КультураЛейли Салаевой чуть за тридцать. Она пишет стихи на азербайджанском, английском и русском языках, выпускает книги, создает перформансы, саунд-арт и мультимедийные инсталляции вместе с современными художниками – и уверенно говорит, что хочет, чтобы мир узнал ее как азербайджанскую поэтессу.
Бакинка Лейли пишет стихи с детства, но признание получила не так давно. Ее книга для детей «Путешествие Дильбер и ее волшебной ложки» заняла второе место на XIII Международном конкурсе «Книжное искусство» СНГ в 2015 году, а сборник поэзии на английском языке Youtopia получил специальное упоминание на Лондонском книжном фестивале (2016). За последние годы она успела опубликовать еще два сборника – англо- и русскоязычный, активно печатается в литературных журналах Великобритании, Польши, Канады и США, участвует в совместных арт-проектах с художниками. Сегодня она член Союза писателей Азербайджана, поэтических обществ Великобритании и Америки.
БАКУ: Помните свое первое стихотворение?
ЛЕЙЛИ САЛАЕВА: Мне было десять лет, когда в Баку выпал сильный снег – для нашего города редкость. Меня впечатлило, что остановилось движение на дорогах, вся жизнь остановилась, и я написала стихотворение, которое на следующий день вызвалась прочитать на уроке географии. Не знаю, откуда во мне взялась эта смелость, я была застенчивым ребенком. Учительница тогда поставила мне пятерку. С ее ободрения всё и началось.
БАКУ: Родители вас поддерживали?
Л.С.: Они не препятствовали. Мама по-своему поддерживала, освобождая от домашних хлопот, позволяя запираться в комнате и проводить время наедине с собой. Для меня это было очень важно. Отец считал, что можно писать лучше, и, думаю, ожидал большего, чем я могла тогда дать. Однажды я показала свои стихи учительнице по русскому языку и литературе, но когда она начала говорить, что их нужно тут подправить, там подправить, я страшно разозлилась. Мне тогда казалось, что исправлять стихотворение нечестно, это все равно что переделывать эмоции. Сейчас я понимаю, что она учила меня мастерству и что со словами можно работать, сохраняя при этом искренность.
БАКУ: Люди часто спрашивают, можно ли научиться писать стихи?
Л.С.: Можно научиться технике, но этот навык будет упираться в особенности ума и души, в природные данные. Если они есть, то образование, конечно, поможет. С десяти лет я писала стихи на русском, потом на английском языках, выросла на русской литературе, а вот с западной была почти незнакома. Мне хотелось заполнить пустоту, поэтому я поступила на курс поэзии сначала в Лондонскую школу журналистики, потом в Пенсильванский университет. После этого стала понимать, например, разницу между западным и восточным человеком: первый живет настоящим моментом, и его поэзия нацелена на сиюминутное; второй часто погружен в себя, поэтому его поэзия направлена в глубь души. Обучение повлияло и на мое творчество: оно перестало довольствоваться рифмой и ритмом – современная поэзия ведь не об этом. Моя учительница в Лондоне громила меня каждый урок, но именно благодаря ее беспощадной критике мои стихи стали ярче в образности и метафорах.
БАКУ: В наше время поэты, даже те, кто часто выступает и публикуется, зарабатывают не стихами: среди них есть представители любых профессий, от программистов до стоматологов. Как вы к этому относитесь и сколько времени сами посвящаете литературе?
Л.С.: У меня тоже есть профессия. Я окончила Азербайджанский университет иностранных языков по специальности «английская лингвистика», позже получила МВА в области менеджмента, сейчас работаю в отделе охраны труда, занимаюсь производственной безопасностью и защитой окружающей среды. Я считаю, что, когда поэзия превращается в источник дохода, это убивает индивидуальность ее создателя. Потому что заработать можно только на том, что продается, а это не всегда совпадает с тем, о чем хочется говорить. Постоянная работа дает мне свободу в поэзии и самовыражении.
БАКУ: Помните момент, когда вы подумали: «Это – мое»?
Л.С.: В юности стихи были способом самовыражения, я делилась ими с близкими друзьями, с учителями, не более. А после рождения дочери решилась и выпустила первый поэтический сборник на английском Twelve Thirteen, который посвятила дочке. Эта книга многое изменила: я начала сотрудничать с художниками, а создание, чтение, изучение и обсуждение поэзии стало моим стабильным состоянием, моим средством взаимодействия с людьми и с жизнью. Потом была книга «Путешествие Дильбер и ее волшебной ложки». Я хотела заменить ею планшеты, с помощью которых родители развлекают детей во время еды. Она и написана для детей, и напечатана в форме планшета.
«Смысл поэзии в том, чтобы помочь другому человеку выразить то, что у него внутри»
БАКУ: Вы называете своей целью сделать поэзию более популярной. Как этого можно добиться?
Л.С.: Современная публика очень избалована, одними стихами ее удержать сложно. Поэтому я встала на путь коллаборации, то есть пишу для художественных проектов: это может быть перформанс, фотография, звуковая инсталляция, фильм. Например, участвуя в групповой выставке в галерее YAY Gallery, мы вместе с художницами Лейли Гафаровой и Фахрией Мамедовой исследовали тему женской скромности и – шире – равноправия полов. Готовясь к выставке, я читала рубаи азербайджанской поэтессы XII века Мехсети Гянджеви и обнаружила в них такие строки: «Под твоей челюстью я нашла сад, я хочу персики из этого сада». Выходит, она, единственная женщина в обществе поэтов-мужчин, могла быть и смелой, и открытой. Для другого проекта, предложенного фотографом Чинарой Меджидовой, мы создали видео, в котором подняли проблему вербального харассмента. Немногие понимают, что слова воздействуют на тело так же, как прикосновения. Мы попросили девушек вспомнить фразы, которые бросали им вслед мужчины на улице. На их основе я написала стихотворение.
БАКУ: Документальный материал нелегко превратить в поэтический.
Л.С.: Да, потому что он состоит из чужой речи, к тому же вульгарной, но у меня получилось найти в ней красоту. Помню одно выражение: «Я переверну тебя, как котлету». Я тогда подумала, что, наверное, этот мужчина любит котлеты и поэтому сравнил женщину с тем, что ему нравится. Здесь есть не только грязь и насилие, но и любовь. Текст заканчивался ситуацией, в которой мужчина последовал за девушкой, но, увидев, что она беременна, попросил прощения и отстал. В кадре стихотворение читают женщины, но так как они вспоминают чужую речь, зритель слышит мужской голос. Признаться, мы с трудом нашли тех, кто отважился произнести те стихи перед камерой, потому что в Азербайджане очень осторожно относятся к слову. Проект получился резонансным, его обсуждали на форумах: женщины говорили, что с ними такого никогда не случалось, мужчины – что они такого никогда не делали. Но внимание он привлек, потому что слова для стихотворения были взяты из жизни такими, какие они есть.
БАКУ: Вы выпустили две книги стихов на английском языке, одну – на русском. Выйдет ли сборник на азербайджанском?
Л.С.: Моя первая книга была написана на азербайджанском и английском, но она для детей. На родном языке я мыслю и говорю, но пишу в основном для проектов. Почему? Я уже сказала, что в азербайджанской культуре с давних пор принято осторожное обращение со словом. Наше общество шокируют ругательства, оно не готово слушать о сексуальности. Мехсети Гянджеви, например, подразумевала ее, а писала о персиках. По-английски и по-русски можно передать чувства прямо. Иногда во время выступлений я провоцирую зрителей, но не для того, чтобы привлечь внимание, а чтобы увидеть ответную реакцию. И когда я ее получаю, понимаю: смысл поэзии в том, чтобы помочь другому человеку выразить то, что у него внутри. Думаю, так же действуют современные художники – их работы тоже дарят эмоциональный опыт.
БАКУ: Вы относите себя к какой-то национальной культуре?
Л.С.: В последнее время я острее ощущаю принадлежность к азербайджанской культуре. Раньше, подобно многим людям из постсоветских стран, я относилась к ней критично, но это происходило из-за возраста и незнания. Чем глубже я ее узнавала, тем больше находила и возможностей для развития, и вдохновения для жизни в родной стране. Еще меня приводило в замешательство то, что не пишу на азербайджанском. Порой даже тормозила себя: «Ты не имеешь права писать об этой проблеме на чужом языке». Но потом поняла, что глупо ограничивать себя языком, потому что, по сути, он всего лишь инструмент. Тот же Низами писал на фарси, но мы его читаем и на азербайджанском, и на русском. Если мои стихи будут достойны, их переведут на другие языки и они станут доступными для всех. Поэтому я остаюсь азербайджанкой, где бы ни была и на каком бы языке ни писала, и мне хочется, чтобы меня знали во всем мире как поэта из своей страны.
БАКУ: Над чем сейчас работаете?
Л.С.: Над русскоязычным сборником «Затылок». Он был готов еще в феврале, но из-за карантина публикацию пришлось отложить. За это время я написала стихотворения, который считаю свидетельствами своего литературного взросления. Чаще всего получала вдохновение от общения с людьми, но, оставшись наедине с собой, создала цикл, посвященный нашему народу, его слабостям и его силе. И мне хочется, чтобы его прочитали те, кто придет после меня. Наверное, звучит громко и самонадеянно, но мне от этой мысли хорошо (смеется). Люди же, как только страх перед вирусом пройдет, снова потянутся друг к другу, потому что друг без друга не могут, и всё вернется на круги своя.
