В селе Кичик недалеко от Шеки живет школьный учитель Намизат Халидоглу Закарияев: учит детей, занимается садом и домом, принимает гостей. Но в этой его обыденной жизни есть особенные дни, когда Намизат садится за стол и пишет стихи – легкие и трогательные, как бабочки, красивые и тонкие, как восточные миниатюры.
В Азербайджане и России имя Намизата Закарияева малоизвестно: его знают как Годжу Халида, поэта и переводчика русских стихов. Почему он взял такой псевдоним – ведь «годжа» означает «старик»? Намизат улыбается: просто его всегда окружали люди в возрасте, и он разговаривал с ними как ровесник. Новое имя оказалось счастливым: именно под псевдонимом поэта пригласили в Союз писателей Азербайджана, как Годжа Халид он два года провел на Высших литературных курсах в Москве – но об этом чуть позже. А пока – о первых стихах.
Эти стихи созрели, когда Намизату было 18 лет и он учился на математическом факультете Бакинского университета. Стихи он посвятил любимой девушке, своей односельчанке. То была несчастная любовь, но такая красивая… После пробы пера юноша понял, что не хочет быть математиком. Он написал заявление об отчислении из университета и отправился в армию, причем семье об этом не сообщил – дома еще долго считали, что Намизат учится в Баку.
Судьба вела Намизата в литературу затейливой, но верной дорогой. В армии ему встретился прекрасный человек, подполковник Василий Пономаренко, который увлекался поэзией и сам писал стихи. Узнав в Намизате родственную душу, он принес ему книги русских поэтов; тогда будущий Годжа Халид впервые прочел произведения Юрия Кузнецова. Благодаря подполковнику Пономаренко Намизат вернулся из армии с единственным желанием: сейчас же поступить в Литературный институт. Вот только надо было на несколько дней заехать домой повидать родных.
Несколько дней растянулись на несколько лет: из Кичика Намизата не отпустила родня, вскоре парня женили, и началась у него будничная взрослая жизнь. Правда, филологическое образование он все же попытался получить – только не в Литературном институте, а на филологическом факультете Бакинского университета. На заочном отделении.
Кичик
В этом селе жили еще дальние предки Годжи. В 1930-х годах, во время коллективизации, почти всю семью расстреляли. Отец Годжи умер совсем молодым, в 28 лет. Годжу и его младшего брата воспитывали мама и бабушка. Он знает здесь каждый камень и почти каждого человека, хотя жителей в Кичике аж десять тысяч, и далеко не всегда здесь царит деревенская пастораль и тишина.
Но именно о родных местах и о своей связи с ними Годжа чаще всего пишет в стихах:
Мои стихи просты и неказисты. Быть может, их бессмертье ненадежно, Зато они по-своему душисты, И спутать их с другими невозможно. Мои стихи благоухают сеном.
Вернувшись в село, Годжа начал работать в колхозе, а вскоре друзья нашли для него должность некоего «культурного работника»: обязанностей мало, а свободного времени много – пиши стихи, дорогой, радуй нас своим творчеством! Потом его пригласили учителем литературы в сельскую школу. Эту работу Годжа обожает. Он дает ученикам все свои знания и эмоции, каждый его урок гораздо шире и интереснее стандартной школьной программы. Годжа привык к деревенской жизни, и только за столом в его доме у него рождаются стихи с ароматом сена.
Семинар
Еще в начале 1990-х Годжа перевел шесть стихотворений Юрия Кузнецова. Через некоторое время главный редактор журнала «Гянджлик» опубликовал эти переводы в своем издании, написал к ним аннотацию и послал экземпляр в Москву самому Кузнецову. В 1996-м Годжа приезжал по делам в Москву и позвонил Юрию Поликарповичу. Тот сразу вспомнил переводчика своих стихов: «Моя жена Батима Каукенова – казашка, она понимает азербайджанский язык. Ей очень понравились ваши переводы». И вдруг Кузнецов предложил Годже поучиться на Высших литературных курсах. «Но мои студенческие годы уже прошли, у меня семья, трое детей», – пытался протестовать Годжа, хотя именно такое предложение он больше всего хотел услышать от Кузнецова. Одним словом, 1 сентября 1997 года Годжа стал слушателем литературных курсов в Москве, занимался на семинаре Юрия Кузнецова. Учитель и ученик подружились, и Годжа бывал гостем в доме учителя.
«Юрий Поликарпович был требовательным человеком, но при этом очень демократичным. Он давал нам полную творческую свободу и преподал много важных жизненных уроков. В моей судьбе он сыграл важную роль: ведь благодаря его переводам мои произведения увидели свет в журнале «Юность». И теперь мои стихи издаются в русской печати с пометкой «Последние переводы Ю. Кузнецова», – рассказывает он об учителе.
Мост через бездну
Годжа перевел на азербайджанский язык стихи Тютчева, Фета, Есенина, Рубцова, Высоцкого и многих других поэтов, составляющих цвет русской культуры. Кстати, сначала Высоцкий ему не понравился. А потом случилось озарение, какое-то очень важное совпадение – и Годжа за месяц перевел сразу 36 его стихов.
Такое же озарение было, когда он приехал в Вологду, на родину Николая Рубцова (кто хочет понять поэта, должен побывать там, где он родился и жил, считает Годжа). Стоял 30-градусный мороз, дул ледяной ветер, но Годже было тепло – потому что он видел мир глазами своего любимого поэта, общался с его друзьями. К тому же Рубцов был «деревенщиком», человеком земли, как и Годжа, – еще одно важное совпадение.
Свои легкие стихи и изящные переводы Годжа пишет трудно, долго и тяжело – это большая работа. Но самая любимая. Он не замечает, как рождается вдохновение, – наверное, потому что оно все время с ним.
«Что для меня поэзия? Не только рифма. Это родина, мечты, бог, любовь к женщине, любовь к людям, красота жизни, азербайджанский язык – он самый мелодичный на свете, верные друзья, мама, история, цвет, моя внучка Лейла, смерть и жизнь. Весь мир. Что мне мешает писать стихи? Графомания! Она отравляет меня, как яд. Любая ложь и бесталанность – это графомания, и ее стало очень много в нашей жизни».
К сожалению, мода на стихи прошла. Молодые люди не читают их своим девушкам, и девушки не учат наизусть Цветаеву и Ахматову, как их мамы в свое время. Стихами не зачитываются в радостные и горькие моменты жизни. И вместе с культом поэзии, который царил у нас несколько десятилетий назад, кажется, исчезла какая-то важная опора этого мира – та, что отвечает за гармонию.
Но в селе Кичик Годжа Халид садится за свой письменный стол и переводит на азербайджанский язык русского поэта. И тянется тонкая ниточка, которая связывает две наши великие культуры. И еще ниточка, и еще. И налаживается связь, и мы становимся ближе друг к другу.
«Годжа перевел на азербайджанский язык стихи Тютчева, Фета, Есенина, Рубцова, Высоцкого»
Константин Паскаль
поэт, критик (г. Рязань)
«С нашим дорогим Годжой мы два года учились на Высших литературных курсах и жили в одном общежитии. Надо сказать, публика в Литинституте сложная: поэты друг друга недолюбливают и очень болезненно воспринимают чужой успех. А вот к Годже все относились очень тепло, потому что у него большое сердце, он настоящий донкихот. Годжа учился на семинаре Юрия Поликарповича Кузнецова. А это великий поэт – возможно, последний классик XX века, хоть и раскручен меньше Бродского. От желающих учиться у Кузнецова не было отбоя, но сам он приглашал на свой семинар всего одного-двух студентов в год. На нашем курсе таких было двое – Годжа и Коля Першин из Тамбова. Першина все ненавидели, потому что он мог прямо сказать: «Ты – графоман». А Годжу любили, хотя должны были ревновать к Кузнецову.
Как-то раз я повез Годжу в Константиново, на родину Сергея Есенина, одного из самых любимых его поэтов. Годжа подарил музею Есенина несколько раритетных изданий стихов Сергея Александровича в переводе азербайджанских поэтов. А потом мы поехали к моим родителям в деревню Федякино – это в трех километрах от Константинова. Мои отец и мать до сих пор со слезами вспоминают наш приезд – так им понравился Годжа.
Вот одна история, которая много может рассказать о Годже. Мой отец увлекается шахматами, и в доме полно книг на эту тему. Годжа увидел их и предложил: «Игорь Игоревич, давайте сыграем партию». Они церемонно сели за стол и с огромным азартом стали играть. Дело кончилось ничьей. А потом отец мне говорит: «Что-то я никак не пойму, почему ничья-то? Ведь у Годжи была выигрышная позиция!» То есть Годжа специально поддался моему папе, потому что, будучи в гостях, не мог расстроить хозяина дома, который еще и старше его. Так что хочу передать Годже (знаю, он оценит): «Друг мой, помни, в Федякине есть сердца, в которых ты остался навсегда!»
Когда два года обучения на Высших литературных курсах закончились, мы с друзьями решили сделать Годже сюрприз – издали книгу его стихов на русском языке «Дождь воспоминаний». Переводы делали знаменитый брянский поэт Владимир Сорочкин, Павел Ананичев (сейчас он секретарь Союза писателей России), я и сам Юрий Поликарпович Кузнецов».
Лола Звонарева
литературовед, искусствовед, критик
«Много лет назад я собралась писать книгу о Кузнецове и попросила Юрия Поликарповича разрешения посидеть у него на семинаре. Он сказал: «Приходите. Правда, нынешний курс у меня не очень сильный. Но есть и таланты».
Когда я пришла на занятие, ребята жестко критиковали стихи своего сокурсника, довольно слабого поэта. Тот чуть не плакал. Тут поднялся Годжа Халид и спокойно сказал: «Дорогой, это у тебя подстрочник, хороший такой подстрочник твоих чувств, мыслей. Тебе осталось сделать всего один рывок – и это станет поэзией». Вот это умение Годжи тонко почувствовать русское слово тогда очень меня подкупило. А Юрий Поликарпович мне признался, что из всего семинара только Годжа – состоявшийся большой поэт. Для меня было большой честью готовить к печати книжку Годжи «Дождь воспоминаний» и писать к ней предисловие. Книжка эта, кстати, получила несколько наград.
Еще один большой подарок судьбы я получила, когда Годжа пригласил меня с друзьями к себе на родину. Мы приехали в азербайджанскую глубинку с удивительными традициями, познакомились с семьей Годжи, выступали в школе, где он работает, и увидели, каким авторитетом он пользуется среди своих учеников, педагогов, друзей, какую уникальную атмосферу умеет создать вокруг себя.
Для нас, русских, любящих свою культуру, важен тот подвиг, который совершил Годжа в наше время. А он не только перевел на азербайджанский язык таких сложных поэтов, как Тютчев, Есенин, Высоцкий, Кузнецов, но и смог издать переводы в тяжелых условиях. Он превратил свою жизнь в хрустальный мост между двумя культурами – русской и азербайджанской. В наше время, когда все так непросто, когда то и дело вспыхивают конфликты, в том числе межэтнические, и люди перестают понимать друг друга, это огромная ответственность. И Годжа несет ее с большим достоинством».
Борис Лукин
поэт, лауреат Большой литературной премии РФ
«Однажды мы с Годжой собрались на рыбалку. Годжа подготовился основательно: он пришел даже наряднее, чем обычно – в галстуке, пиджаке и безупречных туфлях. В результате я в шорах карасей ловил, а Годжа ходил туда-сюда по берегу реки. Так продолжалось часа полтора, пока не приехал еще один рыбак на большом крутом джипе. Он был пьян и очень агрессивен. Первым делом он набросился на Годжу и послал его по известному адресу за то, что тот распугал всю рыбу. Годжа из его нападок мало что понял и миролюбиво переспрашивал: «Что ты сказал, дорогой?» Тут подоспел я, говорю пьяному: дескать, ты знаешь, кому сейчас нагрубил? Это же знаменитый азербайджанский поэт. Вот ты знаешь Есенина, Пушкина, Тютчева – а он их всех перевел с русского на азербайджанский. Тут агрессора словно подменили: он заулыбался, размяк, стал звать нас немедленно поехать выпить за знакомство…
Я вот что хочу этим сказать: культура дает людям возможность лучше понять друг друга, стать ближе, она выводит нас на одно общее духовное поле – а там врагов не бывает. И если мы будем переводить стихи, общаться, интересоваться друг другом – это спасет нас от войн».
«Он не замечает, как рождается вдохновение, – наверное, потому что оно все время с ним»