Официальные источники сухо сообщают о развитых двусторонних отношениях Азербайджана с Израилем. Но у бакинцев, живущих сегодня в Тель-Авиве, Ашдоде, Хайфе, Беэр-Шеве, Араде, сохраняется столь тесная и живая связь с первой родиной, что отношения эти кажутся совсем семейными. Просто ехать к родным стало дольше.

Тофик Мирзоев

За свою профессиональную жизнь Тофик Мирзоев был музыкантом, режиссером и актером. И во всех трех областях достиг успеха, уместив менее чем в полвека три блестящие карьеры. Последние десять лет он живет в Араде, городе недалеко от Мертвого моря. А в Баку его до сих пор помнят как самого красивого и романтичного актера своего времени. «Это наш азербайджанский Ален Делон», – говорят здесь.

Рассказ о себе Тофик Мирзоев начал с рассказа о своей семье и родном Баку. Без этого, он считает, нет истории его жизни. Его папа Ибрагим Мирзоев в начале 1920-х годов был первым секретарем Агдамского района, одного из крупнейших промышленных районов Азербайджана. Каждый год он ездил в санаторий в Кисловодск и однажды встретил там будущую жену. «Они как-то сразу полюбили друг друга. Родители мамы, Илья Аронович и Рахиль Моисеевна, родом из Украины, много раз переезжали с одного места на другое и наконец оказались на Кавказе. Папа начал ходить в гости к маминым родителям, и когда настала пора уезжать, попросил маминой руки. Дедушка сказал ему: «Знаешь, Ибрагим, ты хочешь увезти мою дочку в другой город, а наша еврейская семья очень сплоченная. Но если ты приедешь на следующий год и повторишь эти слова, я отдам тебе дочь». Через год он вновь посватался. Так мама вышла замуж за моего папу и попала в Баку. А потом и вся ее семья туда переехала». 

В царской России Кавказ был одним из самых благоприятных мест для еврейских общин. Но даже на этом фоне Баку отличался толерантностью. Еврейское присутствие здесь насчитывает 13 веков. А с началом нефтяного бума в Баку начали съезжаться предприимчивые люди со всей Российской империи, да и со всего мира. В городе мирно сосуществовали мечети, русские православные храмы, греческая церковь, польский костел, немецкая кирха – и синагоги.

Ашкеназы начали селиться в Баку с 1810 года. В 1832-м был построен первый молитвенный дом, позже преобразованный в синагогу, затем открылась так называемая синагога ремесленников, а в начале XX века – Большая синагога. В пригороде Сабунчи с конца XIX века действовала синагога горских евреев, потом для нее было построено здание в центре города. Была отлажена и развивалась система образования: работали хедеры с преподаванием на идиш, еврейско-татском и грузинском языках; школа Талмуд-Тора с горскоеврейским отделением; еврейская гимназия, мужская и женская субботние школы для взрослых, школа для грузинских евреев. Действовали еврейская библиотека, литературно-музыкальный кружок, отделения Общества для распространения просвещения между евреями в России и Общества любителей еврейского языка и даже еврейский детский сад.

«Знаете, каким всегда был Баку? Прожив долгую жизнь и много чего повидав, я понял, что нет хороших и плохих национальностей, есть хорошие и плохие люди. Но не могу не сказать, что особенная черта бакинцев – удивительная толерантность. Один из крупнейших православных соборов – собор Александра Невского, который коммунисты разрушили в 1920-х годах, построил азербайджанский нефтепромышленник мусульманин Зейналабдин Тагиев. За это он получил звание генерала от Николая II. Город строили люди разных национальностей; они жили, работали, молились в своих храмах, создавали семьи. Считалось, что Баку – один из самых интернациональных и толерантных городов в мире. Думаю, так и было».

Свое первое образование – музыкальное – Тофик Мирзоев получил в Московской и Бакинской консерваториях. Играл на кларнете в Государственном симфоническом оркестре под управлением выдающегося дирижера Ниязи, увлекался джазом, работал в ансамбле с Муслимом Магомаевым, с которым близко дружил. А потом занялся режиссурой, тем более что по состоянию здоровья не мог больше играть на кларнете. Он окончил режиссерские курсы при Центральном телевидении в Москве и, вернувшись в Баку, создал около 15 телевизионных проектов: портреты выдающихся композиторов Кара Караева, Фикрета Амирова, Тофика Кулиева, незабвенного музыканта и дирижера Ниязи; фильмы «Песни Абшерона» об ансамбле «Гая», «Возрождение» с Муслимом Магомаевым, купленный потом несколькими европейскими телекомпаниями.

Актером Мирзоев стал случайно. Он не учился актерскому ремеслу, а на съемочную площадку пришел по просьбе друга и коллеги по дирекции музыкальных программ Арифа Бабаева, который снимал свой первый игровой фильм «Последняя ночь детства». Дебютантами были и режиссер, и исполнитель роли главного злодея Тофик Мирзоев, и автор сценария Максуд Ибрагимбеков... Теперь Ариф Бабаев – признанный мастер художественного кино, Максуд Ибрагимбеков стал известным сценаристом, а Тофик Мирзоев снялся еще в 35 фильмах, преимущественно в главных ролях.

«Думаю, успеху в кино я обязан прежде всего своей фактуре. Но снимался я много и на «Мосфильме», где работал восемь лет, и на киностудии им. Довженко, и даже на «Беларусьфильме». Я работал с выдающимися актерами Вячеславом Тихоновым, Евгением Матвеевым, Олегом Жаковым, Юрием Толубеевым, и это было счастливое время».

Теймур Мирзоев

Теймур Мирзоев, Ариф Гаджиев, Лев Елисаветский и Рауф Бабаев – великолепная четверка собралась вместе в 1956 году, пела на английском языке и называлась «Бакинский квартет». Это был первый джазовый вокальный квартет во всем Советском Союзе. Они выступали так ярко, темпераментно, зажигательно, так чисто пели и так профессионально играли, что стали ярчайшими звездами азербайджанской эстрады. Но для того чтобы засиять над всей советской страной, нужно было добавить в репертуар национального колорита. Так в 1961 году, перед большими гастролями по СССР появился ансамбль «Гая». Квартет начал исполнять азербайджанские песни в джазовой обработке – и вдруг стал основателем нового эстрадного направления.

«Я учился на дирижерско-хоровом факультете в Музыкальном училище имени Асафа Зейналлы. Честно говоря, мне очень хотелось быть трубачом. У нас в городе в то время была популярна джазовая музыка, а джаз – это, конечно, в первую очередь духовые инструменты. Да и мой старший брат Тофик играл на кларнете. Однако папа был против – думаю, он заботился о моем здоровье. Но мне очень повезло. На хоровом были прекрасные педагоги, и благодаря им я увлекся хоровым пением. И все время, пока я пел в хоре, меня преследовало желание создать какой-нибудь маленький ансамбль».

И он его создал. Группа сразу понравилась народному артисту Азербайджана, дирижеру Государственного эстрадного оркестра АзССР Рауфу Гаджиеву, который пригласил их к себе работать. Выступления перед большой аудиторией и гастроли начались почти сразу. Репертуар ансамбля Мирзоев формировал лично. «Нет, мы не пытались быть, как «Битлз». Я все-таки хочу объяснить, чтобы вы поняли. В Баку все увлекались джазом, даже архитекторы играли джазовые пьесы. А музыканты играли джаз просто виртуозно. Было много блестящих музыкантов и несколько великих, например Вагиф Мустафа-заде, саксофонист Рустамбеков... Город всегда жил очень музыкальной жизнью. У нас были чуваки, чувихи и лабухи, и все мы встречались на Торговой».

По признанию Теймура Мирзоева, при создании квартета на него очень повлиял старший брат Тофик, да и вся атмосфера их музыкальной семьи. Домой приходили друзья, вместе они слушали трофейный радиоприемник, ловили западные радиостанции, мама готовила чай. «Мы жили музыкой: или выступали, или репетировали. Очень много репетировали. Надо отдать должное моим коллегам: мы из себя все соки выжимали, каждый аккорд доводили до совершенства. Тетя Шура, дежурная в филармонии, приносила чай и жалела нас: «Зачем вы, Теймурчик, ребят мучаете?». Мы это делали не для наград. Просто хотелось очень хорошего звука».

Но награды, конечно, были. Первое место на I Всесоюзном конкурсе советской песни в 1966 году, золотая медаль на Международном фестивале молодежи и студентов в Болгарии в 1968-м, звание лучшего вокального квартета Советского Союза... Многочисленные гастроли, работа с такими признанными коллективами, как оркестры Леонида Утесова и Олега Лундстрема и биг-бенд Вадима Людвиковского; миллионные тиражи пластинок на фирме «Мелодия», выступления на Центральном телевидении и документальные фильмы... Их песни слушали более чем в 40 странах мира. Глядя на Теймура Мирзоева, невозможно представить, что он может быть жестким руководителем, репетирующим со своей группой на пределе сил. Весельчак и балагур, он и сейчас в центре внимания: семья, друзья... Скорее всего, жестким руководителем он никогда и не был. Как иначе объяснить такую долгую жизнь коллектива и его огромную популярность на протяжении нескольких десятилетий.

Однажды Юлий Гусман, в те времена капитан бакинской команды КВН, попросил Теймура Мирзоева поучаствовать в шутке: «На сцену выедет машина ГАИ, а в ней будет сидеть квартет «Гая». Популярность ансамбля была такой огромной, что каламбур поняла вся страна. Мирзоев был руководителем и солистом группы.

Мирон Фель и Эльмира Назирова

Эльмира Назирова – вундеркинд. В 6 лет она сочинила свою первую музыкальную пьесу, в 10 играла с симфоническим оркестром Первый концерт Бетховена, в 14 лет стала членом Союза композиторов Азербайджана, в 18 училась в Московской консерватории сразу в двух классах: у Дмитрия Шостаковича и профессора Якова Зака. Но доучиться не смогла, вмешался Мирон Фель.

Они были знакомы несколько лет, в Баку встречались на концертах в филармонии. Никаких нежных чувств друг к другу не испытывали, просто иногда общались. Однажды встретились, и она ему рассказала, что едет в Москву поступать в консерваторию. А он попросил московский адрес и обещание, что если он когда-нибудь в Москву приедет, то она его на вокзале встретит. Она, конечно, обещала. Он прислал телеграмму. Она собралась его встречать, но проспала. Но и поезд опоздал на два часа, так что она все-таки пришла на вокзал и они все-таки встретились. И почти сразу поженились.

Такова версия Эльмиры Назировой. Мирон Фель рассказывает свою: о том, как сразу влюбился, увидев ее. И как в детском споре выиграл ее в «орел-решку». И как поехал в Москву именно к ней. И как прислал ей ту самую телеграмму. И как у него не было никаких сомнений в том, что она будет его женой. И как они просто поставили родных в известность о том, что поженились, не обращая внимания на негодование родственников с обеих сторон. Московскую консерваторию Назирова бросила из-за мужа и их маленькой дочери. Они вернулись в Баку, и доучивалась Эльмира ханым уже в Бакинской консерватории, где потом проработала 45 лет, создав знаменитую фортепианную школу Назировой. Она сочиняла музыку, концертировала и учила молодых музыкантов. Многие годы переписывалась с Дмитрием Шостаковичем. Ее имя в виде монограммы он даже включил в третью часть Десятой симфонии.

Рассуждая о главном секрете своей музыкальной школы, Эльмира ханым говорит о свободе. О том, как важно, добиваясь виртуозности исполнения, помочь музыканту стать свободным внутри.

«Хорошо, когда исполнитель сам сочиняет музыку и умеет импровизировать. Тогда у него совсем другое мышление, он и сочинения великих композиторов играет совершенно по-другому. Я считаю, что классическим музыкантам нужно обязательно играть джаз. Вот мы впервые в Баку сделали невероятную по тем временам вещь. У меня был очень талантливый ученик. Он давал концерты в консерватории: в первом отделении играл «Аппассионату» Бетховена, а во втором – джаз. Свободных мест на этих концертах никогда не было». 

Мирон Фель делал блестящую медицинскую карьеру. Врач-психиатр, своей главной темой он выбрал изучение и лечение депрессии. Ко времени их отъезда из охваченного смутой Баку 1990-х годов он был доктором наук, профессором, главным психиатром Минздрава Азербайджана.

Для жизни в Израиле они выбрали Хайфу – не в последнюю очередь потому, что Хайфская бухта оказалась очень похожей на бакинскую. Вскоре началась война в Персидском заливе. Психиатр Мирон Фель сразу начал работать по профессии – добровольцем гуманитарной организации «Джойнт», оказывая психологическую помощь русскоязычным репатриантам. После войны профессор Фель получил благодарность Мин¬здрава Израиля. Несмотря на окончание бомбежек, потребность в его знаниях не пропала, наоборот, стала еще острее: теперь новым переселенцам стало не на что списывать свои страхи. Но они всегда могли прийти со своими проблемами к Мирону Фелю. Он подтвердил свой медицинский диплом и научные звания и начал работать психотерапевтом в Центре здоровья новых репатриантов и в Управлении абсорбции Хайфы.

Эта пара всегда была среди людей. Профессор Фель не прекращал работать, уходя домой. Эльмира вспоминает, как еще в Баку у него был пациент, перенесший тяжелый стресс. Он не мог оставаться один и почти все время проводил в их доме. Даже нашел себе занятие – водил на прогулки их маленького сына Эльмара. Еще была женщина, потерявшая мужа. В итоге они взяли ее к себе помощницей по хозяйству, хотя домработниц в доме Эльмира ханым не очень любит, предпочитает все делать сама. Но это старая бакинская традиция – помогать, если можешь.

Рассказывая о главном средстве борьбы с депрессией, Мирон Иосифович говорит о любви.

«Лучшее средство в борьбе с депрессией – любовь. Человек должен любить себя, тогда он может любить и других. Депрессия – коварная и сложная болезнь. Люди, которые приходили ко мне, часто даже не понимали, что с ними происходит. В Израиль приехали тысячи прекрасно образованных талантливых людей, многого достигших на родине. И вот они оказались одни, без знания языка, со страхом перед будущим. Старые друзья, связи, работа – все осталось в прежней жизни. Они не могли радоваться. У них даже начинало что-то болеть внутри – и причиной тому могла быть депрессия».

Высококвалифицированный психиатр и нарколог, Мирон Фель считает, что для его пациентов важна не только психотерапевтическая помощь, но и создание благоприятных социальных условий, среды, где человек сможет всегда получить дружескую поддержку. А потому важной частью его жизни в Хайфе стала общественная деятельность. Он председатель совета общественных организаций Управления абсорции Хайфы, председатель совета старейшин Международной ассоциации «Азербайджан–Израиль» и бессменный председатель общества «Хайфа–Баку».

Первое собрание общества «Хайфа–Баку» они с Эльмирой провели в 1991-м, спустя всего полгода после приезда. Думали, что соберется человек 20–30, но на первую встречу пришли 150 человек. С того времени встречи стали регулярными, общество занялось организацией концертов, гастролей бакинских театров, творческих встреч. Потом появился клуб «Бакинское чаепитие», которое заседает первую среду каждого месяца. Эльмира ханым – хозяйка этих встреч. Люди приходят просто попить чаю и поговорить. И не только бакинцы, но и выходцы из других мест бывшего Советского Союза. Двери открыты для всех.

«Мы так много лет вместе, – говорит Эльмира, – что теперь Мирон довольно хорошо разбирается в музыке. А я немного понимаю в психиатрии».

В Хайфе сейчас живет около 500 семей из Азербайджана. В гости часто приезжают бакинцы из других городов Израиля. В самом начале общество организовало обмен письмами, чтобы поддержать соотечественников, многие из которых еще не выучили иврит и неуверенно чувствовали себя в новой стране. Любой, кто летел в Баку и обратно, вез с собой письма и приветы, а потом забирал ответы. Это давало новые поводы для встреч и делало каждого частью большой бакинской семьи, связанной общим прошлым.

«Мы все здесь, как говорится, одной крови. Я бакинец в третьем поколении: мой дед был солдатом николаевской армии, которому разрешили жить в Баку, 100 лет назад он открыл книжный и писчебумажный магазин в Балаханах. У Эльмиры семья с именем и традициями. Мы все бакинцы и очень любим родной город. Поддерживать наши традиции, рассказывать жителям Хайфы об Азербайджане, сохранять связь с земляками – все это и стало задачей общества «Хайфа–Баку». И главное – мы собираем людей для общения друг с другом. Это общение поддерживает каждого».

Михаил Теплицкий, Евгения Шарова и Александра Кон

Режиссер Михаил Теплицкий, актриса Евгения Шарова и директор Александра Кон работают в ашдодском театре «Контекст». Их совместная работа – результат общего бакинского прошлого.

Михаил Теплицкий уехал в Израиль сразу после окончания ВГИКа. Он играл в Камерном театре и театре «Габима», ставил пьесы на иврите, работал в Германии и Великобритании. К классической русской драме вернулся несколько лет назад благодаря созданной им «Актерской коллекции» и театру «Контекст». Он пытается построить репертуарный русский драматический театр, но говорит об этом не очень уверенно. Проработав год на этом поле, он все больше убеждается, что для классической русской драмы нужен классический русский зритель.

«Мы создаем театр русской драмы: пьесы на русском языке, актеры русскоязычные. Но, мне кажется, в России наш театр показался бы нерусским. Я однажды работал спектакль «Контрабас» на двух языках. Он с успехом прошел в Израиле, получил множество премий. На иврите он воспринимался как комедия, вернее, трагикомедия: смешной спектакль, печальный в конце. Когда в Москве я впервые его сыграл по-русски, выяснилось, что это трагедия. Так, во всяком случае, постановку воспринял московский зритель – а зритель очень многое определяет. В ивритской версии смеялись в тех местах, где русские плакали. Русский зритель – он более сложный».

Пока «Контекст» – это поиски направления.

Дочь известного бакинского актера Розовского, Александра Кон все детство провела за кулисами ТЮЗа и с той поры влюблена в театр и все, что с ним связано. «Контекст», возникший при финансовой поддержке ашдодского муниципалитета, родился исключительно благодаря огромной энергии Александры и ее страстному желанию поучаствовать в чем-нибудь театральном. Театр получился не сразу. Первый состав был похож скорее на коллектив художественной самодеятельности. И тогда Александра начала искать режиссера. С Теплицким ее познакомила актриса Евгения Шарова: когда-то они ходили в один драмкружок в ДК «26 бакинских комиссаров», который вел знаменитый на весь Баку педагог Семен Михайлович Штейнберг.

«Я родилась в семье заслуженного артиста Азербайджана Михаила Шарова. Была такая эстрадная пара: Шаров и Наджаров. Лет в 14 пришла в кружок, где мы и познакомились с Теплицким. Все мы – дети Штейнберга. Он был глобальным человеком! Глобальных мыслей и чувств. Он нас всех заразил театром». Потом Евгения поступила в Институт искусств на курсы народной артистки Азербайджана Шафиги Мамедовой. Окончив их, попала в труппу бакинского Театра русской драмы, где и работала вплоть до отъезда в Израиль. А в Израиле случайно встретилась на пробах со старым приятелем Теплицким. Потом была «Актерская коллекция» и спектакль «Город у моря».

«Это первый Мишин спектакль с нами, – рассказывает Евгения. – Говорят, что бакинцы – это национальность, и я абсолютно согласна. Нам, бакинцам, хорошо друг с другом. Во время работы иногда перекидываемся азербайджанскими фразами. У нас есть общий код: запахи моря, родного ветра… Мы понимаем, о чем говорим, даже когда не говорим».

Теплицкий пришел в «Контекст» год назад, вместе с основным составом и репертуаром «Актерской коллекции». Сейчас они играют три спектакля: «Неприличные истории», «Стулья» и «Квартет».

Год в этом театре – год экспериментов. Михаил вообще любит эксперименты. Например, для «Актерской коллекции» он ставил пьесу «Квартет» как камерную: играли в подвале для 40 зрителей, которые сидели на обычных стульях рядом со сценой.

«Там всего четыре актера: Павел Кравецкий, Инна Аксенова, Женя Шарова, Саша Штейнер. Блестящие актерские работы. И вдруг, когда в «Контексте» мы перенесли этот спектакль на большую сцену, он зазвучал иначе. С «Контекстом» происходит то, что я называю перерождением театра. Я с огромным удовольствием хожу по «подвалам», смотрю разные театры. Но как режиссер я люблю большую сцену. Большая сцена, средняя сцена, малая сцена – это три совершенно разных вида театра. И мне кажется, что в «Контексте» мы сейчас уходим с малой сцены в средний театр».

Леонид Пташка

Мы встретились в Ашдоде, небольшом городе недалеко от Тель-Авива. Через две недели здесь откроется джазовый фестиваль: музыканты из 14 стран дадут 18 концертов в течение двух дней. Пташка, участник множества фестивалей по всему миру, основатель и артистический директор Международного джазового фестиваля в Израиле, который 16 лет проходит в разных городах страны, этот свой проект называет сентиментальным.

«Я не продюсер, а музыкант, и этот фестиваль – совершенно не продюсерский проект. Выступить в Ашдоде я приглашаю друзей и тех исполнителей, чье творчество мне близко. Дюк Эллингтон, творчеству которого посвящен нынешний фестиваль, однажды сказал, что самая лучшая похвала, которую один музыкант может услышать от другого, это слова «Ты профессионал». Я приглашаю профессионалов. Конечно, они интересны публике. Но в первую очередь они мои друзья».

Своим домом Леонид Пташка сегодня называет Ашдод. А Баку – родной город, в котором он родился и начал заниматься музыкой. С Баку у него связаны совершенно особые воспоминания. Три года назад Леонид приезжал сюда на концерты и, увидев родной дом, заплакал.

«Я родился и вырос на улице Кецховели – не знаю, как она называется сейчас. Когда я оказался на этой маленькой улочке, слезы навернулись на глаза. Я увидел наш еврейский дворик и двери, которые когда-то красил папа. Ничего не изменилось. Хотя Баку, конечно, развивается и стал очень красивым городом, в том месте что-то заморозилось – во всяком случае, для меня, в моем мозгу».

Из Баку 16-летний Пташка уехал в Москву, в Государственный музыкально-педагогический институт им. Гнесиных, где учился в классе Игоря Бриля – впоследствии они создали фортепианный дуэт. А спустя шесть лет приехал на гастроли в родной город. Его первый альбом «Полет фантазии» вышел в 1984 году, автору было всего 20 лет. Впрочем, он рано начал. Фортепиано маленький Леня стал заниматься с четырехлетнего возраста, а с 14 выступал на профессиональной сцене. Обычно так бывает с детьми из музыкальных семей, но у Пташки семья была самая обычная. Как говорит он сам, мама и бабушка отдали его в музыкальную школу, чтобы не сойти с ума: Леня сломал несколько холодильников, потому что без устали ложками выбивал на них ритм. В магазинах игрушек он выбирал дудочки, маленькие и большие барабаны, а потом c энтузиазмом на всем этом играл. Бабушка умоляла мальчика купить машинку, но тот просил клавесин и детское пианино.

«У нас в семье никто не был музыкантом. Когда мама и бабушка увидели, что я схожу с ума по музыке, меня начали показывать специалистам, чтобы выяснить, что происходит с ребенком. Год меня водили по педагогам и врачам, а в пять лет я наконец пошел в музыкальную школу в класс педагога Левицкой».

По тем временам купить пианино было немногим проще, чем купить машину, но мама и бабушка сразу поверили в музыкальный талант своего чада и не жалели сил и средств, чтобы его развивать. Папа был настроен более скептически и даже обещал хранить картошку в пианино, привезенном в его отсутствие. Но позже именно отец впервые увлек восьмилетнего сына джазом, дав ему послушать пластинку Оскара Питерсона. Леонид Пташка хранит ее до сих пор.