Медведь, волк, джейран, орел и леопард – «большая пятерка» животных, популяции которых в Азербайджане находятся под угрозой исчезновения. Спасением этих видов занимается объединение IDEA – Международный диалог по охране окружающей среды. Название выбрано неслучайно: такой диалог очень нужен, ведь природа едина, и ее сохранение – дело всех государств. В поиске новых решений и идей основатель IDEA Лейла Алиева побывала в Центре изучения и охраны дикой природы Оксфорда WildCRU. Корреспондент журнала «Баку» поговорил с основателем WildCRU Дэвидом Макдональдом о том, как изучение поведения животных может помочь их спасти.

В июле прошлого года рухнул сайт Оксфордского университета – на него одновременно пытались зайти четыре миллиона человек. Виновницей нашествия стала подстраница, принадлежащая одному из исследовательских центров университета – WildCRU. Позже ректор назвал инцидент «самым крупным взаимодействием академического сообщества и широкой аудитории за более чем 1000 лет истории Оксфорда». Когда сайт починили, страница WildCRU стала принимать 50 000 новых посетителей в час, а создатель и директор центра профессор Дэвид Макдональд получил от журналистов 243 запроса на интервью.

Дело оказалось в том, что накануне в Зимбабве был убит объект его исследований – лев Сесил, на которого группа Макдональда еще в 2008 году повесила спутниковый ошейник. Зубной врач из американского города Блумингтона, застреливший льва на сафари, утверждал, что стал жертвой недобросовестных егерей: он был уверен, что охота легальна. Симпатии публики, разумеется, оказались на стороне льва, и сюжет обсуждал весь интернет.

В центре всемирного внимания оказался ученый, до того момента тихо изучавший, по каким причинам вымирают животные, где самые уязвимые места в их популяциях и от чего зависит восстановление численности. Если бы за спасение популяций давали Нобелевскую премию, как за медицинские открытия, Макдональд ее получил бы: одно из его открытий по спасительной силе сравнимо с пенициллином.

БАКУ: Случай со львом Сесилом вызвал беспрецедентный интерес и сочувствие. Вы были удивлены такой реакцией?

ДЭВИД МАКДОНАЛЬД: Удивлен и тронут. Знаете, на следующий день после убийства Сесила маленькая пиццерия в родном городе горе-охотника, Блумингтоне, объявила, что отдаст половину своей выручки WildCRU – чтобы люди во всем мире знали, что простым блумингтонцам не наплевать на львов.

БАКУ: По-моему, это первый случай в истории благотворительности, когда массовый поток пожертвований пошел не на зарплату охране национального парка и не на проведение лоббистских кампаний, а на финансирование наблюдений за животными. Это действительно так дорого?

Д.М.: Конечно. Пример: каждый изучаемый нами лев успевает за год отправить со своего ошейника на спутник сообщений на 500 фунтов. Не говоря о том, что сам ошейник стоит 1500 фунтов.

БАКУ: Ваши методы исследования высокотехнологичны и дороги, как в медицине. Как вы пришли к мысли, что в деле защиты природы нужен системный научный подход?

Д.М.: Действительно, я рассматриваю мою область исследований как родственную медицинской науке. Наш пациент – не конкретный лев, а вся популяция. Я рос в семье врачей в Эдинбурге. Ключевой интеллектуальной ценностью в этой среде была наука, доказательные исследования. Больше всего я любил гулять, играть с собаками и овцами, делать гипсовые слепки следов зверей, выхаживать птенцов-слетков. Потом я изучал в Оксфорде биологию, какое-то время думал стать ветеринаром. Но тогда, в конце 1960-х, впервые стало ясно, какими невероятными темпами вымирают животные и растения на планете. Врачи используют химию, физику, биохимию, чтобы бороться с болезнями; я начал чувствовать, что принесу больше пользы, если буду не просто лечить животных – потому что скоро некого будет лечить, – а попытаюсь использовать науку для их спасения. Изучить конкретные причины их вымирания и, точно поняв, что происходит, получить кардинальные рецепты спасения.

БАКУ: В 1960-е мало кто из ученых использовал подобный подход, но в последние десятилетия он быстро набрал популярность. Расскажите, как это происходило?

Д.М.: Да, во второй половине ХХ века в экологии произошли большие изменения. На смену талантливым натуралистам с биноклем, героям первых телефильмов о жизни ученых среди диких зверей (таким как Джой Адамсон, жившей со львами, или Джейн Гудолл, поселившейся среди шимпанзе), пришли ученые, которых интересовали статистика, четкие данные, строго доказанные факты и тщательно выверенные объяснения.

***

Макдональду повезло: он учился у нобелевского лауреата Нико Тинбергена, одного из пионеров науки о поведении животных – этологии (он получил премию вместе с Конрадом Лоренцом и Карлом Фришем, потому что тогда от этой области наук ожидали прорыва в психологии, изучении сознания и высших психических функций человека). Первая, еще аспирантская работа Макдональда нисколько не была связана с охраной диких зверей. Скорее наоборот: речь шла о защите людей от опасности, которую представляли чрезвычайно расплодившиеся лисицы.

***

БАКУ: Лиса – зверь с самым широким ареалом обитания в мире, и ему отнюдь не грозило вымирание. Но революционное открытие, которое вы сделали в 1970-х годах, положило конец конфликту интересов между человеком и конкретным видом и остановило масштабную бойню лисиц в Европе. Расскажите о нем.

Д.М.: Дело в том, что в послевоенные десятилетия численность лисиц стала бурно расти и от Англии до Дальнего Востока животное представляло постоянную угрозу как разносчик вируса бешенства. Болезнь уносила жизни сотен людей. Отстреливать лис в таких количествах было нереально, и их травили ядовитой приманкой. Но это приводило к парадоксальным последствиям. Всякий раз, когда начинали травить лисиц на какой-то территории, вирус, словно в отместку, немедленно заражал еще большее количество животных. Сильнее травишь – лис вроде бы меньше, но тут же возрастает их опасность!

БАКУ: И вы поняли, почему так происходит?

Д.М.: Да. Наблюдая за поведением меченых лисиц и подвергая наблюдения тщательному статистическому анализу, я подметил: когда погибает одно или несколько животных, в популяции начинается странное брожение. Большинство лисиц остается жить на прежнем месте, но обязательно возникает некое активное меньшинство, которое быстро переселяется, вступает в контакт с незнакомыми лисицами и заражает их. Вирусу это очень выгодно: получается, что как только его разносчику начинает грозить опасность, то повышается частота заражения.

БАКУ: Как вы решили проблему?

Д.М.: Я установил, что если класть в приманку не отраву, а вакцину от бешенства, то мы охватим нашим вмешательством столько же лисиц – около 10%. Но все эти 10% станут не катализатором эпизоотии, а наоборот, барьером: в этих животных уже не попадет вирус, и они не заразят остальных.

***

Когда мы говорим, что в Польше живет 100 000 лисиц, это вызывает образ бескрайней территории, на которой равномерно расселены некие длиннохвостые существа. Но если посмотреть на ситуацию глазами лисицы, эти сто тысяч – гигантский социум. Семьи, которые находятся в сложных отношениях с соседними семьями; одинокие молодые лисы, рыщущие в поисках самок; авантюристы и прохвосты, солидные бюргеры и менестрели. В тот момент, когда мы «пропалываем» популяцию, убивая несколько процентов животных, мы вносим хаос и беспорядок в сложившееся сообщество. Начитавшись «утренних газет» (запаховых сообщений, которые псовые оставляют, помечая деревья), лисицы приходят в движение: где-то пустует место главы семьи, где-то группа подростков осталась без родителей и бросилась врассыпную, где-то мать потеряла помет и ушла искать счастья подальше от норы… Новые контакты – новые заражения. Такое описание сложных последствий простого вмешательства Макдональд назвал «теорией пертурбации».

***

БАКУ: Как быстро вы смогли применить свое открытие к спасению конкретных видов животных?

Д.М.: Не сразу. Разумеется, защитив диссертацию, я понял, что хочу всю жизнь заниматься именно такой наукой. Стал искать работу – и обнаружил, что вакансии для меня просто не существует. Я нисколько не хотел становиться общественным активистом, но в университетах не существовало исследований по охране природы как самостоятельной дисциплины. Тогда я просто создал прецедент и после семи лет дипломатии, поиска денег и дискуссий с коллегами в 1986 году организовал первый в мире университетский исследовательский центр, нацеленный на научное изучение вымирания и восстановления популяций диких зверей, – WildCRU в Оксфорде.

***

Один из первых успешных кейсов в работе WildCRU похож на случай с лисицами как брат-близнец. Даже семейство то же – псовые. Редчайший, элегантный и загадочный длинноногий эфиопский шакал живет только на одном горном плато и почти совсем вымер, осталось около 400 особей. Макдональд взялся за его изучение в критический момент: крошечную популяцию охватила эпизоотия бешенства, способная в любой момент привести к окончательному вымиранию. Мало времени, мало ресурсов, переловить и привить всех животных невозможно – и Макдональд вспомнил про съедобную вакцину. Точное знание, где и как живут и чем питаются все семьи шакалов, дало точный алгоритм раздачи вакцины – и бешенство было побеждено. Следом пришла очередь львов.

***

БАКУ: Почему в Зимбабве стали вымирать львы?

Д.М.: Это было загадкой, с которой ко мне обратились опытные охотники. Вроде есть охраняемые территории, национальные парки, строгая квота отстрела – не более 60 особей в год. Все нормы соблюдаются – а львов меньше и меньше. Мы стали смотреть и поняли, что все сложнее, чем кажется. Дело в том, что львицы живут с львятами и подростками в прайдах, которыми руководят старые самки. А самцы львов образуют бродячие коалиции и курсируют между несколькими прайдами, причем приоритетный доступ к самкам у вожака, льва-доминанта, и, соответственно, большинство львят – его. Когда погибает крупный лев (а именно таких охотники считают наиболее достойным трофеем), начинается та самая пертурбация. Коалиция нарушается. Новый вожак убивает всех львят от старого, чтобы самки перестали с ними возиться и могли быстрее забеременеть. Остальные молодые львы разбредаются в поисках лучшей доли. При этом они нередко выходят за пределы охраняемой территории и начинают нападать на скот – и тут их убивают крестьяне. На основании тысяч часов наблюдений я вычислил: один убитый лев тащит за собой в могилу еще примерно двадцать.

***

Макдональд пришел к выводу, что главная угроза для льва – не ружье охотника, а крестьянский скот как непреодолимый соблазн. Лев, покинувший национальный парк, обречен на то, чтобы учуять запах коров, – и это для него приговор. Обороняя свой единственный источник существования, крестьяне убивают гораздо больше животных, чем охотники.

***

БАКУ: Крестьяне, спасая скот, убивают львов – и тут квоты не помогут. Что с этим делать?

Д.М.: Сегодня, вместо того чтобы убивать львов, крестьяне могут получить работу сторожа и фактически охранять львов, не давая им совершать «преступления». Такой сторож называется Длинный Щит. Ему дают крошечную, но все же зарплату (неслыханная в тех краях привилегия), мобильный телефон и вувузелу. Портрет Длинного Щита развешивают на всех столбах, чтобы все знали его в лицо. На львах – спутниковые ошейники. В тот момент, когда лев пересекает границу национального парка, его ошейник отправляет SMS всем Длинным Щитам в округе. Ближайший ко льву находит беглеца и прогоняет вувузелой обратно на охраняемую территорию.

***

Это только один пример из десятков практических разработок научной группы Макдональда. Система, которую разработал и внедрил в последние годы Дэвид и частью которой был ошейник на льве по кличке Сесил, – пример того, как научные открытия могут менять реальность. Наука – такая область, где до вопроса «что делать?» человек говорит себе: «Мы не знаем, как все устроено на самом деле. Нет простых и очевидных ответов. Я должен сформулировать гипотезу, проверить ее наблюдениями и подсчетами, провести эксперимент, разрушить все существующие представления, сформулировать новую гипотезу – и так, пока не получу точное знание». Это очень сложно, дорого и долго. Но только так можно получить по-настоящему действенное решение. Как с пенициллином.