боя, а потом эвакуировали в тыл.

В махачкалинском госпитале раненый офицер попросил врачей позвонить отцу. «Ваш сын лежит у нас в тяжелом состоянии, если сумеете, приезжайте», – услышал в трубке начальник кировабадского военного госпиталя Джамиль Лембеpанский. Под Махачкалой шли сражения, но, не обращая внимания на бомбы, Джамиль-бек прорвался в лазарет и забрал сына в Баку, где сам его прооперировал. На собственном сыне он впервые опробовал свое изобретение – специальный штифт, который должен был обеспечить правильное и быстрое срастание костей. Два пулевых осколка, застрявших в области сердца, врачи удалить не решились, и они остались с Алишем Лемберанским на всю жизнь.

Перевести дух после госпиталя не получилось. «Как сейчас помню: мне шесть лет, три часа ночи, стук в дверь. Входят какие-то странные люди, забирают отца неизвестно куда прямо на костылях», – рассказывает Рауф Лемберанский, старший сын Алиша Джамилевича. Оказалось, Миpджафаp Багиpов узнал, что старший инженер нефтезавода снова в городе. Первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана разговаривал с ним до утра: «Здесь тоже фронт, трудовой. Ты сейчас должен заняться выпуском высококачественного бензина, годного для авиации...»

«Только на рассвете отец позвонил маме Саре ханым, сказал, чтобы мы не волновались, что он снова приступил к работе, – продолжает Рауф Алишевич. – С первых дней войны большая часть нашей семьи была мобилизована: дедушка, обе тети, дядя. Дома остались только бабушка, мама и я с сестрой. Сказать, что в ту ночь мы переживали за отца, – ничего не сказать».

Шла война, бакинская нефть была продуктом стратегического назначения. Алишу не исполнилось и 30, когда ему начали доверять ответственные посты в системе нефтяной промышленности Азербайджана. Главным инженером его назначили в 27 лет, в 31 он уже был директором завода, затем стал управляющим Трестом бакинских нефтеперерабатывающих заводов, потом начальником объединения «Азнефтезаводы» и одновременно с 1954 года заместителем министра нефтеперерабатывающей промышленности.

«Отец трудился днем и ночью. Ему часто приходилось обходить завод на костылях, почти в кромешной темноте. Тогда рабочие решили облегчить ему передвижение и вмонтировали в костыли лампочки. Этими импровизированными фарами он и освещал себе путь», – продолжает Рауф Лемберанский.

В 1951 году Алиш Джамилевич с группой коллег был удостоен Сталинской премии СССР за создание нового образца моторного топлива для реактивных самолетов. Ему был назначен персональный оклад в размере пять тысяч рублей за подписью Сталина.

Возглавляя нефтяную отрасль в самые сложные для страны и республики годы, Алиш Джамилевич Лемберанский создавал комфортный быт для своих сотрудников: возводил удобные и благоустроенные по тем временам дома. Он построил один из первых закрытых плавательных бассейнов – красивый и оборудованный по последнему слову техники, с солярием, душевыми, гардеробными и спортивным залом. Тогда же появились Новобакинский нефтеперерабатывающий завод имени Ленина (позже – имени Гейдара Алиева) и железнодорожный Багировский мост, мощный и ажурный, с чугунными литыми перилами и лепниной.

Но главной его заботой было все-таки жилищное строительство. Зная об удручающих условиях, в которых вынуждены существовать нефтяники и их семьи, он не раз поднимал эту тему с высоких трибун. Руководство республики, признав, что проблему действительно нужно решать, предложило заняться этим самому Лемберанскому: в 1959 году ему поручили возглавить исполком Бакинского городского совета народных депутатов. Неутомимый человек, он с воодушевлением приступил к новому делу, став 21-м председателем Баксовета.

Алиш Джамилевич сотрудничал с лучшими азербайджанскими зодчими, наделяя индивидуальностью все, что строил. Из каждой командировки он привозил фотографии, зарисовки или идеи, которые реализовывал в любимом городе, адаптируя и стилизуя их с оглядкой на местный колорит. В общем, действовал в лучших традициях бакинских нефтепромышленников-благотворителей начала XX века, которые строили уникальные дома, ориентируясь на увиденные в Европе образцы высокой архитектуры, но блестяще вписывая их в национальный контекст.

Баку преображался очень органично. Горожане к сюрпризам мэра привыкали быстро и уже через несколько дней воспринимали их как вековую данность. А ведь на самом деле многое из того, что Лемберанский интегрировал в бакинскую среду, проходило под грифом «впервые в СССР».

Это с его легкой руки в городе появились стеклянные будки для милиции на особых постаментах, прототипы современных «лежачих полицейских» на дорогах, укрытия с удобными сиденьями на остановках городского транспорта, симпатичные урны через каждые 100 метров, разноцветные скамейки, фуникулер и пальмы на набережной. Пешеходную улицу Зевина (в прошлом Михайловскую, ныне Азиза Алиева) застелили большими бетонными плитами, вдоль нее открылись ресторанчики, напоминающие парижские. Говорят, что Никита Хрущев, увидев эту мостовую, пришел в бешенство: мол, вот куда утекают правительственные миллионы! Ироничные бакинцы потом долго называли эту красивейшую из улиц «Миллион за улыбку» – по ассоциации с модным в то время фильмом.

В Молоканском сквере поселились три грации, символизирующие Солнце, Воздух и Воду. Вытянулся, расширился и заметно изменился бульвар: один из укромных уголков Приморского парка превратился в маленькую Венецию с каналами, островками, кружевными мостиками и скользящими по водной глади гондолами. Прямо у самой кромки Каспия разместилось кафе «Жемчужина», также подсмотренное мэром где-то на другом конце земли. Бульвар позже признали одним из лучших в Европе. Как и Зеленый театр, аналогов которому на тот момент не было в мире.

Мэр «расковывал» город – улицы, дома, парки и скверы распрощались с железными оградами и решетками. Девичья башня предстала во всей красе, освободившись от закрывавших ее ветхих лачуг, покосившихся заборов и строительного хлама.

Деревянные фонарные столбы заменили на изящные конструкции из отслуживших заводских труб (пример модного сегодня ресайклинга), которые венчали красивые светильники по эскизам Алиша Джамилевича. За эти фонари, кстати, мэр получил нагоняй. Легкость, с которой Лемберанскому все удавалось, была кажущейся, почти по любому преобразованию в городском ландшафте приходилось ждать вердикта из Москвы. Например, решение вопроса, можно ли расширить улицу на один метр, принималось чуть ли не на уровне Политбюро ЦК КПСС. Но это не помешало Баку за семилетнюю эру Лемберанского расцвести и стать одним из самых привлекательных городов страны, куда привозили почетных гостей и иностранные делегации. Таким Алиш Джамилевич оставил Баку в 1966 году перед отъездом в Москву, где ему предложили должность заместителя начальника только что созданного Главного управления микробиологической промышленности.