Азербайджанское наследие ЮНЕСКО

Национальная идентичность – тонкая материя, которая соткана из нематериального: из музыки и шелеста шелковых платков, из сказаний народного эпоса и плотного ворса ковра, из аромата свежевыпеченного лаваша. Всё это непросто передать словами, но еще сложнее – физически сохранить в современном мире. Один из способов – включить эти и другие традиции в список всемирного нематериального наследия ЮНЕСКО. 

Фото: Алексей Пивоваров

В 1978 году ЮНЕСКО начало составлять список всемирного культурного наследия, целью которого было защитить самые великие произведения человечества. Этому предшествовала почти невероятная спасательная операция: в Египте велось строительство Асуанской плотины, из-за нее возникла угроза затопления комплекса храмов Абу-Симбел в верховьях Нила. Правительства Египта и Судана обратились в ЮНЕСКО с просьбой о помощи. ЮНЕСКО объявило сбор средств на спасение культовых сооружений древнеегипетской цивилизации, 50 государств внесли вклад, и великие храмы были бережно демонтированы, перевезены и собраны на новом месте. Дальше были проекты по сохранению лагуны Венеции, реставрации храмов Боробудур в Индонезии, руин Мохенджо-Даро в Пакистане – ни одна страна не смогла бы осилить столь масштабные мероприятия в одиночку.

Для принятия объекта в список культурного наследия он должен соответствовать одному из критериев: быть шедевром человеческого созидательного гения, служить уникальным примером цивилизации, которая существует или уже исчезла, быть выдающимся произведением архитектуры либо ландшафта, иллюстрирующим значимый период человеческой истории, или же особенно ярким примером традиционного сооружения.

Чуть позже, когда появился список природных объектов, их тоже было легко дефинировать: объект должен представлять собой природный феномен или пространство исключительной красоты и важности, быть памятником эволюции или прошлого истории Земли, символом происходящих изменений, представлять значительную естественную среду обитания для сохранения исчезающих видов исключительной с точки зрения науки ценности. Самым первым, предельно наглядным объектом, открывшим собой список природных объектов ЮНЕСКО, стали Галапагосские острова.

А потом возникла необходимость в списке нематериального культурного наследия – для того чтобы сохранить самые неосязаемые в человеческой истории вещи. Такие, что существуют только до тех пор, пока их кто-то помнит: обычаи и знания, обряды и праздники, ремесла и навыки, устные формы и исполнительские искусства, а также связанные со всем этим инструменты, артефакты, культурные пространства. Сегодня в этом списке 508 элементов из 122 стран. Среди них есть очень широко известные понятия, такие как средиземноморская диета, но гораздо больше традиций, о которых мы с большой вероятностью никогда бы не узнали: например, рисунки на песке народа Вануату, сбор дубровника на горе Озрен в Боснии и Герцеговине, проектирование китайских арочных мостов, нигерийское гадание ифа, кружевоплетение на коклюшках в Словении или игра на священном ксилофоне в Гвинее.

В Азербайджане подобных уникальных традиций – примет, из которых складывается самобытность нации, – всегда было много. Некоторые из них народ бережно передает из рук в руки уже много поколений и так проносит через века, другие в силу неумолимого хода времени становятся архаизмами и сохраняются лишь благодаря усилиям общественных организаций и энтузиастов. Но все они без исключения нуждаются в поддержке. Поскольку многие обычаи берут начало в те времена, когда политическая карта мира выглядела совсем иначе, некоторые заявки подаются сразу несколькими «правообладателями»: так, Азербайджан выдвинул на принятие в список искусство игры на кяманче совместно с Ираном, эпос о Деде Горгуде – совместно с Казахстаном и Турцией, культуру лаваша – совместно с Ираном, Казахстаном, Киргизией и Турцией, а Новруз – совместно с десятком других стран, где также отмечают праздник прихода весны (это Афганистан, Индия, Ирак, Иран, Казахстан, Киргизия, Пакистан, Таджикистан, Туркмения, Турция и Узбекистан).

Всего в список всемирного нематериального наследия ЮНЕСКО от Азербайджана сейчас включено 13 пунктов – 13 веских причин, по которым, кроме всего прочего, путешествие по земле огней становится незабываемым. Увиденные в дороге образы остаются в памяти ярче, чем любые фотографии. Вот на веревках между деревьями, как разноцветные паруса, развешаны шелковые платки – кялагаи, их только что окрасили в мастерской, старыми деревянными печатями проставили рисунки, и теперь дело за ветром – он то бережно разглаживает их, то безжалостно полощет, и только этот звук натягиваемых и раздуваемых ветром парусов раздается в безлюдных предгорьях села Баскал. Вот под звонкий стук тонких молоточков работают в мастерских Лагича медники – представители династий в восьмом и девятом поколениях. Вот готовится к выступлению шекинская команда по човгану: всадники так ловки и грациозны, что животное кажется продолжением человека – как будто нет ничего естественнее, чем играть в мяч верхом! И еще одно воспоминание: на старинный караван-сарай опускается вечер, зажжены факелы (какой век на дворе?), в центре двора перед журчащим фонтаном на пол брошен ковер, а на нем трио музыкантов – каждый играет на национальном инструменте, а один из них поет мугам, прикрыв глаза, не обращая никакого внимания на слушателей, словно говорит по душам с Богом.

…Что изменилось для всех этих «объектов» с момента принятия в почетный репрезентативный список ЮНЕСКО? Его цель – всё та же, что и в случае с природными и культурными достопримечательностями: рассказывать миру о них и об их важности, защищать и по возможности пытаться сохранить. Во всяком случае, шансов на выживание в современном мире у них теперь становится гораздо больше.

1. Ковры

Ковры в Азербайджане были во всех домах. Они сопровождали человека по жизни: заменяли собой мебель, на них сидели, ели, спали; ребенок делал первые шаги на ковре; ковер становился приданым для девушек, любимым рукоделием и работой для замужних женщин; на нем провожали в последний путь.

Когда в Баку создавался Музей ковра (к слову, один из лучших в мире), в старинных коврах не было недостатка, но все были очень истерты, потому что ими не любовались, а пользовались. Создание ковра во все времена было своеобразным «программированием», в его узоре не было ни одной случайной детали – сочетания цветов и элементов, символы и способы их изображения были уникальными для каждого региона, и сегодня опытный специалист считывает эту информацию как своеобразный QR-код. Мастерицы же, ткущие бакинские, гянджинские, ширванские, шемахинские, губинские, карабахские ковры, не знают всех этих премудростей, но передают сакральное знание безусильно, кончиками пальцев. Ковры, которые сегодня делают и на больших заводах, как «Азерхалча», и в небольших мастерских, определенно можно назвать квинтэссенцией народного искусства.

Фото: Дмитрий Лившиц

2. Човган

На азербайджанских землях испокон веков жили превосходные наездники. В свою спортивную игру они играли тоже на конях – состязание называлось «човган»: при помощи клюшек нужно было загнать мяч в ворота соперника. Игра считалась аристократической, в ней участвовали даже шахи. Археологи до сих пор продолжают находить свидетельства, проливающие свет на ее историю и правила: например, в местности Орен-Кала нашли сосуд XI века с изображением човгана. Игра упоминается в народном эпосе о Деде Горгуде и в поэме Низами «Хосров и Ширин». В очень похожую игру в Средние века играли на всей территории Центральной Азии, вплоть до Индии. Именно из Индии ее, как считается, привезли в Европу колонизаторы-англичане, и с несколько измененными правилами она превратилась в конное поло.

Во второй половине ХХ века човган начали возрождать в Азербайджане: сначала игры были показательными, потом стали настоящими соревнова­ниями. В стране проводится турнир на Кубок Президента. А когда в 2013-м в Баку проходил Кубок мира по конному поло, устроили показательный матч между сборной игроков в поло и азербай­джанской командой по човгану.

Фото: Эмиль Халилов

3. Кяманча. Изготовление кяманчи и игра на ней

Пронзительное пение кяманчи словно переносит в стародавние времена. Кяманча – родственница и ровесница понтийской лиры, популярного музыкального инструмента в Византийской империи; для нее и сегодня композиторы пишут пьесы и сольные партии в оркестровых произведениях. Она по-прежнему выглядит так, будто сошла со старинной гравюры: округлая шейка с крупными колками, дека из тонкой змеиной или рыбьей кожи (либо бычьего пузыря), три струны, смычок с конским волосом. Звучание кяманчи действительно похоже на пение, на плач; вместе с другими древними инструментами – дефне, сантуром, рике – она умеет создавать фон, на котором человеческий голос, кажется, воспаряет в небеса.

Фото: Sebastian Hänel

4. Тар. Изготовление тара и игра на нем

В сонме азербайджанских музыкальных инструментов тар занимает, пожалуй, главное место. Именно он считается символом народной музыки, ведущим солистом фольклорных коллективов и мугамных трио. В истории тара было несколько счастливых поворотов. Сначала в 1870-е известный азербайджанский тарист Садыхджан основательно усовершенствовал народный инструмент, увеличив количество струн от пяти до 11 и ладков до 17. Он же, кстати, первым начал играть на таре, прижимая его к груди, – ранее инструмент держали на коленях. Это позволило начать исполнять на таре гораздо более серьезные партии. Второй поворотный момент случился в 1930-е, когда советская власть развернула кампанию против национальных инструментов: деятели культуры тогда объ­единились в защиту именно тара, а благодаря композитору Узеиру Гаджибейли он был включен в состав нотного, оперного и симфонического оркестров, его начали преподавать в высших и средних музыкальных учебных заведениях.

Фото: Алексей Пивоваров

5. Яллы

Самая большая удача – увидеть спонтанный танец яллы на празднике в каком-нибудь нахчыванском селении: кто-то начинает отбивать ритм на барабане-нагаре, люди подтягиваются, собираются в хоровод, кладут руки друг другу на плечи… и танцуют, как много веков подряд танцевали их предки. Пляска, кажется, продолжается бесконечно, ритм становится всё более энергичным, людям не хочется останавливаться, танец превращается в игру – ведущий-мюршид показывает движения, и все танцоры синхронно повторяют за ним, а если кто вдруг ошибается, мюршид «наказывает» его и жестом показывает, что тот должен, например, поднять на плечо барана. Яллы – самый распространенный в истории азербайджанский групповой танец и последнее приобретение списка нематериального наследия ЮНЕСКО: включен в конце 2018 года.

Фото: Getty Images

6. Лаваш. Культура приготовления и преломления хлебной лепешки

На приготовление лаваша можно смотреть долго, как на огонь. В этом действии есть завораживающая магия: замешивают, раскатывают, затем в мгновение ока растянутый прямоугольник теста прилепляют к внутренней стене раскаленной печи-тандыра. Через несколько минут лаваш готов: корочка кое-где покрылась подпалинами, но тем восхитительнее аромат. Говорят, в запахе хлеба генетически заложена информация о детстве человечества, мы вспоминаем о нем каждый раз, когда отламываем кусок настоящего хлеба. Лаваш был внесен в список ЮНЕСКО совместно Азербайджаном, Ираном, Казахстаном, Киргизией и Турцией с формулировкой «культура приготовления и преломления хлебной лепешки». Этим преломленным лавашем в Азербайджане собирают с тарелки плов, вымакивают им оставшийся на дне глиняного горшочка суп пити, заворачивают в него люля-кебаб.

Фото: Дмитрий Лившиц

7. Долма

Долма – это не блюдо и не рецепт, а традиция («не дорога, а направление»), живущая в каждом доме и на любой кухне. «Каждый раз вносили двухаршинную доску, на которой стояли блюда с пловом, дольмой и т. д., второе блюдо дольма подавалось в двадцати видах…» – писал 200 лет назад секретарь русской миссии Карл Федорович Аделунг. Поездив по стране, попробовав ароматную долму – пахнущую тушеной бараниной, куркумой и корицей, травами и фруктами, тутовым дошабом и гранатовым наршарабом – на домашних кухнях, в придорожных кафе и дорогих ресторанах, вы узнаете, что сегодня ее сотни видов, притом ни один не противоречит традиции. Общий принцип – «долма» от слова «начинять» – усвоить легко, а оттачивать технику и, что еще важнее, интуицию можно всю жизнь. «Начиняют» в Азербай­джане практически всё, что можно себе вообразить: от виноградных, капустных, липовых, фисташковых, инжирных листьев до помидоров, перцев, яблок, айвы, лимонов, фейхоа и оливок.

Фото: Дмитрий Лившиц

8. Новруз

Новруз – самое нематериальное из всего списка нематериального наследия. Его не увидишь глазами, не потрогаешь руками, но эта древняя традиция встречи весны объединяет жителей всего Азербайджана, а также Афганистана, Индии, Ирака, Ирана, Казахстана, Киргизии, Пакистана, Таджикистана, Туркмении, Турции и Узбекистана.

К празднику, который начинается 21 марта, готовятся и стар и млад. Каждый стол украшает семени – пучок зеленеющей проросшей пшеницы, перевязанный красной лентой, а также хонча – большое блюдо с шекербурой, шор-гогалом и другими сластями. Многие наряжаются в национальные одежды, на улицах Баку – гуляния, игры и музыка. Но это лишь внешняя, самая видимая часть праздника. Корнями Новруз уходит так глубоко в прошлое, в зороастрийские и шумерские времена, что в долгом приготовлении к нему нет ничего случайного: любая мелочь имеет смысл, становится ритуалом и символом, маленьким шагом по направлению к весне. Готовиться к Новрузу начинают загодя, за четыре вторника, посвященных силам природы: первый – воде, второй – огню, третий – воздуху и ветру, последний – земле плодородной.

В этот месяц жизни разводят костры и прыгают через них, гадают, поминают предков, состязаются в силе, ходят в гости с дарами, готовят щедрый праздничный стол… Для каждого человека находится приятное занятие в ожидании весны, и тут воистину оказывается, что ожидание праздника лучше самого праздника. А огонь – вот они, зороастрийские корни! – будет освещать все эти дни: в виде зажженных свечей и факелов, костров и светильников, горящих в доме до утра, в обещание светлого года, ведь для азербайджанцев новый год наступает именно сейчас.

Фото: Дмитрий Лившиц

9. Ашуги

Исторический факт, который всегда рассказывают гостям города Гусара: когда в 1837 году здесь гостил поэт Лермонтов, его пригласили на горскую свадьбу, где он услышал пение ашуга Ахмеда, – именно этой встречей была вдохновлена сказка «Ашик-Кериб». Ашуги были народными сказителями. Аккомпанируя себе на сазе, они выступали в людных местах: на базарных площадях, в чайханах, караван-сараях. Чаще всего неграмотные, не имевшие образования, ашуги знали на память сложнейшие стихотворные произведения – до нескольких десятков старинных дастанов: народных сказок и преданий, поэм, любовных и восхваляющих песен. Кроме того, каждый сочинял и декламировал перед слушателями собственные произведения. Наиболее удивительными были состязания ашугов, на которые собирались участники со всех концов региона. С помощью жребия выбирали одного ашуга, который задавал мелодию и тему (чаще всего религиозную или философскую), а дальше каждый по очереди подхватывал и продолжал на свой лад. Или же ашуги состязались в поэтических загадках, на которые также нужно было ответить в стихотворной и музыкальной форме. Подобные турниры могли продолжаться неделями. Ашугское искусство, почти утерянное при СССР, начало возрождаться в Азербайджане в конце ХХ века.

Фото: Музей музыкальной культуры Азербайджана

10. Эпос о Деде Горгуде

Венцом устной народной поэзии считается эпос «Книга о моем Деде Горгуде на языке племени огузов», записанный примерно в XV веке на территории современного Азербайджана. (Эпос был предложен в список ЮНЕСКО Азербайджаном совместно с Казахстаном и Турцией.) Исследователи говорят, что сказания огузов гораздо древнее, чем их литературная обработка, и предполагают, что они появились в форме героических песен на пять-шесть веков раньше. Как раз в те времена огузы – тюркские племена, предки в том числе азербайджанцев, – расселились на берегах Каспия. Сам первоисточник сохранился в двух рукописях – дрезденской и ватиканской, первая записана на азербайджанском языке, вторая – на турецком. В эпосе мифы тесно переплетаются с историей – в нем есть и героизм, и повседневная жизнь, и поэтичный рассказ о людях. Всё это передает нам патриарх племени, белобородый Деде Горгуд – он приходит на помощь в трудную минуту, подбадривает, дает советы. Деде Горгуд, по мнению историков, не вымышленный персонаж, а некогда государственный деятель и дипломат – с веками он стал для азербайджанцев легендой, любимым носителем народной мудрости.

Фото: Музей музыкальной культуры Азербайджана

11. Мугам

«Пение мугамов у нас приравнено к молитве», – говорит Алим Гасымов, самый прославленный азербай­джанский ханенде. Многие столетия ханенде с гавалом в руках и два музыканта с таром и кяманчей – архетипическое мугамное трио – своим музыкальным сказанием, которое может продолжаться несколько часов без перерыва, сопровождают любое важное событие. Считается, что мугамное пение погружает слушателя в состояние, схожее с гипнозом, хотя слушать его бывает непросто: в мугаме сложные ритмы, модальная система непривычна современному слуху, в шкале из 48 тонов микроинтервалы меньше четверти тона. Но именно в мугаме настоящее знание азербайджанского народа, передаваемое из поколения в поколение. Значение его для азербайджанской культуры сложно переоценить, и сохранение его стало важной миссией задолго до того, как мугам вошел в список ЮНЕСКО. Чуть больше десяти лет назад по инициативе Фонда Гейдара Алиева, Министерства культуры и туризма и Союза композиторов Азербайджана начали проводить фестиваль мугама, который объединил весь мир исламской музыки. К первому конкурсу в 2008 году был построен международный Центр мугама. Ханенде начали выступать на важных событиях международного уровня – от «Евровидения» до церемонии открытия Европейских игр. Очень может быть, это сыграло не последнюю роль в том, что Запад так серьезно увлекся традиционной восточной музыкой.

Фото: Алексей Пивоваров

12. Лагич. Медное ремесло

Высокие кувшины с журавлиным горлышком, чаши для плова, украшенные филигранной узорчатой вязью, фитильные лампы с инкрустацией – в лавках при мастерских Лагича можно увидеть домашнюю утварь, которая принадлежит давно ушедшей эпохе. Снимая такой предмет с полки и сдувая пыль, никогда не знаешь, сделан он недавно или очень давно. В XIX веке, как записал этнограф Орест Евецкий, в этом небольшом селе в предгорьях Большого Кавказа, некогда отдельном княжестве, было под две сотни мастерских, в которых из листовой меди делали более 80 разновидностей шедевров, от тарелок и сосудов до сабель и кинжалов. Успех лагичских медников способствовал развитию других ремесел: на соседних улицах появились мастерские ювелиров и кузнецов, гравировщиков и скорняков. Медная посуда из Лагича попала в коллекции Эрмитажа и Лувра, в 1850 году мастер Мамед Кадыр получил награду на выставке произведений Закавказского края, еще больший успех имела лагичская коллекция на Всемирной выставке 1873 года в Вене. Прошло без малого 150 лет, но медники – правнуки тех самых медников – так и сидят в своих мастерских с молоточками, продолжают делать то, что любят и умеют лучше всего.

Фото: Андрей Бронников

13. Кялагаи

В стародавние времена кялагаи был у каждой азербайджанской женщины. В рисунке и цвете невесомого шелкового платка, как в орнаменте ковра, была зашифрована важная информация: откуда родом его обладательница, какого она происхождения, замужем ли… Разнообразие цветов и оттенков было невероятным, такое же многообразие узоров – тут и павлины, и солнце, и россыпи листьев, цветы, колосья, плоды граната и айвы… У каждого из мест, где делали кялагаи, – Шемаха, Гянджа, Карабах – был собственный стиль. На многие десятилетия ХХ века традиция кялагаи была почти забыта, но теперь ситуация меняется. Кялагаи возвращается в образ азербайджанских женщин в качестве фантастической красоты национального аксессуара. В небольших мастерских стараются придерживаться оригинальной технологии: белый шекинский шелк вываривают в краске в больших чанах, затем наносят рисунок печатями со смесью парафина и солидола, затем снова варят, чтобы закрепить краску и убрать лишнее.

Фото: Дмитрий Лившиц
Рекомендуем также прочитать
Подпишитесь на нашу рассылку

Первыми получайте свежие статьи от Журнала «Баку»